Лэй сидел на кровати, прижимаясь бедром к моей ноге. Он уже был одет в свой черный костюм, гладко выбрит и от него так хорошо пахло, что хотелось его завернуть в красивую бумагу, как дорогое мыло.

– Я приготовил завтрак... – Парень как-то замялся и слегка потянул шею. Татуированный узор на шее стал более заметным, и я не смогла сдержать улыбки. – Что?

Он всегда так делал, когда чувствовал себя неловко. Это было и сексуально, и мило одновременно.

– Утро. – Только и смогла ответить я.

– Точно, ты же невероятно беспомощная с утра и откровенная.

Я снова улыбнулась, взяла руку Лэя и притянула к себе. Взяв его двумя руками за запястье, я повернулась на бок и снова уснула.

Проснувшись спустя час, я мигом побежала в ванную, так как ощутила жуткую боль внизу живота и не смогла сдержать стона отчаяния, когда поняла, что у меня начались критические дни.

Я их ненавидела! Наверное, все женщины терпеть не могут этот период месяца. Боли, жуткий дискомфорт, ноги и руки отекают, грудь болит, но я была просто ярой анти-фанаткой.

Когда мне было четырнадцать, эти штуки впервые меня посетили. Я была в некоем состоянии эйфории, что я уже не девочка, а стала достаточно взрослой уже и на физическом уровне. Моя радость недолго длилась, точнее до первого падения в обморок. До восемнадцати, я почти каждый третий день своего цикла падала в обморок, не считая, конечно, обильных выделений, рвоты, адской боли, против которой обезболивающие были бессильны.

Сейчас поведение моих критических дней было более щадящим, но я все равно страшно мучилась. Рвота так и не прошла, но хотя бы в обморок я не падала.

В первой половине дня мы с Микки позавтракали, красиво оделись и поехали в город за продуктами. Потом мы съели по десерту в какой-то кондитерской и отправились домой.

На улице было безумно душно и с каждой минутой, проведенной на солнце, мне становилось все хуже и хуже. Приехав, я сразу же выпила обезболивающие и пошла к себе.

Не знаю, сколько я так пролежала, но, видимо за это время Микки успел проголодаться и вошел ко мне в комнату вместе с Шу, держа в руках стакан молока и тарелку с печеньем. Он был очень самостоятельным, наверное, даже чересчур.

Сев около меня, он долго и внимательно смотрел на мое лицо, а потом откусил кусок печенья, которое раскрошилось на его черную футболку и кровать.

– Ты заболела? – Серьезно спросил Микки.

– Не много. – Ответила я. – Ты проголодался? Я сейчас приготовлю что-нибудь! – Проговорила я и попыталась подняться, но моя голова так сильно закружилась, что я снова рухнула на кровать.

– Тебе плохо! – Испуганно воскликнул мальчик. – Что у тебя болит?

– Не переживай. – Спокойно ответила я, взяв из тарелки печенье. – Просто у взрослых девочек такое бывает. Мы каждый месяц болеем и это не смертельно. – Заверила я его.

– Да?

– Угу.

– Давай с тобой мультики посмотрим!

Малыш взял пульт, лежащий на тумбочке, поставил молоко и печенье туда же и лег рядом со мной. Включив телевизор, он долго перещелкивал каналы, пока не нашел какой-то странный мультфильм. Спустя пару минут, к нам присоединился Шу, устроившись около Микки.

Раньше, когда мне было плохо, я иногда брала отгулы, если, конечно, совсем не могла функционировать. И само собой, переносила эти дни в полном одиночестве. Томасу вообще было все равно, что со мной. Он терпеть не мог, что я просто лежу в кровати и не в состоянии даже заварить чай, не говоря уже о других моих женских обязанностях.

Один мультик закончился, и Микки нашел на другом канале новый.

– Ты хочешь есть?

Мальчик пристыженно кивнул, и я непроизвольно поцеловала его в лоб.

Что это со мной? Я никогда не питала особой любви к детям! Чаще всего они меня беспричинно раздражали или, в редких случаях, умиляли. Не больше!

Поднявшись очень медленно на ноги, я вместе с Микки пошла на кухню. Сделав нам с ним несколько сэндвичей, я убедилась, что мальчик хорошо поел, если это можно было так назвать, и попросила его выгулять Шу.

