лее из письма Чехова мы узнаем, что Орленев носит в кармане
портрет Станиславского и клянется, что мечтает стать актером
Художественного театра; «я советую ему поступить к вам, он был
бы у вас кстати, как и Комиссаржевская». Значит, «жульниче¬
ская» игра в «Привидениях» ничуть не уронила Орленева в гла¬
зах Чехова, он в него верит. Дальше происходит уже совсем не¬
предвидимое.
На следующий день, 25 марта, Чехов снова пишет Книппер:
«Опять приходил сегодня Орленев, просил написать для него
трехактную пьесу для заграничных поездок, для пяти актеров; я
обещал, но с условием, что этой пьесы, кроме орленевской труппы,
никто другой играть не будет». Чехов обещал, Орленев поверил
и в последующие недели до отъезда писателя из Ялты, ожидая
от него вестей, в коротеньких открытках держал в курсе своих
маршрутов (8 апреля — «Еду в Баку на два спектакля. Затем
Петровск, Дербент, Грозный...»; 13 апреля — «Еду в Пятигорск.
Сегодня сыграю и ночыо выезжаю в Екатери яодар, потом
Ставрополь» и т. д.). А Чехов 11 апреля, помня о нетерпении
Орленева, пишет В. М. Чехову в Таганрог: «Милый Володя,
я читал, что у вас в Таганроге 14 апреля будет играть Орленев.
Если ты будешь в театре, то повидайся с Орленевым и скажи
ему, что письмо его из Кутаиса я получил и что желание его, по
всей вероятности, мною будет исполнено. Также поклонись
ему» 32.
Из приведенных здесь отрывков из писем можно понять, как
серьезно, вполне по-деловому отнесся Чехов к просьбе Орленева
и что какие-то конкретные очертания эта пьеса «для пяти акте¬
ров» уже приобрела. Некоторые из современных исследователей
полагают, что ничего из этой затеи не получилось бы, потому что
Чехов был тесно связан с эстетикой Художественного театра,
а Орленев и Комиссаржевская (которой он тоже обещал написать
пьесу) представляли другое направление в русском театре, по¬
строенное на свободном проявлении индивидуальной художест¬
венной воли актера. Так ли это? Можно допустить, что Чехов,
восхищаясь ансамблем Художественного театра, исключающим
возможность всякой случайности, в то же время дорожил тем
элементом неожиданности и риска, который был в игре великих
русских гастролеров. Во всяком случае, в ту свою последнюю
весну пьесу для Орленева он хотел написать, и называться она
должна была Орленев. Никаких других подробностей на этот счет
мы нс знаем.
В молодости Орленева звезды мирового театра часто приез¬
жали в Россию, и он видел Дузе, Сальвини, Баттистини и многих
других знаменитых трагиков и певцов конца века. Поток с Запада
на Восток был мощный и непрерывный. А кто на его памяти ез¬
дил из России в Европу? Однажды Савина с группой актеров
Александрийского театра — в Прагу и Берлин. До того, еще
в восьмидесятые годы, его партнерша по «Привидениям» Горева
тоже ездила в Берлин. Больше никого назвать он не мог. Когда-то,
в свой первый вологодский сезон, он прочитал в «Ниве» заметку
о гастролях русской оперной актрисы Н. В. Булычевой в Рио-де-
Жанейро. Журнал описывал, как во втором акте «Аиды», постав¬
ленной в ее бенефис, в сцене освобождения невольников русская
гостья, прервав действие оперы, «при шумных восторженных ап¬
лодисментах публики» вручила пяти неграм-рабам, находившимся
среди актеров, «формальный акт о выкупе из рабства» 1 (рабство
в Бразилии существовало до 1888 года). Заметка более чем эф¬
фектная, хотя из ее содержания неясно — то ли Булычева выку¬
пила рабов на свои гонорары, то ли какой-то бразильский филант¬
роп поручил ей эту высокую миссию. Как бы там ни было,
на семнадцатилетнего Орленева, еще недавно пытавшегося бежать
к индейцам в пампу Южной Америки, эта фантастическая исто¬
рия с участием русской актрисы произвела большое впечатление.
