— Тогда мы пришли как раз вовремя, чтобы немного поведать из первых уст. Как считаешь, Гильг, за кувшин вина мы расскажем, что с нами произошло в Богемии? — спросил второй гость, мужчина пониже ростом, с темными волосами, одетый так же. Он воодушевленно улыбнулся присутствующим.

Девушки принесли табуреты и умоляюще посмотрели на мадам, скорчившую кислую мину. Дарение относилось к тем поступкам, которые она больше всего ненавидела. Однако ей тоже хотелось услышать историю от ее непосредственных участников.

— Эльза, ты точно не попадешь на небеса, потому что даже Иисусу у своей двери откажешь в куске хлеба, — сказал палач не то рассерженно, не то шутя.

— Во-первых, это самые обычные солдаты, а во-вторых, они потребовали мое вино!

— Тогда кувшин вина за мой счет, — засмеялся мейстер Тюрнер. — Я как раз говорил, что Фридриху Бранденбургскому не удалось предотвратить раздробления сил.

Черты лица мадам смягчились, она собственноручно принесла кувшин и наполнила мужчинам кубки. Взгляды присутствующих были прикованы к рассказчикам.

— Это правда, мейстер Тюрнер, — взял слово Йорг. — Фридрих Бранденбургский хотел сконцентрироваться на наступлении на Прагу, и я тоже считаю, что это было правильно. Я простой солдат и не знаю, что происходит в головах высокопоставленных господ, но они не стали назначать одного полководца. Четырьмя отрядами из Нюрнберга, Саксонии, Силезии и Австрии должен был командовать один человек, распределяя между ними задачи, но этого не произошло. Поговаривали о духовном и мирском командире, которого необходимо найти, однако никого так и не назначили. — Солдат вздохнул. — Я не знаю, как предводители представляли себе поход, если даже нам не говорили, куда мы направляемся и что должны атаковать!

— Значит, вы не участвовали в боях? — удивленно спросила Элизабет.

— Что же вы делали столько времени с весны? — поинтересовалась Грет. — Развлекались в лагере? Занимались развратом, играли в кости и напивались до бесчувствия?

Гильг поднял руку в знак протеста.

— О нет, это должна была быть священная война, и нам приказали вести себя соответствующим образом. В обозе отсутствовали женщины, игры и ругательства были запрещены под страхом позорного столба и порки. Один раз в неделю мы исповедовались и посещали мессу!

Девушки переглянулись и прыснули со смеху.

— Что здесь смешного? — возмутился Йорг.

Палач тоже ухмыльнулся:

— Веселенький поход!

— Не очень, — пробурчал Гильг. — Даже с вином они поскупились.

Штефан ударил себя по ноге оставшейся рукой и от души рассмеялся.

— Тогда я должен быть благодарен вербовщикам, что они не захотели взять меня с собой. Раньше во время военного похода было весело. Получается, что я здесь лучше развлекался, — и он подмигнул Элизабет.

— Что вы еще делали, кроме того, что смотрели, как совещаются начальники, и хорошо себя вели? — спросил палач.

— Нам было чертовски скучно, пока наконец не началась заварушка. Под командованием архиепископа Отто из Трира и Фридриха Бранденбургского мы пошли на Людице и взяли его без особых сложностей. Затем мы вместе с остальными осадили Мис, или Стршибро — серебро, как называют его чехи из-за старых серебряных рудников. Все там были, кроме не успевшего подойти Фридриха Бранденбургского. Там снова началось безделье: начальники рассылали гонцов и совещались, пока мы рассматривали стены Миса. Мы предприняли несколько попыток захватить город, но — надо отдать им должное — окруженные храбро оказывали сопротивление. И это притом, что город долго противостоял Жижке и его гуситам и сравнительно недавно попал в его руки! Жижка превратил его в один из своих оплотов не благодаря стенам, а благодаря внутренней силе его защитников!

— Мы слышали, — подтвердил задумчиво палач. — Иногда задаешься вопросом, дьявол или сам Господь Бог наделяет их такой силой.

Солдаты удивленно посмотрели на палача, но продолжили свой рассказ.

