была бессознательная карикатурность. Федотова так ему и ска¬

зала; он возмущался, возражал и в конце концов признал ее пра¬

воту. В мемуарах Орленева это возвращение к себе укладывается

в один разговор, в несколько минут, на самом деле процесс само¬

освобождения потребовал от него немало времени. Актерские

штампы прилипчивы, даже при малой давности их надо отдирать

с кожей; Орленев не побоялся этой хирургии и от несколько ри¬

туальной театральности Иванова-Козельского постепенно вер¬

нулся к своей естественной манере. Урок Федотовой он запомнил

надолго (она «меня спасла и возродила как актера»). С тех пор

он остерегался не только прямых стилистических или техниче¬

ских заимствований, но и влияний широкого общеэстетического

порядка, которые могли, как ему казалось, исказить природную

основу его искусства. И это была одна из причин, не главная, но

самая ранняя, которая впоследствии побудила его выбрать путь

гастролерства и отказаться от предложения Станиславского всту¬

пить в труппу Художественного театра.

В Нижнем Новгороде Орленев застрял. Антрепренер Бель¬

ский, по характеристике Б. Н. Белякова, автора «Летописи Ниже¬

городского—Горьковского театра» 13, предприимчивый делец, знав¬

ший все секреты театральной коммерции, предложил молодому

актеру остаться у него на зимний сезон, обещая платить пятьде¬

сят рублей в месяц; это была уже третья ступень его благополу¬

чия. Зря Бельский денег не платил, актеры у него работали

с утра до полуночи. Много ролей сыграл в том сезоне и Орленев,

но в памяти у него осталась только одна: мальчик-сапожник из

водевиля Мансфельда «С места в карьер». Водевиль этот, судя по

газетным извещениям, шел часто, хотя особого шума в тот ниже¬

городский сезон не вызвал.

Искусство Орленева в жанре водевиля еще ждало своего при¬

знания, но схема роли наметилась уже тогда. Во-первых, мотив

натуры; у маленького героя Орленева был прототип — тоже уче¬

ник сапожника, нижегородский уличный мальчик с двойной

жизнью: одной — свободной, для себя, полной еще ребяческих ин¬

тересов, и другой — вынужденной, для хозяина, настороженной,

как у испуганного зверька, и озабоченно-деловой. Для полноты

реальности Орленев произвел щедрый обмен — отдал мальчику

свой почти неношеный костюм, взял его рваную одежку — и

после соответствующей дезинфекции выступал в ней на сцене,

демонстрируя безусловную подлинность портрета. И, во-вторых,

мотив смеха сквозь слезы, той веселой беззаботности, которая

способна была смягчить, но не скрыть недоумение и беспомощ¬

ность мальчика, столкнувшегося с враждебным ему миром взрос¬

лых. Пока это был эскиз роли, потом, у Корша и Суворина, она

получила раскраску и окончательную форму. Но начало ее было

здесь, в Нижнем Новгороде, где Орленев впервые испытал себя

как комедийный актер мартыновской традиции, близкой к нату¬

ральной школе русской литературы сороковых годов.

Два последующих года он провел по преимуществу в городах

Западного края, на территории нынешних Литвы и Белоруссии,

у антрепренера Картавова, делившего сезоны на половинки —

первая в Вильно, вторая — в Бобруйске, первая в Минске, вто¬

рая — опять в Вильно. В промежутке Орленев побывал еще

в Орле и в Крыму. От этих лет у него остались смутные воспоми¬

нания: тряска в прокуренных вагонах третьего класса, запущен¬

ные номера для приезжающих, первые кутежи и потом неделями

еда всухомятку, меценаты, продвигавшие своих фаворитов; пе¬

строта лиц — похожие на Золя интеллигенты в глухих сюртуках

на премьерах в Вильно, шумные пехотные офицеры из бобруй¬

ского гарнизона, охотно проводившие вечера в театре, богатое ку¬

печество в первых рядах кресел в только что построенном театре

Минска и т. д. Мелькание, суета, рутина и время от времени ка¬

кие-нибудь драмы, любовные, семейные, драмы профессиональ¬

ного престижа, придающие этой бестолково-нищей жизни харак¬

тер безысходности, драмы, которые с пониманием описывал

Вл. И. Немирович-Данченко в свой домхатовский период. Были

еще летние гастрольные доездки, в одной из них участвовала

сама Савина, но и они не подымались над уровнем будничности.

В смысле творчества эти два года оказались малоинтересными.

Орденов еще больше преуспел в технике, и эта умелость ста¬

новилась опасной, потому что рядом с пей возникал призрак

ремесла.

Во время скитаний он попал в маленький литовский город Па¬

нсвеж (теперь Паневежис) и неожиданно для себя женился. Вне¬

запное увлечение затянулось на годы. От этого брака у Орленева

родилась дочь, которую он назвал Ириной (в память о недавнем

успехе «Царя Федора»). Павел Николаевич пожню се любил, хотя

очень редко с пей встречался; каждая из этих встреч, по воспоми¬

наниям близких, была «огромным радостным событием» для отца

и дочери *.

Живо запомпился Орлспеву предпоследний перед возвраще¬

нием в Москву, ростовский сезон. Его удачи той зимы 189:1/92 года

заслуживают особого упоминания. Ему так долго поручали

роли любовников (вторых!) и фатов, что в конце концов он стал

их уверенно играть, нс очень изобретательно и очень технично,

Гораздо значительней его неудачи или полуудачи ростовского се¬

зона, к числу которых относится прежде всего Хлестаков. Натура

увлекающаяся, даже по-своему одержимая, Хлестаков Орленева

врал по вдохновению, купаясь в этой лжи, все больше и больше

запутывая и так запутанную интригу. Чудак, странный фантазер,

мистификатор, он ничем не был похож па того петербургского

чиновника, «совершенного commc il failI», которого имел в виду

автор. Орленева нельзя было упрекнуть в водевильном легкомыс¬

лии, напротив, в комизме его Хлестакова ясно слышалась беспо¬

койная нота. Но этой сатире с уклоном в фантасмагорию не хва¬

тало широты, она была слишком анекдотична, слишком замкнута

в своих границах, слишком па свой особый манер, чтобы стать

«типом многих», чтобы ответить требованиям гоголевской всеобъ-

смлемости («всякий отыщет себя в этой роли»). Не раз потом

Орленев возвращался к «Ревизору», по уравновесить реальный и

фантасмагорический элемент комедии так и не смог, и роль Хле¬

стакова несколько раз появлялась и потом исчезала из его ре¬

пертуара.

* Первая жена Орленева, Елизавета Павловна Скромнова, вскоре после

встречи с ним стала актрисой и выступала под своей девичьей фамилией.

Она была партнершей Павла Николаевича — играла в Петербурге у Суво¬

рина княжну Мстиславскую в «Царе Федоре»; се репертуар в поездках —

Ирина в том же «Царе Федоре», Женя в водевиле «Школьная пара» и т. д.

впоследствии работала во многих столичных театрах и в провинции.

Умерла в 1951 году.

Ирина Павловна Орленева училась сперва в балетной школе у

О. И. Преображенской, потом драматическому искусству в классе у

1*1. П. Карпова и в студии В. В. Максимова. Много лет выступала на сцене.

«Занималась также переводами пьес с нескольких европейских языков.

Трудно ему далась и роль гимназиста Степы в «Школьной

паре», которую Кугель в небольшой книге «П. Орленев», издан¬

ной в 1928 году, назвал среди лучших его работ в жанре воде¬

виля14. Пустую пьеску, построенную на недоразумении, на игре

слов, на двойном их смысле (пара — двое влюбленных, пара —

мужской костюм), Орленев сыграл с наивозможной серьезностью,

отыскав у водевильного гимназиста черты своего больного брата,

«озлобленного, недовольного и ворчливого». Эта внезапная и, ве¬

роятно, не совсем оправданная ассоциация, обострившая дей¬


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: