Арфы не стихали, коллеги кричали «Давай соглашайся!», и Малька робко сказала «Я подумаю», решив в тот момент, что выйти замуж рано или поздно все-таки придется.

Дрожащей рукой Емельян надел ей на палец колечко и покрыл ее нежные холодные кисти горячими поцелуями.

— Ты сумасшедший! — сказала Малька, как только они остались наедине в ее маленьком кабинете.

— Любовь меня сделала таким, — прошептал он весьма взволнованно.

Малька прижалась к его накачанной груди, скрытой под теплой рубашкой в клеточку.

Емельян никогда не застегивал последние две пуговицы, чтобы все видели какой он модный парень и какая у него толстая цепочка с амулетом Айо (сила победы). Емельян пользовался дорогим одеколоном, регулярно делал укладку волос и больше был похож на эстрадного исполнителя, чем на серьезного делового человека, хоть и надевал изредка галстук, совмещая его с джинсами и кроссовками. Носил бородку и выщипывал брови на переносице. Он не унаследовал вкус и стиль своего отца. Но вдвоем с отцом они проворачивали немало прибыльных сделок: папины деньги и чутье сына — гремучая смесь.

— Может сходим вечером в клуб? Потанцуем, объявим всем о нашей помолвке! — предложил Емельян, вопросительно приподнимая одну бровь.

Малька закашляла, так ничего и не ответив.

— Бедняжка. Ты пила сегодня лекарство? — Емельян провел тыльной стороной ладони по щеке Мальки. — Кажется, у тебя температура.

— Все в порядке, мой рыцарь. — Успокоила его Малька, обнажив ровненькие зубки. — Только не рано ли ты надумал объявлять о помолвке? Я не сказала «да»! — она намеренно дразнила жениха.

— Но и «нет» ты тоже не сказала, моя ненаглядная! — после секунды молчания он продолжил. — С твоей болезненностью нужно срочно что-то делать. Может прогревание? Моя невеста должна быть здоровой! — утверждающе заявил он.

Малька встала на цыпочки и обвила шею Емельяна руками, поглаживая и взъерошивая волосы на затылке.

— Эх, романтик ты мой, а твои родители знают о намерении жениться? — спросила она еле слышно. — У меня ведь ни кола, ни двора. Ты же знаешь! Съемная квартира и минимальный оклад, не считая премиальных. К тому же учимся мы не бесплатно. Твой отец наверно хотел бы видеть на месте невестки дочь какого-нибудь богатого дядьки.

— Не выдумывай. — Емельян закрыл ей рот нежным поцелуем. — Мои предки от тебя без ума! А вот твоя мама на дух меня не переносит это точно, — произнес он, ненадолго оторвавшись от припухших влажных губ.

Кира Фоер — мама Мальки, действительно, недолюбливала Емельяна, считала его избалованным мальчишкой и выскочкой, советовала дочери приглядеться к нему повнимательнее и не строить никаких иллюзий. Но разве семнадцатилетней девчонке докажешь, что ее избранник, мягко говоря, не подходит ей. В этом возрасте девушки еще парят в розовых облаках с сердечками. Как бы Кира не вмешивалась в их отношения и не обучала дочь уму-разуму, Малька все решала сама, и в один прекрасный день поставила мать перед фактом, что переходит с дневного обучения на заочное, что нашла работу, и Емельян пообещал помочь подобрать хорошее жилье в центре города за небольшие деньги. И вот уже три года Малька живет своей жизнью, а Кира каждую субботу печет шарлотку с яблоками и ждет свою единственную доченьку в гости.

Малька со свистом вздохнула, собираясь с мыслями. На безымянном пальчике светился многогранный камешек в золотой оправе, Емельян был своим в доску, солнечный луч падал на доспехи, горой лежащие на стуле, в вазе — цветы, кипа бумаг все еще ждала своей участи. Малька рассмеялась, вновь почувствовав себя влюбленной дурочкой, и вспомнила, как мечтала, будучи еще ученицей средней школы, надеть свадебное платье и кружиться в вальсе с высоким брюнетом, похожим на Диму Билана.

— Мама не станет мешать нашему счастью! — воскликнула Малька, не ожидая от самой себя подобной радости. — В конце концов, не в тридцать же лет идти под венец?!

Емельян блеснул огоньками зелено-карих кошачьих глаз, и его плутовские губы растянулись в улыбке.

— Ты моя богинька! Тогда нас ждут приятные хлопоты! Я уже туфли приметил в ЦУМе. Не для себя — тебе! Они все в камнях, а каблук украшен цветами, бисером и ленточками. В них ты будешь офигетельной невестой!

Малька раскраснелась. Виной тому была и повышенная температура, и зашкаливающие эмоции.

— Не рано ли выбирать туфли? До лета еще уйма времени, — подумала она.

— До лета? Никакого лета, — как отрезал Емельян. — Завтра же идем в ЗАГС, пока ты не передумала. Подадим заявления и начнем подготовку к самому лучшему дню в нашей жизни! Моя богинька!

Емельян несдержанно дергался на радостях, но и внимательно следил за глазами Мальки. В них было легкое недоумение. Зрачки расширены. Вопросительный взгляд из-под густых черных ресниц.

— Но зимой холодно, — попыталась возразить она перед тем, как Емельян неожиданно укусил ее за мочку уха и увлек целоваться на рабочий стол с незаконченными делами.

В этот день Малька решила для себя, что если не выйдет замуж в двадцать лет, то потом в этом уже не будет никакой необходимости, если только для одного: чтобы не прослыть старой девой и хотя бы к тридцати пяти родить ребенка, потому что обзаводиться детьми в сорок — поздновато. К тому же Емельян был первой и единственной любовью Мальки, как она думала тогда, у них были хорошие дружеские отношения с эротическим подтекстом, и они никогда не разговаривали на повышенных тонах: мир и идиллия. Но бедная Малька еще не знала, какие сюрпризы ждут ее впереди, и что же на самой деле заставило Емельяна Заславского так торопиться со свадьбой.

За городом в окружении то подсолнечных полей, то озимой пшеницы в небольшом домике на два хозяина жила мама Мальки — Кира Фоер. Она сменила красавицу Одессу на богом забытое село в Донецкой области. Соседки-старушки долго судачили о том, выстраивая различного рода догадки. Одни утверждали, что Кира сбежала от ревнивого мужа, вторые заверяли, что Кира мать-одиночка и никогда не была замужем. Но ясно было одно: Кира явно спряталась от кого-то, но от кого, знала только она сама и ни с кем этот вопрос не обсуждала.  

Со времен девяностых много воды утекло. Кира прошла путь от хрупкой брюнетки с удивительно правильными чертами лица и большими бирюзовыми глазами к женщине с закрашенной сединой, мелкими морщинками, пышными формами, и лишь глаза остались неизменными. Выражение «Сорок пять — баба ягодка опять» не совсем подходящее, но Кира приближалась именно к этому возрасту, единственное — она скорее была все еще «ягодкой», так как зрелый возраст только подчеркивал ее достоинства.

Работала Кира логопедом. Всю себя посвящала: дома Мальке, на работе — другим детям. С сотрудниками Кира хорошо ладила, но все-таки оставалась белой вороной. Отличалась нежеланием сплетничать, перемывать косточки всем знакомым и не знакомым. Кира не торопилась осуждать человека и скоропостижно делать выводы, но стоило ей составить свое личное мнение — оно становилось твердым убеждением. И так уж вышло, если Кира любит, то любит всей душой, но если невзлюбила, то это всерьез и надолго.