— Как твое имя?

Он сделал вид, что не понимает языка чужого племени. Снова поднял оружие и приставил его к моему горлу. Смерть меня не пугала. Я привык к холоду клинка. Я смотрел в глаза своему палачу, бросая ему вызов. Внезапно он склонился ко мне и прижался губами к моим губам. Инстинкт воина сделал свое дело — я оттолкнул его. Он отшатнулся, сунул пальцы в рот и свистнул своей кобылке. Буцефал последовал за ней, и мы поскакали бок о бок к бескрайним степям.

По небу плыли облака. Облака окрашивались в желтый, голубой, розовый и оранжевый цвета. Облака пылали. Птицы смертоносными стрелами шумно летели к солнцу, спускавшемуся за горизонт. Мы мчались следом. Мы нырнули в солнце. Вспыхивали языки пламени, свет растекался и таял. Ярко-красные холмы колыхались, превращаясь в реки, горы и гигантские деревья, тянувшиеся ветвями к кроваво-красному небу. Сердце солнца было озером, в котором кружили багровые призраки. В воздухе возникли белые существа. Они сорвали с меня прошлое, как грязные лохмотья, и исчезли в раскаленных волнах.

Наступила ночь, и мы разожгли огонь. Юноша смотрел на меня сквозь пламя.

— Как твое имя? — снова спросил я.

— Алестрия. Теперь назови мне свое.

Я не спешил отвечать.

— Ты мужчина или женщина? — настаивал он.

Вопрос насмешил меня.

— Мужчина, а ты? — наконец сказал я.

— Ты — мужчина? Не верю.

Удивленный ответом, я повторил:

— Говорю тебе, я — мужчина, мужчина!

Он вскочил на ноги, перескочил через костер, толкнул меня на землю и принялся ощупывать.

— Зугул! — в ужасе воскликнул юноша, отшатнулся, попятился и помчался к своей лошади.

Я ошеломленно смотрел, как он исчезает вдали. Ночь была непроглядной, тихо стрекотали цикады. Тьма затопила степь, юный воин исчез, унеся с собой мою радость. Я прыгнул на Буцефала и отправился на поиски.

Я блуждал по степи и звал Алестрию. Волки откликались на мои крики, их одинокий вой пронзал мне сердце. Почему ты убежал, Алестрия? Неужели тебя обманули мои локоны и тонкие черты лица, чью красоту воспели в своих творениях скульпторы всего мира? Ты ищешь жену, Алестрия? Я буду таким же нежным, как нежнейшая из жен, я, Александр, бывший дочерью Олимпии и женой Филиппа!

Вернись, Алестрия!

Внезапно я заметил вдали темный силуэт на фоне широкой серебряной ленты. Река преградила путь Алестрии. Он не сможет сбежать от меня. Такова воля богов и шегулов. Я подошел и привлек его в свои объятия. Мы бросили оружие и опустились на землю. Мы катались потраве, не размыкая уст, не расцепляя ног. Но Алестрия оказался женщиной.

Женщиной, умеющей сражаться!

Женщиной, отбившей Александра у его людей!

Женщиной, сбежавшей от меня и возвращенной мне по воле богов!

По моим щекам текли слезы, я не понимал, почему плачу, но очень скоро тело дало мне ответ.

Оно обрело наконец половину, утраченную в момент падения с небес на землю. Мои руки, ноги, бедра, живот, подколенные ямки и кончики пальцев соприкоснулись с контурами тела, жаждавшего воссоединения. Они обнялись, переплелись и превратились в дерево, чьи корни росли под степью, змеились по дну рек и карабкались в небеса.

Утром птицы разбудили меня своим щебетаньем. Я был обнажен и лежал среди моря диких цветов. Солнце, наполовину выкатившееся на небосклон, заливало степи потоками красного света. Я поискал глазами Алестрию. Она исчезла! У меня закружилась голова, я вскочил и увидел в воде черную точку. Я позвал ее. Она обернулась и махнула рукой. Исчезла, а потом возникла, как из ниоткуда, встряхнула головой, и в воздухе разлетелись тысячи сверкающих серебром капель.

— Талас! — крикнула она.

Я не умел плавать. И не знал, как это объяснить.

— Талас, идем!

Она вышла из воды и приблизилась. У нее было тело воительницы. Блестящие черные волосы, заплетенные в две косы, спускались до пояса. Длинные шрамы от глубоких ран покрывали грудь, бедра и ноги. Мокрое лицо с пухлыми губами и загоревшими на солнце щеками выглядело совсем детским. Она обняла меня за шею и прижала к себе. Кожа у нее была ледяная, и я вздрогнул.