Поднявшись наверх, я снова легла в кровать и закрыла глаза. Живот болел, голова кружилась, тянуло на рвоту. Я была совершенно беспомощна, еще и отправила Микки самого выгулять Шу.

Какая же я отвратительная жена и мать – не приготовила ужин для мужа, ребенку скормила сэндвич, а сама провалялась целый день в кровати.

Испугавшись, что Микки еще не вернулся, я быстро спустилась вниз и вылетела на улицу.

– Ма, смотри! – Окликнул меня мальчик, когда увидел, что я вышла на порог.

Он кинул палку Шу, которая упала возле порога и которую тот тут же поднял.

– Неси! – Скомандовал парень, на что пес сомнительно замотал головой и пошел в противоположную сторону.

– Ну, плохой Су! – Воскликнул мальчик и подошел ко мне, обняв за ноги. – А когда папа будет дома?

Мне стало неудобно от таких объятий, но я не пыталась оттолкнуть Микки или убеждать, что ни я, ни Лэй, не станем его настоящими родителями. Это было жестоко и где-то глубоко в душе, я хотела, чтоб он остался или со мной или с Лэем.

– Где-то, через часа три.

– А это много? – Я села на порог, глядя Микки в глаза.

– Как два мультика про машинки!

Мальчик недовольно нахмурился, видимо оценив, что это достаточно долго.

– Тебе еще плохо?

Я кивнула, и он неожиданно положил свою голову мне на плечо.

– Может позвонить папе?

– Нет не нужно, пусть работает. – Ответила я, прижав Микки к себе. – Пойдем поедим мороженного и посмотрим какой-нибудь мультик.

– Угу.

Забрав Шу с собой, я, как и обещала, разложила мороженное по тарелкам, пока Микки кормил собаку.

До прихода Лэя, мы все втроем смотрели диснеевские мультики и много смеялись. Конечно, Шу не смеялся, он только ворочал ушами, но мы с Микки веселились от души.

Наверное, семейная жизнь стала для меня каким-то откровением. Ведь я и предположить не могла, что ждать мужа дома пересматривая, мультики с сыном, не так уж и скучно.

В конце последнего мультфильма я уснула. Микки отключился раньше, и Шу тут же подсунул к его лицу свой мокрый нос.

Услышав шум внизу, я открыла глаза. Ни Шу, ни Микки больше не было рядом со мной, и я решила, что они спустились вниз поиграть.

Прошагав в ванную, я приняла прохладный душ, выпила обезболивающее, одела просторный сарафан, так как в штанах и майке мне было жарко и душно, и спустилась вниз.

Микки, как я и предполагала, играл на полу с Шу.

– Ма, па готовит пасту! – Воскликнул мальчик.

Я переместила свой взгляд на кухню, где за плитой стоял Лэй. Он смотрел прямо на меня, держа в одной руке ложку, а во второй полотенце. На нем были только джинсы, что стало уже совершенно привычным.

– Ма, паста — это как лапша...

Я не слышала, что дальше мне говорил Микки, потому что беззастенчиво рассматривала Лэйтона и вспоминала все то, что было между нами вчера.

– Привет! – Поздоровалась я, махнув рукой, но не сдвинулась со своего места.

– Привет. – Серьезно ответил мне Лэй и повернулся к плите, что-то помешивая.

– Прости, что тебе приходится готовить, я...

– Мне Микки сказал, что ты заболела. – Произнес Лэйтон. – Точнее «мама заболела девочкиной болезнью»!

Я прыснула со смеху и села за кухонный стол.

– Ты в порядке?

– Все нормально. – Заверила я его, разглядывая каждую мышцу на его крепкой спине. – Я очень тяжело переношу критические дни. – Я на секунду замолчала. – Как работа?

– Ненавижу! – Выдал Лэй и обернулся ко мне.

– Это отчаяние? – Спросила я, имея ввиду выражение его лица.

– Я не думал, что буду скучать по ФБР. Прямо-таки хочу взять в руки что-то потяжелее папки с документами и не обсуждать, чья жена горячее.

– Чего? – Я удивленно округлила глаза.

– Жена Стива, например, десять из десяти. Элла – четверка, но мы ему об этом не говорим.

– Ты тоже оценил жену Стива на десять?

– Ревнуешь дорогая? – На щеках Лэйтона появились ямочки, а улыбка оживила все его лицо.