С самого первого мгновения я была околдована. Тания умоляла меня опомниться, но я дни напролет следовала за черноглазой красавицей. Наконец Тания отчаялась и вернулась к амазонкам, а я продолжила охоту, надеясь дождаться слова или взгляда. Когда девушка уверилась в моих чувствах, она назначила мне свидание в дорогой харчевне. Чтобы провести там ночь, мне пришлось продать лошадь.
Салимба разделась и бросилась в мои объятия. Она была полнотелой, с тяжелой грудью. Я любила ее снова и снова. Пока мы отдыхали, она рассказала, что скоро выйдет замуж за старого вождя племени — уродливою и жестокого, у него десять жен, и она станет одиннадцатой. Салимба говорила, что несчастна, что у ее отца тоже десять жен, ее мать как раз и есть десятая. Она предчувствует, что старшие жены будут ее унижать, это изменится, только если она родит сына, а ее дочерей продадут мужчинам, как когда-то продали их с матерью.
Салимба плакала, задыхаясь от слез. Я рассказала ей о белых красноголовых журавлях и наших войнах с мужчинами. Я предложила ей завести со мной ребенка и стать моей женой. Она успокоилась и внимательно слушала, положив голову на рану на моей груди.
— Я хотела бы стать твоей, Талестрия, — наконец произнесла она. — Но я не амазонка. У меня дряблый живот, слабые ноги и изнеженные руки. Я не способна поднять даже ведро. Я не умею ни варить еду, ни охотиться, не могу жить без сладкого молока и сплю только на густой мягкой кошме из овечьей шерсти. Забудь слабую Салимбу. Обними меня. Люби меня в последний раз!
Занялась заря. Моя возлюбленная оделась. Я помогла ей поправить накидку и смотрела, как она уходит по влажной дорожке пустынного рынка. Я больше никогда не видела Салимбу. Год спустя мне рассказали, что она вышла замуж и ждет ребенка. Еще через год я узнала, что она родила дочь и снова беременна. Двенадцать месяцев спустя Салимба умерла.
В степи мы часто натыкаемся на скелеты. По костям не узнаешь, кем были эти люди мри жизни — амазонками или нашими врагами. Я молилась за упокоение каждой души и счастливое перевоплощение в будущей жизни.
— Танкиасис, мы не можем любить мужчину и родить ему ребенка. Так почему бы не сделать этого с женщиной? Две женщины сотворят маленьких девочек, которые тоже родят девочек, которые будут любить лошадей.
Она рассмеялась:
— В жилах твоего ребенка должен течь твой разум, а не твоя кровь. Обычные мужчины и женщины зачинают детей, смешивая свои соки. Они расстаются друг с другом и бросают детей. Каждый день брошенные на холоде малыши плачут и умирают. Дочери Сиберии не вынашивают детей. Они спасают жизни и дают жизнь.
Танкиасис не поняла меня. Я не успокаивалась:
— Я хочу делать детей в сердце женщин! Я хочу оплодотворить всех, и они избавятся от тяжкого груза жизни и станут воительницами!
Она снисходительно улыбнулась:
— Ты слишком много мечтаешь, Талестрия. Однажды ты встретишь предназначенную тебе девочку. Она станет твоей наследницей.
Я ничего не сказала Тании. Она, как и ее мать Танкиасис, любила меня, но не понимала.
Я отпустила свои мечты на волю, в степь, под облака. Я пасла их под звездами, как свои стада.
В нашем племени существовал обычай: когда одна из воительниц заболевала неисцелимой болезнью, называемой старостью, она покидала стойбище и шла через степь, не оглядываясь назад. Добравшись до реки, она останавливалась, ложилась на траву и отдавала себя на съедение хищникам и стервятникам.
Танкиасис исполнила завет предков. Она воспитала меня и исчезла. От нас с Танией скрыли ее уход, сказав, что она отправилась за оружием к охотникам на китов. Я все поняла, когда лошадь Танкиасис вернулась одна и три дня скакала по степи в надежде отыскать ее.