— Талас! — повторила она и побежала к реке.

Я не мог не подчиниться. Кинулся с разбега в воду и сразу пошел ко дну. Вокруг вздымались волны. Алестрия превратила реку в цветник! Магнолии, далии, гвоздики, розы и фиалки распускались у меня на глазах. Я протянул к цветам руки, мое тело стало легким, я оттолкнулся от дна и полетел к небу. Я летел, мои руки превратились в крылья. Я скользил по аллеям из водорослей мимо серебристых рыб. Солнце в конце тропинки превратилось из раскаленного шара в лицо, глядевшее со свода, сплетенного из теней и отблесков. Внезапно лицо это нахмурилось. Я увидел Алестрию. Она искала меня! Я хотел поплыть к ней, но течение понесло меня прочь. Я пытался позвать ее по имени, но захлебнулся. Силуэт Алестрии растаял. Солнце исчезло. Лучи желтого, оранжевого, розового, фиолетового и алого света ослепили меня и превратились в радугу.

Я открыл глаза и увидел подбородок и грудь Алестрии. Она бережно поддерживала ладонями мою голову у себя на коленях и смотрела вдаль. Лицо ее было спокойным и задумчивым. Мне показалось, что обнаженное тело Алестрии закутано в покрывало, сотканное из куска грозового неба. Она опустила глаза и взглянула на меня. Ее черные глаза как будто вопрошали: «Осмелишься опустить оружие и полюбить дикарку? Не побоишься усадить кочевницу в седло Буцефала? Ты — Александр, сын Филиппа, царя царей и победителя греков, и Олимпии из рода Ахилла и Зевса, — посмеешь ли сделать своей царицей девочку, покинутую людьми и богами?»

Я не отвечал. Только смотрел, не отводя взгляда.

Нет, я не побоюсь.

Царь завоевателей не боялся воительницы. Он узнавал в ней изгнанницу из царства десяти тысяч дворцов, брата, живущего в чужом теле, родственную душу, вырезанную из огромного алмаза.

Нет, я не побоюсь. Моя гордость сложит оружие. Непобедимый воитель будет побежден. Подожди еще мгновение! Дай мне собраться с силами в тишине и покое, чтобы впитать любовь, которая перевернет всю мою жизнь.

То была она, моя царица! В этом не было никаких сомнений. В ее задумчивом спокойствии, необузданной веселости и загадочных черных глазах было больше величия, чем во всех капризных белокожих принцессах этого мира, вместе взятых. Я скользнул взглядом по длинной шее Алестрии, опустил глаза и увидел на внутренней стороне левой груди широкий шрам — устрашающий символ. Я не знал, чем изуродовали нежную плоть — кинжалом или раскаленным железом. Рана затянулась, багровая кожа заскорузла и ороговела, на ней было множество отметин от тетивы лука.

Я прикоснулся к шраму. Она подпрыгнула и хотела убежать. Я навалился на нее, придавил к земле всем весом своего тела, прижался щекой к израненной груди и услышал биение сердца.

Мне нет дела до твоего происхождения, Алестрия, будь ты свободная воительница или дерзкая рабыня, я похищаю тебя из племени, я освобождаю тебя из рабства.

Алестрия, дитя степей, ты победила непобедимого Александра! Ради тебя он перестанет искать в покоренных им землях женщину, достойную стать его царицей.

О, Алестрия, тебе неведомо мое имя, я не знаю, какого ты рода, но мы создадим новую династию. Александр и Алестрия — эти имена станут истоком реки, которая не обмелеет, пока жив род человеческий.

И пусть у тебя нет ни дорогих одежд, ни золота, ни царства — все, чем владеет Александр, отныне принадлежит тебе. Он отдает тебе свое войско, свои города, свою империю! Ты оставишь меч и копье — он будет сражаться вместо тебя.

Ты станешь моей спутницей в странствиях по миру и подругой моей жизни. Мы будем скакать, стремя к стремени, и доберемся до края земли. Все мои страдания отойдут в прошлое. Все твои муки забудутся, как дурной сон.

Я люблю тебя, Алестрия! Я приношу тебе в дар Александра, чья красота — ничто в сравнении с силой его любви. Я положу к твоим ногам алмазы, сапфиры, рубины и переливающиеся, как павлиний хвост, ткани, и ты станешь самой молодой, самой прекрасной и самой великой царицей на земле.