Как же не вспомнить мне и не сказать о своем друге, теперь уже и по писательскому перу, Герое Советского Союза Сергее Курзенкове, человеке поистине легендарной судьбы, ибо не часты случаи, подобные пережитому им. Сергей, раненный в одном из воздушных боев, с трудом выбросился из горящего самолета с парашютом. И тут же камнем рухнул вниз: у парашюта были перебиты лямки. Гибель неминуема, мгновенна. Падение. Удар… Но что это? Сознание возвратилось к Сергею. Это не конец. Он жив. Он упал на снежный наст склона сопки. Скольжение уменьшило силу удара при падении. Курзенкова нашли, удачно оперировали. И когда мы теперь встречаемся с ним, то всегда вспоминаем Заполярье. А еще — Бориса Сафонова. Это командир Курзенкова, любимый человек и товарищ. И тогда я опять вижу весну 1942 года, майский аэродром и высокого, крепкого в плечах, богатырского сложения человека о мягкой улыбкой на удивительно приятном лице, сжимающего в руках древко гвардейского Знамени.

А как не вспомнить подводников, которые были в числе первых североморцев в 1933 году, когда здесь создавался флот и как основа его с Балтики пришли сюда две подводные лодки. Тогда на одной из них служил Иван Александрович Колышкин, полюбивший и эту диковинную красу природы, и беспокойные северные моря, и строгие корпуса базы, и узенький пирс, откуда машут руками остающиеся на земле друзья и где встречают, чтобы самим теперь отправиться к зеленым квадратам моря.

Колышкин первым из подводников-североморцев получил высокое звание Героя Советского Союза.

А Николай Иванович Морозов, комдив североморских «малюток», — как сейчас вижу его, полного, добродушного человека с острыми, будто все вокруг видящими глазами и с неиссякаемыми запасами всевозможных морских «баек», часть которых мне удалось как-то записать. Это оттуда, из его рассказов, взятых из гущи самой жизни, пришло выражение, ставшее крылатым. А рассказ коротко выглядел так: «Подводная лодка возвратилась из долгого, трудного похода. И только пришли новое задание. Ни минуты отдыха, Я сказал команде: „Как, товарищи, выдержим?“ А мне отвечают: „Мы-то выдержим. Железо бы выдержало“».

Но я говорю о летчиках, о подводниках и пока ни слова о тех, с кем особенно часто делил боевую судьбу, — о моряках эсминцев, тральщиков, сторожевых кораблей. Поэмы писать о каждом из них.

О таких, как Николай Дебелов, командир корабля, на моих глазах потопившего у Карских ворот за один час две немецкие подводные лодки из преследовавшей нас «волчьей стаи».

Поэмы писать о краснознаменном лидере «Баку». Он совершил беспримерный поход с востока на север. Тихоокеанцы стали североморцами. Что это были за люди! Борис Павлович Беляев, командир корабля. А за глаза для всех — батя, и только! А тех двоих краснофлотцев, что во время шторма так и не смогли сменить друг друга в румпельном отделении, накрыла волна, и оба остались в полузатопленном помещении, а вода все прибывала. А Володя Тонконогов, чернобровый и точно бы хмурый, а на деле душевного характера человек, командир БЧ-5, как он их подбадривал по телефону, мол, потерпите ребята, качка уменьшается, все будет хорошо. А потом говорил мне, положив трубку на место: «Дело идет к урагану. Надо принимать решительные меры, спасти ребят…». А затем было действительно тихо. Мы стояли уже в базе, и командир бригады Павел Иванович Колчин вручал краснофлотцам ордена Красной Звезды. Потому что корабль выполнил тогда очень важное задание, и оно тоже было нашим вкладом в победу на Севере осенью 1944 года.

И вот октябрь, год сорок четвертый. Помню хорошо ранние холодные сумерки над причалом. Еще немного, и заполярное солнце уже надолго покинет нас, до весны. Вслед за первыми десантами идем в порт. Печенга, древняя земля наша, исконно русская. Почему ты так долго называлась Петсамо!?.