Танкиасис исчезла. Колыхалась высокая трава, я видела птичье гнездо, ручеек, груду камней с отпечатком драконьей лапы. Бог Льда дал мне мать, а теперь решил забрать ее. Я бросила вызов его могуществу и воскресила Танкиасис: она поселилась во мне. Став бессмертной по моей воле, она нежно заботилась обо мне. Я слышала, как она поет:
Моя мать царица Талаксия поведала мне, что наше племя знает волшебные слова. Они могут сделать невидимое видимым и превратить легенду в реальность. Мы с Танией втайне от всех начали писать книгу. Ночью, лежа в траве, я читала по звездам и диктовала ей историю Алестри. Тания верила, что звезды нашептывают мне ее на ухо. Она ошибалась — слова уже жили в моем сердце.
Алестри была маленькой девочкой, которую бросили родители и воспитали дикие лошади. Богиня взяла ее на свой небесный луг и научила сражаться двумя мечами. В двадцать лет она спустилась с небес на землю, чтобы сражаться с чудовищами. Она скачет на белой лошади, стучится в ворота темных царств и освобождает женщин, которых держат на цепи в сырых подземельях. Она соблазняет умирающих от скуки принцесс, свергает с трона алчных царей и прогоняет коварных духов, оборачивающихся то пантерой, то змеей, то птицей, а то и прекрасными полногрудыми женщинами с соблазнительным лоном.
Нам пришлось прерваться, когда амазонка, охранявшая юго-западную границу наших владений, зажгла костер, подав сигнал тревоги: по столбам дыма я узнала о тридцати вооруженных кочевниках, скачущих в нашу сторону. Я попросила Танию спрятать нашу книгу в пещере, взяла с собой тридцать воительниц, и мы три дня скакали навстречу захватчикам. На горизонте показались высокие воины в боевых доспехах. Мы надели деревянные, отделанные металлом шлемы и обстреляли их из луков.
Женщина на большой белой лошади скакала перед строем мужчин. Длинные алые перья колыхались на ее шлеме. Они окинула взглядом мое оружие и посмотрела мне в лицо. У меня закружилась голова. Всадница выбрала меня. Защищаясь щитом и копьем от стрел, она бросилась вперед. Я поскакала к ней, хотя внутри у меня все сжималось от страха. Мы скрестили оружие. Наконечник копья коснулся моего плеча, и я вздрогнула от наслаждения. Одной рукой я уперлась ей в грудь палицей, а другой замахнулась серпом. Она перевернулась в седле, оттолкнула палицу копьем и подставила щит под серп. Лошадь отскочила в сторону и тут же вернулась на позицию. Воительница вытащила меч и срезала перья с моего шлема.
Я знала эту кочевницу!
Я подъехала вплотную, чтобы снести ей голову. Она меня оттолкнула и попыталась пронзить мечом шею. Я угрожающе взмахнула руками. Она спрятала меч и потрясла копьем. Я отступала, она надвигалась на меня. Я атаковала, она отступала. Она обрушилась на меня, выставив вперед мечи, как орлиные когти. Я уклонилась, зацепила серпом один из мечей и ударила палицей по копью. Небо и клинки закружились, ее глаза то яростно сверкали, то улыбались.
Кто ты? Маленькая белокожая девочка, что бегала со мной по рынку, а потом попала в плен к охотникам на леопардов? Зеленоглазая девочка, которая однажды летом поделилась со мной молоком?
Воительница как будто слышала бившиеся у меня в голове вопросы. Ее голубые глаза обрушили на меня лавину безмолвных фраз, от которых разболелась рана на груди.
Я выпрямилась и снова ударила. Наши запястья соприкоснулись. «Если любишь, — мысленно произнесла я, — опусти оружие!»
Наше дыхание смешалось. Наш пульс бился в унисон. У меня на лбу выступил пот. Испарина покрыла щеки.
«Опусти оружие, люби меня!» — снова мысленно приказала я.