Воскрешает бузина

Нашу Дону молодую,

И опять поет она,

Как певала встарь когда-то.

Дай мне волю, людоед!

Я принес от Вихря, брата,

Порученье и привет!

— Где ж я снова Дону встречу?

— Отпусти, тогда отвечу!

Радостно колдун заржал,

Так, что замок задрожал

И едва не треснул зал.

Лапу цепкую разжал, —

Распластался пастушок,

Но с колен в один прыжок

Выпрямился и привстал,

Крепко палец обмотал

Рыжим волосом Орбилы,

Великана Флэмынзилы,

Дунул в дудочку слегка

И призывно засвистал.

И на оклик пастушка

Ветер-птица появилась

И по залу закружилась,

Пронеслась, как смерч, над троном,

И крылом по чубу — хлоп!

Приоткрылся мягкий лоб

И остался обнаженным.

А пастух вскричал сурово:

— Много натворил ты злого.

Но вершить не станешь впредь

Черные свои дела.

Да! Ты должен умереть,

Чтобы Дона ожила!

Ухищренья бесполезны —

Не поможет чуб железный!

Кэпкэун захохотал,

Словно гром загрохотал,

И пошло по замку эхо

От неслыханного смеха.

Андриеш ударил раз —

Потемнел ужасный глаз,

Кровью налился — и вот

Заалел пещерный свод,

Стал светлей и выше — чудо!

Но злодей силен покуда.

Андриеш ударил снова

Прямо в лоб владыку злого.

Снова свод пещеры светел

И почти что ярко-ал —

Навзничь Кэпкэун упал,

На удар злодей ответил

Только тем, что застонал.

Стал рассеиваться мрак.

Вот пастух поднял кулак

С рыжим волосом Орбилы

И опять, что было силы,

В мягкий лоб ударил так,

Что свалился с трона враг

Вниз, на мраморные плиты,

Испустил последний вздох,

Вытянулся и подох.

Из единственной орбиты

Выпал кэпкэунов глаз,

Укатился и погас.

Слуг проклятая орда

Разбежалась кто куда,

Не оставив и следа.

И в гнездовье тьмы впервые,

Словно брызнув с высоты,

Расцвели лучи живые,

Золотые, зоревые,

Как весенние цветы.

А Кэпкын удрать не смог,

Не успел уйти, прохвост!

Сгреб чабан его в комок,

Накрутил на руку хвост,

О скалу хватил с размаха,—

И доносчик, злобный гном,

С клеветой своей вдвоем

Превратились в горстку праха.

И, куда ни глянь, везде

В кэпкэуновом гнезде,

В чародейском замке этом,

Озаренные рассветом

Кости мертвые вставали,

В коридорах, в тронном зале,

В каждом замковом подвале

Воскресали, оживали…

К Кэпкэуну, к смрадной груде,

Стали собираться люди,

Обступив его стеной.

И один, уже смелея,

Сунул руку в лоб злодея

И из ямины глазной

Шарик вынул потайной,—

Не видал таких нигде

Андриеш отважный прежде, —

Ну, а тот смельчак — в одежде

Спрятал шарик странный, — «де,

Пригодится, мол, в беде:

Этот шарик был великий

Клад подземного владыки,

Кэпкэуну он, бывало,

Совершал чудес немало,—

Но бросать его не будем:

Пригодится добрым людям!»

И, возникнув из колонн,

Что столетья камнем были,

Чабаны со всех сторон

Андриеша обступили.

Кто в кожоке нараспашку,

Кто обут, кто босиком,

Кто цветастую рубашку

Подпоясал кушаком.

Все — в бараньих кушмах сивых,

Все крепки, дубам под стать.

Сколько их! Не сосчитать

Благодарных и счастливых,

Улыбающихся глаз!

Наконец-то хоть сейчас

Подоспела к ним подмога!

Шевельнуться хоть немного

В каменном плену чертога

Так хотелось им не раз!

— Андриеш! Ты нынче нас

От столетней муки спас!

Слушай наш простой рассказ:

Жили мирно мы когда — то,

И привольно, и богато

Средь равнин родной земли,

От восхода до заката

На лугах стада пасли.

Легок труд был и успешен,

И вели мы жизнь свою

В нашем дорогом краю

Среди яблонь и черешен.

Но, как бурный шквал, сюда

Темным вечером безлунным

Ворвалась в наш край беда —

Одноглазых слуг орда

С людоедом Кэпкэуном.

Обратили нас в рабов,

В сотни каменных столбов,

И заставили на годы

Подпирать плечами своды.

Но коварный чародей

Превратил не всех людей

В неподвижные колонны!

Нет! Немало смельчаков

От заклятья и оков

В темный лес ушли зеленый,

Чтоб с дружиной гайдуков

Вызволить родные склоны

И очистить от врагов

Милый край наш разоренный.

Андриеш! Спасибо, друг!

Ты избавил нас от мук,

От невыносимой боли,

От столетней рабской доли.

Коли с недругом тебе

Встретиться придется в поле,—

Помни, лучше смерть в борьбе,

Чем такая жизнь в неволе!

Тот, который шарик взял,

Пастушку затем сказал:

«Вот, прими-ка наш подарок,

Видишь — камень светел, ярок,—

Тайну я открыть могу:

Кэпкэун, злодей известный,

Этот камешек чудесный

Прятал у себя в мозгу,—

Ничего волшебней нет,

Чем подобный самоцвет!

Он спасет тебя от бед,

Много принесет побед!

Мастер, что гранил его,

Знал не только мастерство,

Знал науку, волшебство,

Был он, что важней всего.

Не с вельможной знатью дружен,

А с обычными людьми…

Камень, Андриеш, прими,

Больше всех тебе он нужен!

Пусть тебя он защитит,

Пусть ведет тебя к победам:

Мастер славный был убит

Кэпкэуном-людоедом,

Но души его частица

В этом камешке хранится!»

И опять бежит дорога,

То бугриста, то полога,

То петлиста, то пряма:

Холм уходит от холма,

А долина — от долины,

А стремнина — от стремнины,

Сердце в страхе каменеет,—

Глядь! Дорога все длиннеет,

Разрастается трава,

Раздаются дерева,

И ужасно, и волшебно

Удлиненье гор, лугов:

Сделать сто шагов потребно

Вместо десяти шагов.

Кровь стучит в висках, как молот,

А кругом — лишь холод, голод,

И торчат из влажной тьмы

Непонятные холмы —

Словно каменные кости

На причудливом погосте;

Как чудовищные рыбы,

Выплывают горы-глыбы,

Ни травинки ни одной —

Только ветер ледяной.

В тяжкой глине вязнут ноги

На нехоженой дороге,

Глухо чавкает земля,

Гибель скорую суля,

Мокрой глиной шевеля,

Уходить домой веля.

Но шагай же через силу,

Наш бесстрашный паренек!

Труден путь, тяжел, далек —

Будто в черную могилу.

Темнота полуслепа,

Извивается тропа,

Налетает на нее

Из потемок воронье,

Гибель скорую пророчит,

Поскорей нажраться хочет.

Пастушок идет-бредет,

Смерти иль победы ждет,

Не видать ни зги во мраке,

Только под ногами знаки,

Неприятные для ног:

В лужах — едкий кипяток,

Глина жаром так и пышет,

И пастух внезапно слышит

Рядом, — что за чудеса? —

Молдаванское наречье!

Да, конечно, — человечьи

Раздаются голоса.

Андриеш в потемки — глядь:

Пастухи, ни дать, ни взять.