Поэтому спектакль пойдет, как встарь, без занавеса. Зрители

должны еще до начала спектакля впитать в себя «все чары»

среды, которая окружает действующих лиц. А само действие

вынесено вперед, на помост, который закрывает оркестровую

яму, образуя авансцену, непосредственно выдвинутую в зритель¬

ный зал.

Появятся прислужники сцены — арапчата: они зажгут све¬

чи, ибо сцена будет освещена только мерцающими огнями свечей,

что «сообщит движению театральных персонажей таинственность,

столь подходящую к характеру пьесы». Арапчата будут выходить

на сцену и во время действия: поднять оброненный платок, по¬

править чей-то плащ, чье-то платье, подать или унести шпагу

кавалера, веер дамы, вынести кресло, сменить обгоревшую свечу,

объявить антракт.

Декораций, в сущности, нет. Ниспадая, уходят в глубину

сцены, суживаются кулисы — как бы продолжение великолепного

зрительного зала Александрийского театра с его красным барха¬

том и позолотой. А в центре сцены — большой гобелен, который

время от времени отдергивается, обнаруживая заключенную

в раму живописную картину, каждый раз новую. Они должны

обозначать место действия: то улицу в Сицилии, то чащу леса,

кладбище и усыпальницу Командора, комнату Дон Жуана, башшо

с часами на красном фоне утренней зари...

Актеры будут двигаться в условной манере, в изысканном и

галантном придворном полутанце. Разговаривать в ролях, не

глядя друг на друга, а обращая слова к зрителям. И свет в зри¬

тельном зале не погаснет во время действия. Так, лишенный зага¬

дочной темноты, зрительный зал соответственно настроит актера,

который, «видя улыбку на устах зрителя, начнет любоваться

собой, как перед зеркалом». Это — стиль спектакля. Актеры не

то чтобы играют роли, а изображают, показывают актеров, иг¬

рающих роли в версальском придворном театре Короля-Солнца.

Дон Жуан будет покорять сердца не только сельских красавиц

Шарлотты и Матюрины, «но еще и обладательниц тех прекрасных

глаз, блеск которых актер заметит в зрительном зале, как ответ

на улыбку своей роли». Предусмотрено режиссером и это! (В ста¬

тье В. Э. Мейерхольда «К постановке «Дон Жуана» Мольера».)

Вступление Варламова в репетиции «Дон Жуана» началось

с веселого замечания о стилизации. Рассказывают, будто он ска¬

зал Мейерхольду:

— Ну, что? Говорят, стерилизовать будешь? Ну, давай, сте¬

рилизуй и меня!

И долго делал вид, что никак не может выговорить непростую

фамилию Мейерхольда, перевирал безбожно и для удобства на¬

зывал его Всеволодом Емельяновичем.

Потом начались серьезные стычки с режиссером. Варламов

не учил роль наизусть, ссылаясь на скверную память и многосло¬

вие Сганареля. Требовал подсказки суфлера. А это было невоз-

мояшо. Суфлерская будка вообще убрана долой, действие идет

на авансцене. Мейерхольд просил, уговаривал, настаивал на сво¬

ем: актер должен знать роль назубок. Даже жалобу написал на

Варламова в дирекцию.

«Узнать об этом мне пришлось много лет спустя, уже после

революции, при весьма неожиданных обстоятельствах, — расска¬

зывает в своих воспоминаниях Я. О. Малютин. — На каком-то

спектакле, сейчас уже не помню, на каком именно, мне по ходу

действия подали бумаги, которые мне надлежало «рассмотреть».

Я терпеливо, по старой актерской привычке, взглянул на подан¬

ный мне лист и увидел размашистую, но отчетливую подпись

Мейерхольда. Это было его заявление на имя В. А. Теляковского

с требованием заставить Варламова выучить роль Сганареля.

Оказывается, архив театра довольно легкомысленно использо¬

вался в наших спектаклях в качестве реквизита».

Мейерхольд ждал, что Варламов выучит роль, ждал до самой

генеральной репетиции. Но напрасно... Выход был предложен

художником спектакля А. Я. Головиным: по обеим сторонам про¬

сцениума установить декоративные ширмы, за которыми можно

посадить суфлеров, — Варламову все равно не обойтись без них...

Изобретательный Всеволод Эмильевич тут же подхватил это пред¬

ложение. Суфлеры, одетые в зеленые камзолы мольеровских вре¬

мен, в пудреных париках, с толстыми томами под мышкой, вый¬

дут на глазах у зрителей, усядутся в кресла за ширмами и нач¬

нут... играть роли суфлеров.

Так, даже слабость памяти Варламова пошла на пользу по¬

становочному замыслу режиссера, подсказала еще один весьма

занятный ход.

Варламов был счастлив и без конца благодарил Головина.

—       А то этакую уймищу выучить... Уж не молоденький я!

На этом, однако, не кончились его разногласия с Мейерхоль¬

дом.

—       Пускаться во французскую присядку? Не стану! Мой Сга-

нарель не дворянин, не какой-нибудь придворный кавалер, а

крестьянин, мужик... Нечестивого барина своего все норовит об¬

разумить. Других кровей человек. И играть надо его по-другому.

И выпевать роль отказывался наотрез. «Возникло опасение,

что он никак не сольется со стилем всего антуража и со всей

установкой спектакля», — пишет Ю. М. Юрьев, который испол¬

нял роль Дон Жуана.

«В сущности, я лично добивался обратного, как раз вразрез

с Варламовым. Я стремился, чтобы точно установленные движе¬

ния и весь мой тон речи тонко сочетался с фоном гобеленов, на

котором развертывалось само событие. Акварельными красками

или, лучше сказать, гравюрными штрихами я пытался рисовать

образ Дон Жуана. Старался достигать изящества, мягкости как

в движениях, так и в произношении отдельных монологов и в

ведении диалога. Быстрая, стремительная речь, почти без повы¬

шения тона. Все внимание было устремлено на смены темпа и

быстрое, смелое переключение с одного ритма на другой...

Ясно, что такая моя установка шла вразрез с варламовской,

и я недоумевал: как же быть? Как слить воедино, как спеться

с моим основным партнером? Как вести с ним многочисленные

диалоги?!

И вот, наконец, на одной из репетиций я почувствовал, что

на контрасте построенные наши диалоги, в силу различия харак¬

теров наших образов и происхождения каждого из них, могут

даже выиграть — и с помощью известного такта нисколько не бу¬

дут мешать общему ансамблю».

Не удивительно ли, что Юрьев, образованный артист и знаю¬

щий человек, пришел к этой мысли не сразу и не без труда,

а Варламов сообразил с маху: и про обусловленность образов

«происхождением каждого», и плодотворность столкновения двух

различных манер сценического поведения даже в этом насквозь

стилизованном спектакле? Понял, что Сганарель должен быть

другим и, играя его по-другому, может оказаться в спектакле

своим, не внесет неладной разноголосицы.

Понял это и Мейерхольд. Еще в ходе репетиций, рассказывает

В. А. Теляковский, он заявил:

—       Надо Варламова предоставить самому себе: он сделает

по-своему, но хорошо, и нечего беспокоиться.

«Вот его первое появление в Сганареле, в сопровождении

Гусмана — конюшего доньи Эльвиры. Из глубины сцены в не¬