— В июле наконец появился Фридрих Бранденбургский. В нашем лагере к этому времени произошли удивительные перемены. Люди прибывали и убывали… но скорее убывали! Множество воинов исчезли без следа.

— Мы думали, что раз уж Фридрих на месте, то все начнется, но опять ошиблись! — снова вмешался Йорг. Мелочные беспрерывные дрязги, ревность и борьба за власть продолжались, а решения не принимались! И это не выдумки. Я подружился с пажом, который во время переговоров обслуживал господ в шатре, и он мне рассказал, что о походе на Прагу уже не велась речь, и штурм стен Миса отодвигался все дальше.

— Почему вы не отсиживаете свой зад перед богемским городком? — спросила мадам. — Сейчас только август, до наступления зимы вы могли бы продолжить осаду.

— Спасибо за совет, мадам, — ухмыльнулся Гильг. — Напрасно нам не позволили взять с собой хитрых женщин легкого поведения. Кто знает, может, поход закончился бы иначе.

— Однозначно! — весело воскликнула Жанель. — Мы бы взяли Мис, а вдобавок и Прагу. Мы были бы такими же смелыми, как и гуситские женщины, о которых здесь уже легенды ходят.

Гильг выпил за их здоровье.

— В следующий раз мы возьмем вас с собой, вы увидите Прагу и крепость — по рассказам, самую большую в империи.

— Да, она невероятная, — вздохнула Элизабет, но никто не обратил на нее внимания.

— Дайте мне договорить, — настоял Гильг. — В лагере началось волнение при известии о том, что на подходе огромное войско гуситов под командованием Прокопа Голого, фанатичного священнослужителя, ставшего полководцем таборитов и достигшего больших успехов. Было принято решение прервать осаду Миса и двигаться навстречу Прокопу. Я не знаю, кто это решил, но осадная техника была выведена, а часть лагеря сожжена.

— Наверное, вы не могли взять все с собой и ваш полководец не хотел ничего оставлять для гуситов, — предположил палач.

Йорг пожал плечами.

— Возможно, но им следовало лучше проинформировать людей. Впопыхах солдаты собирали свои пожитки, смятение и страх распространились по лагерю. Беспокойство переросло в панику, и все бросились врассыпную. Начальникам оставалось только беспомощно наблюдать за этим.

— Какое храброе войско! — воскликнула Эльза, отхлебнув вина. Ее настолько увлек рассказ, что она даже раскошелилась на кувшин вина за свой счет.

— Многие, в том числе мы с Йоргом, бежали в сторону Тахова. Мы были очень встревожены, так как думали, что гуситское войско уже поблизости. Нужно признаться, что после таких скитаний мы уже не горели желанием сражаться и лишиться в бою головы. Наш боевой дух постепенно угасал, пока и вовсе не потух. Кажется, между кавалерией и пехотой, бежавшими в Тахов, даже возникло некоторого рода соревнование. Большая часть укрылась в Богемском лесу. Подкрепление, спешившее нам навстречу, развернулось и тоже бежало вместе с остальными. Легату удалось догнать отряды под Таховом и убедить их сражаться. Нам поручили соорудить на холме обоз для прикрытия войск, как это часто делали гуситы. На следующее утро мы должны были выступить им навстречу. Однако наши ряды стремительно редели, исчезло много повозок. Конечно же, мы видели беглецов, от начальников тоже не утаилось дезертирство, но они ничего не могли с этим поделать. Легат поднял флаг, чтобы придать нам мужества перед сражением, но вместо того, чтобы с поднятым флагом смело идти во главе войска, главнокомандующие начали спорить, кому он принадлежит! Фридрих Бранденбургский уже несколько дней был болен и находился в Тахове, поэтому легат передал флаг пфальцграфу Ноймаркта, который на наших глазах разъяренно швырнул его в грязь. Не знаю, какая вожжа попала ему под хвост, я давно перестал следить за их дрязгами. Но как бы там ни было, для нас это стало сигналом того, что все потеряно. Вдалеке мы заметили приближающееся облако пыли из Миса — это могла быть только кавалерия Прокопа. Нам все надоело! Епископ с рыцарями давно улизнул, легат разрыдался, но единственное, что нас волновало, — как оставить эту проклятую Богемию невредимыми!