В осмыслении бытия слово получает освобождение человека для экзистенции, с которого начинается его история; но это слово — не только "выражение" мнения, а хорошо сохраненная структура истины сущего в целом. Многие ли имеют слух для того, чтобы услышать это слово, этому счет не ведется. Кто те, которые могут слышать это слово? — этот вопрос определяет место человека в истории. Однако в тот самый — для мира определенный — момент, который значится как начало философии, как раз и начинается ярко выраженное господство обыденного рассудка (схоластика).
Он ссылается на несомненность очевидного открытого сущего. Всякий вопрос относительно мышления он толкует как нападение на здравый человеческий рассудок и его злополучную чувственность.
Но вопрос о том, что такое философия по определению здравого рассудка, оправдывающего себя в своей сфере, не касается сущности философии, которую можно определить только из соотнесенности с первоначальной истиной сущего как такового в целом. Но так как истина в ее полноте включает в себя неистину и, предваряя вся и все, властвует как сокрытие (тайны), философия как выяснение этой истины находится в разладе с самой собой. Ее мышление — это спокойствие кротости, которая не изменяет сущему в целом в его сокрыто-сти. Ее мышление может стать также решимостью, характеризующей строгость, которая не взрывает укрытие, а принуждает беззащитную сущность выйти в простоту понятийного и таким образом в ее собственную истину.
В мягкой строгости и строгой мягкости своего допущения бытия сущего как такового философия в целом становится сомнением, которое не может придерживаться исключительно сущего, а также не может допустить и властной сентенции извне. Кант угадал внутреннюю трудность мышления; ибо он говорит о философии: "Hier sehen wir num die Philisophie in der Tat auf einen misslichen Standpunkt gestellt, der fest sein soil, unerachtet er weder im Himmel poch auf der Erde an etwas gehangt Oder woran gestutzt wird. Hier soil sie ihre Lauterkeit beweisen als Selbsthalterin ihrer Gesetze. nicht als Herold der Jenigen, welche ihr ein eingepflanzter Sinn oder wer weiss wel-che vormundschaftliche Natur ein flustert…" ("И вот теперь мы видим, что философия на самом деле поставлена в сомнительную, щекотливую позицию, которая должна быть тверда; непризнанная, философия не может ни зацепиться ни за что на небе, ни подпереться ничем на земле. И тут она должна доказать свою честность, сама соблюдая свои законы, а не выступая глашатаем тех законов, которые ей нашептывает внушенное чувство или, может быть, опекающая природа") (Grundlegung zur Metaphysik der Sitten. Werke. Akademiea-usgabe IV, 425).
При таком толковании сущности философии Кант, труд которого знаменует последний поворот в западноевропейской метафизике, устремляет свой взор в ту сферу, которую он правда со своей позиции субъективности и только с таковой смог, однако, понять и должен был понять ее как правительницу собственных законов. Однако, взгляд на сущность при определении философии достаточно широк, чтобы отвергнуть всякое подчинение философского мышления, наиболее беспомощный вид которого заключается в попытке заставить смотреть на философию как на "выражение" "культуры" (Шпенглер) и как на украшение созидающего человечества.
Но выполняет ли философия как "управительница собственных законов" свою первоначальную, основную роль со стороны сущности или же она управляется и сама имеет единственное назначение — быть в распоряжении той, перед лицом которой ее законы являются законами, — это зависит от той изначальности, в которой первоначальная сущность истины становится существенной для философского сомнения. Предложенный здесь подход выводит вопрос о сущности истины за изгородь, за пределы обычного ограничения общепринятого понятия сущности и содействует осмыслению того, не является ли вопрос о сущности истины одновременно — и в первую очередь — вопросом об истине сущности. Но в понятии "сущность" философия мыслит бытие. Сведение внутренней возможности правильности высказывания к экзистентной свободе допущения бытия как ее "основания", а также толкование, согласно которому начало сущности этого основания следует искать в укрытии тайны и на пути человеческих блужданий, мы надеемся, покажет, что сущность истины — это не пустая "генерализация" "абстрактной" всеобщности, а скрытая единичность прошлой истории раскрытия "смысла" того, что мы называем бытием и о чем с давних пор привыкли думать только как о сущем в целом.