– Здесь.

– Как зовут ювелира?

– Исаак Моисеевич, – ответил он удивленно. Видимо, здесь этим не интересовались.

Я дал мальчику гривенник. Он зажал его в кулак и убежал. Я толкнул тяжелую дверь лавки. Сверху прозвенел колокольчик. Из-за застекленного прилавка навстречу вышел приказчик.

– Что угодно господину офицеру? Кольцо, брошь, серьги?

– Господин офицер желает поговорить с Исааком Моисеевичем.

– Хозяин занят.

– Меня направил к нему портной Лазарь. Крупный заказ.

Приказчик кивнул и скрылся за дверью в перегородке. Вместо него появился дюжий охранник. Скрестив руки на груди, он уставился на меня. Взгляд его словно говорил: «Только попробуй!» Я пробовать не стал. Подошел к витрине и стал рассматривать выставленные там изделия. Красивая работа! В моем мире пошла бы на «ура». Несколько старомодно, конечно, но покупатели бы нашлись.

– Чем могу служить? – спросили за спиной.

Я обернулся. Передо мной стоял сухонький старичок в кипе с седыми пейсами на висках. Выцветшие глаза под кустистыми бровями смотрели без почтения. Суровый старик, мощный.

– У меня сложный заказ, Исаак Моисеевич. Надо сделать такие штуки.

Я полез в карман, достал сложенный листок и вручил его ювелиру. Тот развернул и некоторое время рассматривал.

– Что это? – спросил, посмотрев на меня. – Кольца? Какие-то странные. – Это называется стент. Его вставляют в разорванный сосуд, после чего зашивают. Я врач.

– Почему вы пришли с этим к ювелиру?

– Стент делают из золота или платины. Лучше из последней. Работа сложная и ответственная. Рекомендовали вас.

– Пройдемте! – кивнул он на дверь за прилавком.

В небольшой комнате, которая служила мастерской – об этом говорили разложенные на столе инструменты и пара неизвестных мне станков – Либензон предложил мне сесть. Сам устроился за столом и вновь рассмотрел рисунок, использовав для этого лупу.

– Кто это рисовал? – спросил, положив ее на стол.

– Я.

– Неплохо. С размерами понятно. Какой толщиной должна быть сетка?

– Как можно тоньше. Но при этом не сминаться

– Тогда золото не годится – слишком мягкое. А платина тяжела в обработке, – он посмотрел на меня.

Я достал бумажник.

– Погодите! – остановил он. – Я еще не принял заказ. Вам это нужно для чего?

– Продемонстрирую на конференции военных врачей. Если они одобрят, стенты войдут в практику. Мы можем спасти жизни людей, и не только раненых. Есть такая болезнь – атеросклероз. С возрастом у человека засоряются артерии, из-за чего нарушается кровообращение. В тяжелых случаях необходима операция. А ее не сделать, если нет стента.

– Не слышал о таком, – сказал он. – Интересно, у меня есть этот атро…

– Атеросклероз.

– Ага.

– Сколько вам лет?

– Шестьдесят пять. Я старый человек, ваше благородие.

– У вас есть чувство жжения и боли за грудиной? Головокружения, шум в ушах? Трудно ли глотать?

Он покачал головой.

– Живот и ноги не болят?

– Нет.

– Разрешите?

Я встал, взял его за запястье и прижал пальцами лучевую артерию. Поднял левую руку с часами. Секундная стрелка у них имеется. Та-ак… Ничего себе пульс у старичка! Семьдесят ударов. И наполнение хорошее.

– У вас на редкость здоровое сердце, Исаак Моисевич. Сосуды в порядке. Сто лет проживете.

– Ливенталь тоже так говорил, – улыбнулся он. – А он лучший доктор в столице. Благодарю, ваше благородие. Сколько вам нужно этого? – он ткнул пальцем в листок.

– Штук пять, разного диаметра. Размеры я указал.

– Как скоро?

– Конференция врачей через десять дней.

– Успею, – кивнул он.

– Сколько? – достал я бумажник.

– Девяносто рублей. Я возьму только за металл. Работа бесплатна.

– Почему?

– Вы не просили денег за медицинский осмотр, – хмыкнул он. – А вот Ливенталь взял сто рублей, хотя сказал то же. Вы первый заказчик, который обратился ко мне по имени и отчеству. Наконец, мне интересно – никогда не делал такого. Возможно, старый Либензон внесет вклад в науку.