Вот где впервые довелось увидеть не только останки домов, сожженных и взорванных гитлеровцами перед уходом. Мы увидели и результат всей боевой работы — летчиков, подводников, морских пехотинцев. За городом, точно оголенный короткоствольный лес, простиралось чуть ли не до горизонта кладбище гитлеровцев, бесславно закончивших здесь свой путь.

25 октября 1944 года. Это день особо памятный, мне. День освобождения норвежского города и порта Киркенес. Вот тогда в сожженном начисто Киркенесе и написались эти строчки:

Да, я это видел своими глазами:
Холодное солнце, обугленный лес,
Под отблеском дальних пожаров пред нами
В безмолвных останках домов — Киркенес.

А мы шли дальше. К тому времени североморцы уже уничтожили и повредили более пятисот транспортов и кораблей врага, сбили более тысячи его самолетов. Фашисты откатывались назад. Грозное эхо нашего наступления гремело по дорогам и ущельям. Шли рядом — 14-я армия и Северный флот. И слушали солдаты, матросы, офицеры победные салюты, что гремели в их честь над Москвой.

Когда мы становились североморцами, боевая история самого северного советского флота только еще начиналась.

Нынешние североморцы — наследники героического прошлого. Но они же — участники и творцы не менее славного настоящего.

Год назад во время одного из походов на Балтике мне довелось познакомиться с Героем Советского Союза капитаном 1 ранга Львом Михайловичем Жильцовым. А ведь он был североморцем. И каким еще североморцем! Командиром атомной подводной лодки «Ленинский комсомол».

К Северному полюсу десятилетиями и веками люди стремились разными путями. Жильцов и его друзья дважды проходили сюда на подводной лодке подо льдом.

А всего за год до этого человек вышел в космос. И человеком этим был тоже североморец в прошлом, один из летчиков Северного флота — Юрий Гагарин.

Вот они какие, североморцы послевоенных лет!

Я видел нынешних североморцев совсем недавно, в начале осени 1969 года. Впрочем, и до этого видел их чуть ли не каждый послевоенный год. Они все такие же — похожи на отцов и дедов. Только ходят на своих кораблях еще дальше — по всему Мировому океану. Да и корабли, конечно, другие — ракетные и атомные. А может быть, и североморцы уже тоже другие? Ну разве только грамотнее в массе своей. А так все те же. Любящие Север. Преданные Родине. В сердце всегда хранящие каждое слово присяги. А это значит — на постах, у приборов, у орудий и ракет, и у пограничного столба, что не был перейден врагом, как у всех пограничных знаков, быть достойными представителями советского народа, вручившего сынам своим боевое оружие.

В последнюю нашу встречу на одном из крейсеров такими я и увидел молодых друзей своих — североморцев. А потом в клубе мы читали и слушали стихи. Моряки подарили мне на память модель парусника. Я смотрю сейчас на нее и думаю о Севере.

Да, еще под парусами издавна русские люди ходили отсюда в моря и океаны. Может быть, уже тогда называли они себя североморцами?

Как бы то ни было, века храним мы эту северную землю. Только за полвека не раз пришлось нам гнать отсюда захватчиков разных мастей. Последний раз это было в октябре 1944 года. С той поры прошло 25 лет. Новый, не виданный еще до того Краснознаменный Северный флот хранит ныне священные рубежи.

И всегда помнят североморцы, как сражались их отцы и деды. И в памяти этой, и в сегодняшних делах флота — то боевое единство, что вырастает в силу у гранитных скал и холодного океана.

Здесь, когда наступило суровое время
И Отчизна своих сыновей позвала,
Шло в сраженья без страха орлиное племя
И на Севере фронт крепок был, как скала.
Бились насмерть с врагом моряки и солдаты,
Гнев и мощь на фашистов обрушивал флот.
Вечно будут военные подвиги святы
Сотен тысяч героев полярных широт.
Сыновья их уходят в простор океана.
Убегает назад берегов синева.
И в сознаньи матросов живут постоянно
И народа наказ, и присяги слова.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: