— Ты зачем это в машинный набор все ходишь? — спросил он Три Пункта.

— Пусти ты, не твое дело…

— Я знаю, не мое. А понял ли ты, в чем она? Чем она действует…

— Газом, электричеством.

— Ладно! Ладно! Ты скажи мне, как она разбирает — вот что!

Три Пункта хмуро молчал.

— То-то вот парень. Ты послушай…

Чернов схватил Три Пункта за рукав и отвел в темный угол, наборной, где раньше разливал в «молнии» керосин.

— Видишь, Три Пункта, — я давеча слышал в конторе — увольнять вас, разборщиков, будут. Потому что она сама. Понял? Как сама, без человека? Если не человек, то кто в ней сидит? Сидит в ней, парень, бес! Я знаю: они злым духом работают; ну, и посадили по чортику в машину. Махонький такой чортик, мохнатый, он ловит литеры, да по ящикам кидает… Вот тебе и сама!..

— Поди ты сам к чорту!

Три Пункта сердито вырвал рукав из цепких пальцев Чернова и ушел.

Вечером того дня, когда я правил корректуру своей статьи, и мальчишки носились с гранками по двору из редакции в наборную и обратно, Три Пункта, забрав просмотренные мной гранки, сказал мне:

— А я чего-то у вас хочу спросить…

— Ну?

— Вы знаете линотип?

— Да.

— Чернов говорит, в нем бес сидит…

И Три Пункта нерешительно фыркнул.

— Зачем?

— Разбирать матрицы.

— А ты как думаешь?

— Я думаю… Да никак не додумаюсь. Все говорят сама, а как же она «сама» может?

— Сама она, конечно, не может. Но сделана она так. И довольно просто. Ты матрицы видал? Они с зубцами елочкой? У каждой литеры и каждого знака по-своему расположены зубчики. Когда железная рука машины примет строчку, — она нижет их на длинную в рубчиках скалку; бесконечным винтом матрицы двигаются по скалке над ящичками магазина.

Я нарисовал на клочке бумаги в упрощенной форме.

— Скажем так: буква «Н» имеет два зубчика наверху, а «О»—один слева и два справа пониже. Матрицы висят этими зубчиками на выступах скалки, и их винтом двигает. На скалке над местом для буквы «Н» спилены выемки как-раз в тех рубчиках, по которым скользит своими зубчиками буква «Н». Как только она дошла до этого места — ей держаться не на чем, она и падает в свой ящик, а буква «0» пройдет дальше над закромом буквы «Н», потому что она висит выемками своих зубчиков на других рубчиках скалки; в своем месте, над закромом буквы «О» спилены как-раз те рубчики скалки, на которых висит матрица «0»—она и падает в свой закром. Понял? Не совсем? Ты пойди подними у линотипа сзади над магазином крышку и загляни: увидишь и скалку, над которой, вися на ней зарубками, движутся матрицы, и винт, который их движет. И увидишь, что это очень просто: все дело в форме, в различии очертаний матриц.

Три Пункта склонился над моим рисунком, посмотрел, вздохнул, забрал гранки и убежал, застучав по лестнице сапогами, в типографию.

— Все ты, старый чорт, наврал, — говорил Три Пункта Чернову, — никакого в ней чорта нет.

— Ой?

— Да. Хочешь, я докажу тебе ее устройство? Отопри.

В наборной не было никого. Чернов отомкнул клетку, где стояли линотипы. Старик и мальчик забрались на скамеечку линотипа. Три Пункта вызвал из магазина букву, приподнял крышку за разборным механизмом и долго втолковывал старику, показывая, что буква надает всегда в одно и то же отделение магазина, срываясь со скалки. Чернов дивился, говорил:

— Так-так-так! Вон оно что! Ах ты, мать честная!

Но, видимо, не хотел, или не мог понять того, что теперь казалось Трем Пунктам ясным и простым. Одно только понял Чернов:

— Это, значит, самая ее душка и есть? Так-так-так! Деликатно сделано. Деликатно! Ты чего же, просись в ученики на машинный набор, парень, — ты вон до чего дошел. А то ведь я слыхал, в ведомости тебе расчет выписали, — говорил Чернов, навешивая замок на запор клетки наборных машин. — Вот беда: куда я ключ девал?

— В карман клал, я видал, — сказал Три Пункта.

— Нету в кармане. Дивны дела.

Чернов шарил в карманах, прошел между машин, заглянул под реалы, отодвинул стол, — ключа не было.

Три Пункта сбегал в контору. Чернов оказался прав: четверо мальчишек — среди них Три Пункта — были объявлены в тот день к расчету.

Как пошабашила машинная смена, Чернов позвал Три Пункта:

— Погоди, пока все уйдут. Иль нет: ты уходи, а потом вернись. Я тебе одну вещь скажу про машину.

— Ладно.

Чернов полил пол из лейки и стал подметать опустелую наборную. Три Пункта скоро вернулся. Чернов отставил метлу, пошарил в своем темном углу, шурша макулатурой[27], достал аптечный пузырек, полный чем-то маслянистым и, показав его Трем Пунктам, прошептал:

— Возьми! Капни ей в самую душку.

— Что это?

— Купоросное масло! Облей там сверху-то, где показывал мне. В самую её душеньку!

Три Пункта побелел. Губы его задрожали. Он хотел что-то сказать, и только шевелились губы.

Чернов совал в руки мальчишки бутылку с серной кислотой и шептал:

— Да ты не бойся. Ключ-то я потерял. Сказал в конторе — ключ, мол, я от клетки потерял. Ну? ты спрячься, что ли где, а я тебя как будто и не видел.

Три Пункта плюнул трижды в бороду Чернова. Тяжело дыша, ждал, что будет.

Старик утерся клетчатым сарпинковым платком и, вздохнув, сказал:

— Придется в контору нам с тобой итти.

— Зачем?

— Да должен я, или нет, сообщить, что я тебя пымал. Скажу: «В кармане у Петра, в пиджаке на вешалке, пузырек с купоросным маслом нашел». Спросят: «А зачем ему?». Скажу: «Да злобится он что-то на машины. А уж чего хотел сделать, — я не знаю. А ключ-то я от клетки потерял!» — «А може он у тебя и ключ украл?» — спросит Петр Львович. — «Мысленное дело! — скажу, — раз пузырек, то и ключ».

Слёзы брызнули из глаз Петьки. Он повернулся бежать и крикнул:

— Я сам на тебя докажу!..

Выбежал в коридор и опомнился: хоть и шпик Чернов, а уж очень противно быть доказчиком. Юркнул Петр Три Пункта за бочки с тертой сажей, притаился. Чернов, что-то бормоча, вышел чрез открытую настежь дверь наборной на двор и, посмотрев из-под руки, закричал:

— Я тебе докажу, собачий сын!

Петька выбрался потихоньку из-за бочек и проскользнул назад, в наборную. Дверь в клетку была открыта. Три Пункта вбежал туда и спрятался за ящиком. Три Пункта услыхал шарканье ног Чернова по асфальтовому полу. Старик вернулся, затворил дверь клетки, повесил замок, вынул из кармана ключ, замкнул дверь и, что-то бормоча, ушел. Три Пункта слышал, как затворилась дверь на двор, загремел засов. В мастерской темно и тихо. Чуть рассветает. Из крана четко капает вода. Отбивает маятник. В макулатуре шуршат, пищат, возятся и шлепаются, прыгая на пол, крысы. На соборной колокольне ударил колокол к заутрене. Три Пункта заглянул в окно на двор. Чернов стоял у двери, сняв картуз, смотрел на небо и крестился; потом он накрылся, постоял, понурив голову, пошел, вернулся к двери, потоптался…

Снова загремел засов.

Три Пункта спрятался за ящик, прижимая рукой сердце: оно, казалось, хотело выпрыгнуть чрез горло из его груди.

Удерживая дыхание, мальчишка слушал шарканье шагов Чернова. Старик повозился с чем-то и направился к двери клетки, чиркнул спичкой. Три Пункта подумал, что старик догадался и вернулся его искать. Мальчишка метнулся испуганной крысой по клетке и снова за ящик: больше спрятаться негде.

Чернов открыл дверь, вошел в клетку. Три Пункта услыхал:

— Я тебе докажу!

Мальчишка увидал, что прятаться напрасно — приподнялся, чтобы ударить старика в грудь головой и убежать. Но Чернов прошел, не видя ничего, мимо ящика и встал, кряхтя, на скамейку первого линотипа. Три Пункта увидал в руке Чернова давешнюю склянку.

Старик перекрестился и приподнял крышку магазина.

Три Пункта свистнул, прыгнул к старику, сбил его со скамьи ударом головы в живот, схватил склянку с кислотой; брызнула, ладони обожгло огнем. Чернов не выпускал бутылки. И мальчик и старик повалились на пол. Хрустнуло разбитое стекло. Три Пункта вскочил и кинулся к крану, обливать руки, лицо и грудь водой. Ладони были в пузырях. Потом мальчишка бросился назад с ведром воды к Чернову. Старик стонал, валяясь и корчась на полу. На платье у него были от кислоты красные пятна. Три Пункта думал — кровь и окатил Чернова водой; побежал в конторку метранпажа к телефону; найдя в книжке номер скорой помощи, позвонил и вызвал санитарную карету.