-Санта-Крус умер, — известие принесли в самый неподходящий момент. Филипп собирался пройти в часовенку, чтобы в очередной раз получить благословение Божье на крестовый морской поход против еретиков.

   — Умер? — переспросил король раздражённым голосом. Этого ещё не хватало. Затянувшиеся приготовления грозили затянуться намного дольше, чем он себе представлял.

   — Да, болел несколько дней и неожиданно поутру скончался.

   — Может, оно и к лучшему, — жёстко заключил Филипп, — если маркиз был так слаб здоровьем, то его кончина во время похода кончилась бы для Армады плачевно. Теперь по крайней мере становится понятно, почему он не смог подготовить флот. Слаб здоровьем! — короля даже, казалось, обрадовало найденное объяснение. — Ну что ж, он был достойным воином и славно послужил Испании, — Филипп перекрестился, — сейчас я подпишу указ о назначении нового командующего Армадой.

«...И получив известие о печальной кончине нашего верного поданного дона Альваро де Басана маркиза де Санта-Круса, мы оказываем Вам честь и назначаем командующим Армадой. В кратчайшие сроки следует привести флот в состояние полной готовности к выходу в море. Вам надлежит выехать в Лиссабон сразу же по получении данного письма. Все необходимые распоряжения уже отданы командующим армадами[3]. Вас ждут. Не медлите. Времени потеряно достаточно. В любой момент можете писать мне лично. Точнее, я вам приказываю отчитываться о каждом вашем шаге, продвигающем нас к общей цели...»

«Очень признателен за оказанную мне честь и был бы готов выехать в Лиссабон немедля. Но состояние здоровья не позволяет принять командование Армадой. С сожалением должен просить Ваше Величество освободить меня от этой почётной должности. Я не обладаю ни подобающими ей умениями и знаниями, ни надлежащим здоровьем. Ещё раз прошу меня извинить и назначить кого-либо другого, более подходящего для исполнения обязанностей, возложенных Вашем Величеством в связи с неожиданной смертью маркиза Санта-Круса. Остаюсь преданным...»

   — Он отказывается, — усмехнулся Филипп, — какой честный и благородный порыв! Только такой человек и должен стоять во главе подобного предприятия: скромный, достойный, не стремящийся к власти, а Божьей милостью наделённый правом командовать Армадой, — король оглядел присутствующих взглядом человека, полностью уверенного в правильности своих действий.

   — А если герцог и в самом деле болен? Если и в самом деле не способен принять командование, не будучи наделённым соответствующими талантами? — подал кто-то голос. — Не очень-то уверенно он действовал в прошлом году в Кадисе, когда на город напал Дрейк.

В комнате повисла пауза. Немногие осмеливались перечить Филиппу. Король первым прервал молчание.

   — На герцога мне указал сам Господь, — ровным голосом заговорил он. — Маркиз вынашивал свои планы нападения на остров. Медина-Сидония будет чётко следовать моим указаниям. Всё что от него требуется — это дойти до порта во Фландрии, в котором стоит Парма, погрузить его армию на корабли и с этими силами отправиться к берегам Англии. Командование на берегу будет передано дону Алонсо Мартинес де Лейва.

Спорить было бесполезно. Решение короля являлось окончательным. Сильную фигуру, равную Санта-Крусу по влиянию и опыту ведения военных действий на море, Филипп ставить во главе Армады более не желал. Он твёрдо уверовал в то, что выход в море задерживался лишь желанием маркиза увеличить бюджет до тех величин, которые он считал необходимыми.

В Лиссабон герцога провожали со слезами. Молодая четырнадцатилетняя жена, несмотря на юный возраст, была мудра и предчувствовала недоброе. Сам Медина-Сидония с трудом представлял, что будет делать в качестве командующего Армадой. Даже в Кадисе, укомплектовывая корабли, он не очень-то наслаждался порученной ему работой. Но там он по крайней мере знал: скоро обратно домой. Герцог вовсе не собирался идти на одном из галеонов в море. Он справедливо полагал, что с него требуются лишь деньги. Подданным короля, обладающим большим состоянием, было негласно предписано снаряжать корабли в поход за свой счёт. И такое положение дел герцога устраивало. Но возглавить Армаду! Да ещё идти во главе флота до самых голландских берегов через пролив, кишащий английскими пиратами, которые вряд ли будут пропускать испанский флот без сопротивления!

— Мне всего лишь поручено встретиться с герцогом Пармским, — вслух он пытался успокоить и себя, и жену, — ничего особенного. В открытые бои велено вступать только по необходимости. Далее командование примет Парма. А в Англии на суше — дон Алонсо. Главное, подготовить Армаду. Но не думаю, что там много работы. Маркиз успел перед смертью сделать всё необходимое. Я уверен.

Оба понимали: реальность не так проста, как рисуется в мечтах герцогу. И только прибыв в Лиссабон, Медина-Сидония понял, насколько он ошибался...

В последние месяцы жизнь Антонио в Кадисе стала совсем уж невыносимой. Из дома отца никто не собирался уезжать. Воспользовавшись тем, что Армада никак не выходила в море, семья осталась пестовать Антонио полным составом. О сыне де Вилара не было ни слуху ни духу. Он числился в списках каракки дона Алонсо, но сам в Кадисе не появлялся.

Единственное, что скрашивало безрадостное существование Антонио, это редкие встречи с Розалиной. Изредка он умудрялся подкараулить её на улице, когда она выходила погулять. Молодые люди обменивались взглядами и проходили мимо друг друга, словно бы ничего не случилось. Иногда Антонио с помощью подкупленного слуги, работавшего на кухне в доме родителей Розалины, умудрялся передавать ей письма, а ещё реже — получать от возлюбленной ответы.

Почти каждый вечер в доме дона де Сантильяно обсуждали то, как, вероятно, будут развиваться события.

— Думаю, вы выйдите в мае, — вещал дед, — ветра попутного раньше не жди. Если уж пропустили погоду ранней осенью, то сейчас делать что-то поздно. Придётся потерпеть ещё немного.

Мать с облегчением вздыхала. Ей чем позже сын уйдёт на войну с еретиками, тем лучше. Отец кивал, выражая полное согласие с дедом. Старший брат, как всегда, не снимал с лица маску равнодушия. После ранения, полученного в стычке с туземцами в далёкой Америке, он стал молчалив и только рот порой кривил в ехидной усмешке.

Каждый день Антонио ходил в порт, посмотреть, не сдвигается ли дело с мёртвой точки. Дело двигалось, но, к сожалению, в противоположную от желаемой сторону. Всё приходило в запустение. Говорили, самому маркизу король денег не даёт. Якобы в Лиссабоне было хуже, чем в Кадисе. Антонио чесал в затылке, не совсем понимая, почему так происходит.

Отец считал, всему виной враги-англичане. Винить собственного сюзерена ему в голову не приходило:

   — Дрейк спутал карты, подло напав на Кадис, — объяснял он семье за ужином, — разве ж так ведут войну благородные сеньоры? Пожёг сколько кораблей! Спалил зачем-то бочки, ограбил торговые гукоры. Методы разбойника. С такой страной воевать нормально невозможно.

   — Всё от веры идёт, — тихо произнесла мать, — нет веры — нет направляющей руки Господа в поступках людей. Безбожники!

   — А Фредерико, служивший Генриху и Елизавете, он какой веры был? — поинтересовался Антонио судьбой своего кровного деда.