67

широко распространенные в народе инстинкты.

Он охотно воспринимается рабочими предпри-

имчивых народов. Еще в XIX веке он создал тип

<янки> с его преодолевающим все препятствия

практическим оптимизмом. Формула прусской

этики, напротив, отпугивает. Она предназначена

для немногих, которые прививают ее и таким

путем принудительно подчиняют ей толпу. Пер-

вая формула предназначена для страны без госу-

дарства, для эгоистов и викингов, с их потребно-

стью быть постоянно лично готовыми к бою. Это

проявляется в английском спорте. Формула эта

содержит в себе принцип внешнего самоопреде-

ления, право быть счастливым за счет всех ос-

тальных, если достаточно силен для этого, сло-

вом, как бы хозяйственный дарвинизм. Во вто-

рой же формуле заложена идея социализма в ее

глубочайшем значении: воля к власти, борьба за

счастье не отдельных лиц, а целого. Фридрих

Вильгельм I, а не Маркс был в этом смысле пер-

вым сознательным социалистом. От него, как

показавшего личный пример, идет это мировое

движение. Кант сформулировал его в своем кате-

горическом императиве.

Так возникли на исходе западноевропейской

культуры две большие философские школы, ан-

глийская - сенсуалистическая и эгоистическая

в 1700 году, и прусская - идеалистическая

к 1800 году. Они выражают собой то, что эти на-

роды в действительности собой представляют

как этическое, религиозное, политическое, хо-

зяйственное целое.

Сама по себе философия - ничто, это набор

слов, ряд книг. И она сама по себе не может быть

68

ни истинной, ни ложной. Она язык жизни в вос-

приятии великого ума. Для англичан прав

Гоббс, когда он проповедует selfish system, сис-

тему эгоизма и оптимистическую философию

<общей пользы> вигов - <наибольшего счастья

для наибольшего числа людей>, и, с другой сто-

роны, прав почтенный Шефтсбери^ с его изоб-

ражением джентльмена, тори, суверенной лич-

ности, прожигающей с большим вкусом свою

жизнь. Но точно так же прав для нас Кант с его

презрением к <счастью> и пользе, с его катего-

рическим императивом долга, и Гегель, с его

мощным чувством действительности, который

в центре своего исторического мышления поста-

вил суровую судьбу государств, а не благополу-

чие <человеческих обществ>. Мандевиль^ в сво-

ей басне о пчелах признает движущей силой

в государстве эгоизм отдельного лица, тогда как

Фихте - обязанность трудиться. Является ли

конечной целью независимость благодаря богат-

ству или сама независимость от него? Должна

ли быть предпочтена категорическому импера-

тиву Канта: действуй так, чтобы твое поведение

могло стать общим законом, формула Бента-

ма^: действуй так, чтобы ты имел успех? Разни-

ца между прусской и английской моралью -

все та же разница между рыцарями религиозно-

го ордена и викингами. То, что в этих двух ми-

рах внутренних чувств выросло в систему, ины-

ми словами - философские школы обоих наро-

дов, отличается друг от друга все в том же отно-

шении. Англичанин - утилитарист, по сущест-

ву он единственный утилитарист Западной Ев-

ропы, он и не может быть иным, если он перед

69

самим собой пытается отрицать эту свою силь-

нейшую склонность, то получается то, что с дав-

них пор стало известно под именем cant'a и выс-

шее проявление чего можно найти в письмах

лорда Честерфилда^. Англичане - народ бого-

словов вследствие того, что их великая револю-

ция приняла главным образом религиозные

формы и, после устранения государства, для вы-

ражения общих чувств не оставалось другого

языка, кроме религиозного. А богословие позво-

ляло не называть по имени истинную цель всех

стремлений - богатство. Думая лишь о своем

успехе в борьбе за существование и успокаивая

свою совесть библейскими толкованиями дву-

смысленных поступков, легко было смело и уве-

ренно идти к своей цели. Если в прусской жизни

может быть такая борьба, то она ведется из-за

служебного положения, из-за чина, очень часто

можно назвать это карьеризмом, но идея этой

борьбы - стремление взять на себя более высо-

кую ответственность в организме целого, чувст-

вуя себя достойным ее.

XV

Из всех народов Западной Европы только этим

двум народам свойственно строго определенное

социальное разграничение. Это проявление их

потребности в высшей активности, которая

стремится поставить каждого отдельного чело-

века на то место, на котором он нужен. Такой

порядок, в основе которого лежит бессознатель-

ная и невольная экономия сил, не может быть

установлен одним лицом, как бы оно ни было

70

гениально, и не поддается подражанию. Он ес-

тественен для одного народа и только ему при-

сущ и не может быть перенят никаким другим

народом. В нем проявляется вся полнота нрав-

ственного чувства, и нужны столетия, чтобы

развить с такой ясностью чувство социальных

граней в строго определенном смысле слова,

и сделать их действительными. Дух викингов,

с одной стороны, и дух монашеских орденов -

с другой, снова проявляются как этос успеха

и этос долга. Английский народ воспитался на

различии между богатыми и бедными, прус-

ский - на различии между повелением и послу-

шанием. Значение классовых различий в обеих

странах поэтому совершенно разное. Основани-

ем для объединения людей низших классов

в обществе независимых частных лиц (каким

является Англия), служит общее чувство нео-

беспеченности. В пределах же государственно-

го общения (т. е. в Пруссии) - чувство своей

бесправности. Демократия в Англии означает

возможность для каждого стать богатым,

в Пруссии же - возможность для каждого до-

стигнуть высшей ступени общественной ле-

стницы, когда каждый отдельный человек по-

падает на определенную раз и навсегда соци-

альную ступень, благодаря своим способнос-

тям, а не традиции. Франция (а, следователь-

но, и Флоренция) никогда не знала естественно-

го, необходимого с точки зрения национального

инстинкта классового расслоения, теперь, так-

же как и до 1789 года. Социальная анархия бы-

ла правилом. Произвольно составлялись груп-

пы привилегированных разного рода и в раз-

71

личной степени без какого бы то ни было опре-

деленного социального соотношения между ни-

ми. Следует только вспомнить о судебном дво-

рянстве наряду с придворным, о типе аббата,

о генеральных откупщиках, о расслоении го-

родской крупной буржуазии. Истинно фран-

цузское чувство равенства с давних пор прояв-

ляется в этой неспособности установить поря-

док социальных градаций. В Англии дворянст-

во постепенно стало денежным, в Пруссии же

оно превращалось понемногу в военное дворян-

ство. Французское дворянство никогда не до-

стигало такого единства социального значения.

Английская революция направлена была про-

тив государства, следовательно, против <прус-

ского> порядка в церкви и общественной жиз-