– Благодарю, – поклонился я.

– Скажете это, когда заберете заказ…

Выйдя от ювелира, я отыскал книжный магазин, где долго рылся в медицинских книгах и журналах. Часть из них были на иностранных языках. Я выбрал английские и немецкие. Эти языки я знаю – мать преподавала их школе и приохотила единственного сына. В своем мире я регулярно читал статьи на медицинских сайтах – без этого теряешь квалификацию. А вот французского не знаю, а он здесь самый распространенный из иностранных языков. Журналы и книги на нем пришлось отложить. Но и так набралась стопка. Расплатившись, я вышел из магазина, поймал извозчика и поехал к нашему временному пристанищу, где встретил Карловича и Леопольда – они вернулись из госпиталя. Ждали только меня. Мы сели за стол. Кухарка у Леопольда оказалась замечательной. Селянка, бараньи котлеты на косточке, судак по-польски… И крымский коньяк… По сравнению с ним, шмурдяк, который продается в моем мире – помои. Не в том мире я жил. Свою квартирку строил за счет жилищного сертификата от Министерства обороны. Его все равно не хватило, пришлось брать кредит. За кредиты были куплены машина и мебель. Леопольд же имел собственный дом, содержал прислугу и выезд, то есть коляску с лошадью. Управлял ею кучер. И это обычный врач! Правда, хороший. Как я понял из разговоров, кроме службы в госпитале, Леопольд имел частную практику, которая приносила немалый доход. Будь у доктора семья, он, возможно, жил бы скромнее, но Леопольд, как и Карлович, оказался старым холостяком.

Выпив, однокашники пустились в воспоминания, я почувствовал себя лишним, поблагодарил за ужин и откланялся. Почитав немного перед сном, завалился в постель. Хорошо спать, зная, что тебя не разбудит среди ночи канонада или санитар, которого послали поднять доктора, потому, что привезли раненых…

Назавтра, во второй половине дня я отправился к портному. Мундир оказался не готов, и Лазарь рассыпался в извинениях.

– Осталась совсем капелька, ваше благородие! – заверил, тряся головой. – Обождите чуток. Я мигом. Соскучиться не успеете.

Ждать пришлось больше часа. Изя принес свежих газет, и я читал их, устроившись на диванчике для клиентов. За ширмой пулеметным стрекотом стучала швейная машинка. Первым делом я просмотрел новости с фронтов – со всех трех: Северного, Белорусского и Южного. Везде было затишье. Его нарушали лишь редкие перестрелки артиллерийских батарей. Журналисты писали о разрушенных блиндажах и дотах противника. Ага, сходили и посмотрели. Немцы их допустили… Газеты сообщали о сборе средств в Фонд Обороны (есть здесь такой), крупных пожертвованиях со стороны банкиров и заводчиков. Суммы выглядели солидно. Интересно, местные олигархи держат деньги в зарубежных банках? Газеты об этом не писали. Или не держат, во что трудно поверить, или тема закрытая. Хотя назвать местную прессу пугливой не поворачивался язык. Закрытых от критики персон здесь не имелось. Некоторые издания не щадили даже императорский двор. Особо старался какой-то «Московский листок». Примером для него, как я понял, являлась английская монархия, где король декоративная фигура. А страной управляет правительство, назначаемое из достойнейших людей. Видели мы этих «достойнейших»… Листок укорял императрицу за суровые меры военного положения, в частности, запрет на импорт ряда товаров, вследствие чего народ страдал от их недостатка и возросших цен. В доказательство был приведен список недостающих товаров. Французские вина и парфюмерия, дорогие ткани и ювелирные изделия, автомобили и лошади для бегов… Кажется, догадываюсь, кто финансирует эту газету…

Мои размышления прервал Лазарь.

– Готово, ваше благородие! – сообщил, выходя из-за ширмы.

Я примерил мундир. Он сидел, как влитой, хотя Лазарь, конечно, сбыл неликвид. Газеты печатали списки офицеров, погибших при отражении немецкого наступления. Неизвестный мне артиллерийский капитан наверняка числится среди них. Лазарь взял с него с него задаток, а после нагрелся на мне. Но шить умеет, этого не отнять.

– Подымите руку! – попросил портной. – Теперь другую. Не жмет?

– Нет.

– И не морщит, – улыбнулся Лазарь. – Я таки говорил господину офицеру, что у мине лучшая мастерская в губернии. Могу дать совет вашему благородию?