«Родители прислали очередное письмо. Надо бы наконец им ответить», — подумал он и неспешно побрёл к распакованным мешкам.

От письма сладко пахло духами, а почерк совсем не походил на мамин. Антонио мгновенно узнал руку того, кто начертал на письме его имя. «Розалина! — выдохнул он еле слышно. — Ей удалось написать мне и даже передать письмо!» Антонио раскрыл сложенный листок бумаги. Из письма с лёгким звоном что-то выпало на палубу. Антонио быстро нагнулся и поднял маленький золотой медальон. Под изящной крышечкой с изображением розы оказалась миниатюра с портретом Розалины. Антонио сжал в кулаке медальон и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Чуть в стороне стоял де Вилар. Он быстро отвернулся, но Антонио был уверен: за ним наблюдали.

Спустившись в каюту, он начал читать. Вряд ли у Розалины имелось много времени, чтобы написать письмо. Она писала: «Мне нечего тебе предложить, кроме своей любви. Я буду ждать тебя. Возвращайся скорее». Для Антонио эти несколько слов значили больше, чем целый роман. Он перечитывал их по несколько раз, не смея надеяться на взаимность. Медальон Антонио повесил на цепочку вместе с изображением Мадонны, которое ему подарила мать.

День, начавшийся так прекрасно, и закончился тоже куда как хорошо. Подобного подарка судьбы Антонио не ожидал. Очередная задержка Армады уже не казалась ему таким ужасным событием. Главное, его любила Розалина и обещала дождаться!

Антонио вышел на палубу. Небо стало совсем тёмным. Ветер норовил сорвать с головы шляпу и развевал полы одежды. Каракка жила своей жизнью, будто маленький городок. Шум не стихал. Герцог намеревался сняться с якоря, как только переменится ветер.

27 мая 1588 года

   — Поднять паруса! — снова пора сниматься с якоря. Снова оглушающий шум и топот босых ног, на галеасах и галерах снова вёсла опускаются что есть силы на воду, и брызги разлетаются во все стороны, окатывая тех, кто находится на нижней палубе, с ног до головы.

Вынужденное бездействие сменилось лихорадочным оживлением. Армада пыталась выстроиться и чётким строем следовать в заданном направлении. Ей бы надо идти правее, чтобы обогнуть Португалию, но чёртов ветер упорно гнал корабли влево, к Африке.

   — Вот же не задалось, — сетовали моряки, стараясь не обращать внимания на мешающихся под ногами вельмож, их многочисленных слуг, врачей и священников.

Где-то вдали маячил «Сан-Мартин» с освящённым знаменем, реющим на ветру. Вокруг — сплошь корабли, старающиеся догнать флагманское судно.

Антонио не верилось, что когда-нибудь они покинут устье реки Тижу и окажутся в Атлантическом океане. Армада топталась на месте. С одной стороны, корабли выдвинулись из порта Лиссабона, с другой, не прошли и мили в сторону Англии. Не хватало еды и питья, зато чего уж было на кораблях вдоволь, так это набитых битком рундуков донов. Вельможи щеголяли в расшитых камзолах, позвякивая тяжёлыми, золотыми цепями, свисавшими с шеи. На перстнях поблескивали драгоценные камни, доспехи были начищены так, что даже неласковое солнце отражалось в них, ослепляя глаза. Вино для моряков кисло в одних бочках, вино для вельмож набирало силу в других...

С герцогом путешествовало шестьдесят слуг, с доном Алонсо — сорок. Антонио спокойно обходился одним. При де Виларе тоже состоял один слуга. Зато какой! Антонио подобных ему и во сне не видал. Низкого роста мужичок, с такой смуглой кожей, что его можно было принять за тех нехристей, которые прибывали из Африки. Худощав — аж кости просвечивали, ноги кривые и кривой меч болтается сбоку. Штаны на слуге были шёлковые с диковинным рисунком и широкие, как у многих матросов. Следовал мужичок за де Виларом повсюду, поблескивая белоснежными зубами, которые он обнажал в хищной улыбке. Тонкие губы растягивались, словно он делал специальные упражнения. Глаза оставались холодными и бесстрастными.

Дон Алонсо томился в вынужденном безделье. Его назначение подразумевало вступление в должность уже при высадке на берег Англии. Пока оставалось лишь скрежетать зубами. Вечерами в каюте де Лейвы собиралась компания, обсуждавшая последние новости. Герцога ругали все кому не лень, считая его действия беспорядочными и непродуманными.

   — Такими темпами мы не достигнем Англии даже к осени, — ворчали доны, — погода не налаживается, корабли разбрасывает друг от друга. Нам будет трудно держаться вместе.

   — Выходить надо было раньше, — вступил де Лейва, — как получили благословение Господа нашего, так и надо было идти. Мы упустили время.

   — А герцог на одно способен, — Диего де Вальдес, командующий Кастильской армадой, был известен крутым нравом и с трудом скрываемой ненавистью к Медина-Сидонии, — он сидит у себя в каюте, деньги считает и пишет письма: королю и любимой жене. Каждый день пишет. На палубе его редко видят. Отдавать приказы герцог не любит. Сначала будет думать весь день, потом пару писем королю напишет и лишь затем отдаст приказ.

   — И то не всегда! — засмеялся кто-то. — Иногда неделю думает!

   — На море нельзя думать долго, — продолжал критиковать герцога де Вальдес, — пока мы выжидаем, матросов тоже кормить надо. Деньги, которые так любит подсчитывать герцог, текут сквозь пальцы.

В каюте на некоторое время установилась тишина. Её нарушал только звон бокалов, покашливание, да поскрипывание деревянных балок. Каракку слегка покачивало на волнах. К вечеру Армада вновь остановилась: ветер упорно не желал дуть в нужном направлении, пытаясь отогнать испанцев подальше от английских берегов. Ла-Манш был также далёк, как и в день благословения крестового похода.

Столы ломились от яств: вяленое мясо, свежий тунец, фрукты. Де Лейва запасся отменным вином. Гости с удовольствием дегустировали «Педро Хименез», отпивая часто, но по чуть-чуть, смакуя и понимая, что чем ближе к Ла-Маншу, тем меньше у них будет такой возможности. Вельможи запасались провиантом за свой счёт, и их питание разительно отличалось от того, чем кормили простых моряков и слуг.

«Эх, надо было брать всё, что матушка предлагала, — искренне пожалел о собственной непредусмотрительности Антонио, — подумал, истинному герою не пристало пировать во время военного похода. А есть-то хочется. Да и поход всё никак толком не начнётся».

30 мая 1588 года

Мыс Эшпишел. По-прежнему ветер гнал в сторону Африки. Усилия капитанов были тщетны. И если галеоны и галеасы ещё хоть как-то могли сопротивляться направлению, которое задавала погода, то небольшие корабли быстро шли противоположным запланированному курсом.

   — Не стоило уходить из Лиссабона, — ворчал де Лейва, — в лучшем случае мы просто потеряем время и в итоге вернёмся туда, откуда пришли.

   — А в худшем? — спросил Антонио, для которого худшее уже началось: его немилосердно укачивало. Мысли о еде больше не тревожили, съеденное накануне оказалось в море.

   — В худшем Армаду разбросает на большое расстояние, и мы ещё долго будем снова собираться все вместе. Хотя и это не худшее, — нахмурился дон Алонсо.

У Антонио не было сил задавать следующий вопрос — к горлу опять подкатила тошнота. Алонсо заговорил сам:

   — Господу Богу известно, что может произойти с нами. Его планы нам неведомы.

Слова эти напугали Антонио куда сильнее, чем усилившаяся качка. Он посмотрел на тёмное небо и прошептал слова молитвы.

1 июня 1588 года

Мыс Сан-Висенти. Новости, передававшиеся с корабля на корабль, не приносили успокоения. Король настаивал на продолжении похода. По всей Испании молились за успешный исход дела, но, видимо, помогало это так же мало, как и молитвы тех, кто находился на кораблях. Службы проходили по нескольку раз в день: священников на Армаде хватало. Герцог постоянно присылал указы следить за поведением членов экипажа. Но и без его указаний ни у кого не осталось сил ни играть, ни пить, ни начинать драки. Матросы давно ели то, что в принципе не годилось в пищу. Вода протухла, вино скисало в сырых бочках, превращаясь в уксус.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: