— Гарольд, ты чего? — начал проявлять беспокойство Дадлик, встревоженный нетипичным поведением кузена.

— Т — с! — отмахнулся я, прислушиваясь к английской речи родителей девочки. Никем иными они быть не могли, да и сходство дам говорило в пользу высказанной версии.

Что мы имеем: львиная грива каштановых волос, книга «для лёгкого чтения», аура волшебницы, английская речь и нервно — гневные отмашки родителям, что мешают читать и предлагают искупнуться. Тяжёлый случай, меня гложут смутные сомнения, кем может быть любительница книг.

— Дадли?

— Что тебе?

— Отгадай загадку: выглядит как утка, летает как утка, крякает как утка, плавает как утка, что это такое? — громко спросил я кузена по — английски, чем привлёк внимание родителей девочки. К тому времени языковой барьер между островитянами и «аборигенами» был успешно преодолён. Школа имени Вальпурги Блек не оставила нам иного выбора. Находясь во Франции, мы говорили по — французски, но сейчас был не тот случай.

— Суммируя выше перечисленные признаки, я делаю логически обоснованный вывод, что это утка и есть, — поддержал меня Дадли.

— В точку, мсье Умник, возьми с полки пирожок. Пшли!

— «Пшли», — передразнил Дадли. — Куда тебя на этот раз тянет?

— Мы должны спасти одну леди от поедания книжными червями.

— Думаешь, она согласится?

— А куда она с подводной лодки денется?!

«Держись, Гермиона, я иду…»

— Да — ад?!

— Да понял я, не сцы, всё будет тип — топ, — по — русски ответил брательник. Съёмки в СССР и дорогой кузен научили Дадликенса «плохому». Конечно, на великом и могучем балакал он с убойным акцентом, у него же не было двадцати лет практики, как у кое — кого шрамоголового, но ругался Дадли виртуозно. Э — э–э, я тут совершенно ни причём, оно как‑то само….

Подойдя к шезлонгу девочки, я склонился над её плечом, одним глазом заглядывая в книгу, вторым кося на насторожившихся родителей юной волшебницы.

— Ц — ц–ц, — цыкнув сквозь зубы и осуждающе качнув головой, я повернулся к брату.

— Полностью с тобой согласен, — включился тот в игру.

— Это преступление…., — Гермиона осторожно отложила книгу в сторону, при этом между страничек легла цветастая закладка. Девочка чуть отодвинулась от незнакомца, нависшего над нею. Какая кавайка! Миленькое личико, длинные ресницы, громадные, в пол лица шоколадные глаза, распахнутые во всю ширь. Тёплая, обволакивающая домашним уютом аура. Э — э–э, рыжие обломятся, этого «котёнка» я им не отдам.

Грейнджеры старшие, молча, ожидали развития событий и дальнейших действий парочки джентльменов в плавках. А что, тут пляж, а не Бродвей. Загорели мы знатно и ничуть не смущались своих фигур. Два спортивных мускулистым мальчика, выглядящих на двенадцать лет не просто так прицепились к дочери. Раз прицепились, значит, им что‑то надо.

— Точно! Как так можно издеваться над собою?! Не понимаю! — патетически заламывал руки Дадли. — Попахивает махровым мазохизмом (мистер Грейнджер поперхнулся коктейлем, его супруга уронила нижнюю челюсть на раскалённый песок).

— Пляж, солнце, отдых и отсутствие загара. Ужас! Надо срочно исправлять положение!

Шоколадные глаза Герми непонимающе перебегали с меня на Дадли, девочка нутром начала подозревать недоброе, попытавшись скатиться с шезлонга и спрятаться за спинами родителей, но….

— Сорри! — сказал я, вынимая книгу из рук Герми и передавая толстенный «кладезь мудрости» старшему поколению. Мама многомудрой читательницы забрала у меня книгу, быстренько запихав её на дно большой спортивной сумки. У меня сложилось впечатление, что стоит нам отвернуться, как бывшую берёзовую рощу (не удивлюсь, если на этого бумажного монстра угрохали рощицу деревьев) закапают глубоко в песок, чтобы любимая доча днём с огнём не сыскала. — Дад!

— Мама! — сдавленно пискнула Гермиона, когда её подхватили под белы рученьки — ноженьки и поволокли к морю.

— Не беспокойтесь, вернём в целостности и сохранности, — обернулся я к вскочившему отцу жертвы произвола.

Будь я папашей, я бы тоже вскочил, и не только встал с лежака, ещё бы пару раз «приголубил» утырков кулаком по кумполам, что б им неповадно было, но то — я. Остаётся только позавидовать выдержке отца Гермионы. На его глазах два вроде как соотечественника начинают нести какую‑то околесицу, хватают дочь за верхние и нижние конечности и волокут топить, а он только обозначил намерения. Видимо Герми слишком заучилась, раз наше появление воспринято взрослыми, словно манна небесная и возможность всколыхнуть непроходимое книжное болото их только обрадовала. Раз так — Аминь!

— Отпустите меня! — пожарной сиреной заверещала будущая самая умная ученица Хогвартса.

— Не беспокойся, отпустим, — с улыбкой, больше похожей на пиратский оскал, ответил Дадли. — На счёт «три»! Ра — а–аз, дв — а–а — а, ТРИ!

Раскачав девочку, мы, как Степан Разин, запустили взвизгнувшую «персидскую княжну» в набежавшую волну.

— УБЬЮ! — откинув с лица мокрые волосы и выплюнув изо рта воду, прорычала вынырнувшая «утопленница».

— Похоже, она не шутит, — отступил на шаг назад Дадли.

— Сваливаем!

Нырнув в воду, я вынырнул в тридцати метрах от разъярённой девочки.

— А ну вернитесь, трусы!

— Вернёмся? — спросил я кузена, который вынырнул рядом.

— Я ещё жить хочу, ты замутил, ты и возвращайся.

— Га — а–арольд, Да — а–адли! — донеслось с берега. — А ну плывите сюда!

Привлекая к себе внимание взмахом руки, за спиной пышущей жаром и праведным гневом Гермионы, стояла тётя Петунья. Застигнутая звуковой волной, несостоявшаяся убийца подпрыгнула от неожиданности, развернулась лицом к новой опасности, и застыла. Процессор в голове Гермионы закрутил шарики за ролики, пошевелил извилинами, щёлкнул блоком памяти и выдал результат, выразившийся в сдавленном возгласе:

— Ой! — признав в эффектной женщине экранную королеву Медею, мстительница сунула в рот пальцы рук, не забыв их прикусить.

— Дадли, Гарольд! — за спиной тёти нарисовалась тяжёлая артиллерия в виде крёстной. — Живо!

— Виват Император, идущие на смерть, приветствуют тебя, — булькнул я.

— Плыви уже, гладиатор, — поддел Дадли.

— Молодые люди, вы что себе позволяете? — под ехидные смешки Тонкси, крёстная коршуном накинулась на нас.

Быть бы нам битыми, но положение спас отец Гермионы, отвлёкший внимание на себя.

— Мэм, ничего страшного не произошло, Мионе давно следовало искупнуться, молодые люди лишь ускорили процесс, мэм. — О, наш человек, настоящий мужик. Респект тебе и уважуха! — Извиняюсь за неучтивость. Разрешите представиться — Дэниел Грейнджер….

— Папа, не называй меня Мионой!

— Хорошо, Миона.

— Папа!

— Не называйте меня Нимфадорой! — шепнул я кузену. Дадли прыснул в кулак и заработал бешеный взгляд от «Кудряшки Сью».

За сим последовал ритуал знакомств и взаимных расшаркиваний, в ходе которого нам досталось по чувствительному отеческому подзатыльнику от дяди Вернона, что не преминул заглянуть «на огонёк».

Кстати Дэн и Эмма тоже несколько припухли, когда ассоциативные цепочки в их мозгах идентифицировали сногсшибательных дам в купальниках, прикрытых полупрозрачными пареро. Двух не мелких отпрысков они не признали, не очень то и хотелось…. Стоит отметить, что в кинотеатре они бывали. Слово за слово и компания соотечественников потянулась к летнему кафе, в котором, по предложению дяди Вернона, было решено отметить знакомство. Дамы поддержали идею. Всю дорогу кузена и меня жгли гневные взгляды, бросаемые Герми, затаившей обиду.

Но подзатыльниками и смертоубийственными взглядами дело не ограничилось. В глазах крёстной я прочёл ОБЕЩАНИЕ, видимо Дадли тоже, за что наградил меня запоздалой оплеухой.

Уже в кафе я подсел к Вальпурге, всю дорогу ухаживая за ней, как истинный джентльмен. Ага, как же….

— Чего тебе, охальник? — сменила гнев на милость крёстная, раскусив корявую игру мелкого дважды Лорда. Петунья, Андромеда и мама Герми, уже давно прятали улыбки, наблюдая за моими ужимками.