Он не забыл о ней и теперь. Конечно, в зрелые годы его интерес
к такой экзотике заметно убавился, но для задуманной им боль¬
шой поездки в Европу и Америку нужен был дух романтики и
пионерства.
И. П. Вронский в неопубликованных воспоминаниях (в сущно¬
сти, целой книге), посвященных заграничным гастролям русской
труппы, пишет, что, «оглядываясь на далекое прошлое», он не пе¬
рестает удивляться «необычной предприимчивости» Орленева,
«упрямой настойчивости этого бесшабашного человека», органи¬
зовавшего первую в истории нашего театра «поездку небольшой
группы актеров в Новый Свет» 2. Бесшабашность в этом случае
надо понимать нс как легкомыслие и беспечность, а как отчаян¬
ный риск при трезвой оценке трудности задачи. Точно так же
предприимчивость Орленева не была похожа па практицизм де¬
лового человека, он был и в тридцать шесть лет фантазер, и
планы его часто оказывались несбыточными, но их дерзость от
того не убывала. И эта стойкость приносила плоды. Сколько но¬
вого в истории русского театра связано с его именем! И он пер¬
вый со своей труппой поехал в Америку!
В воспоминаниях Вронского, на которые мы будем в этой
главе часто ссылаться, приводится такой диалог. Орленев гово¬
рит, что давно обдумывал и теперь окончательно решил отпра¬
виться вместе с труппой в турне по Америке. Вронский: А где
достать деньги на поездку? И потом... русские актеры там ни¬
когда не бывали. Знакомства у нас нет никакого и при безде¬
нежье можно здорово сесть в лужу. Орленев: Деньги достанем,
деньги непременно придут, вот увидишь, а зато в Америке мы бу¬
дем первыми... пробьем дорогу другим нашим актерам, будем
пионерами!
Помимо романтики риска и открытия заграничная поездка
привлекала Орленева при всей чистоте его идеализма и матери¬
альными благами; если американские гастроли пройдут успешно,
потом, вернувшись в Россию, хоть на какое-то время он станет
человеком независимым и будет играть то, что ему хочется и что
ему интересно («Нажить большие капиталы и с ними начать
строить нечто чудесное»). Был у этих гастролей и чисто ху¬
дожественный мотив: ведь язык искусства интернационален, и
разве не найдут его роли с их нравственной драмой, подымаю¬
щейся до вершин Достоевского, отклика у просвещенных зрите¬
лей на Западе?
Начались сборы: какие пьесы взять, как скомплектовать
труппу, где достать деньги, какой выбрать путь, с какими оста¬
новками и т. д. Сборы настолько долгие, что журнал «Театр и
искусство» напечатал насмешливую заметку о прожектерстве Ор¬
ленева, который давным-давно собирается удивить мир своим ис¬
кусством и пока кочует где-то на задворках России *. Сборы эти
не закончились и в конце 1904 года, когда, слепо положившись
на судьбу, Орленев и его труппа ринулись в неизвестность. Впро¬
чем, кое-что им было уже известно. Они знали, например, что
первой остановкой на их пути будет Берлин, где на два вечера
для них сняли сцену оперного театра в богатом западном районе
(а куда они денутся потом и найдут ли новое пристанище?).
Они знали, что главная их ставка — пьеса Чирикова «Евреи», ре¬
пертуарная новинка, написанная но следам недавних погромов,
как известно, организованных царскими властями (а смогут
ли они показать Достоевского, А. К. Толстого, Ибсена — тот ре¬
пертуар, который принес Орлепеву славу и стал его гордостью?).
Они знали, что нашелся но газетному объявлению (?!) какой-то
доброхот, иеудавшийся делец и любитель муз, который согла¬
сился субсидировать их поездку тремя тысячами рублей (а много
это или мало, никто в их труппе сказать не мог**), поставив ус¬