— Балкан! Я сейчас!

Собака подбежала к столбу. Села и поднявши кверху морду не то пролаяла, не то завыла. Руки у Линька задрожали:

— Волк!..

На волчий вой прибежала волчиха. Она уселась рядом с волком и тоже завыла… Линёк стал кричать:

— Репей! Балкан!..

Волки отбежали, скрылись в лесу. Линёк собрался отстегнуть пояс с крюка и спуститься вниз. Из лесу опять стал слышен вой, — и к столбу сбежалось трое волков — они то присаживались к столбу и смотрели вверх, то отбегали и скрывались меж деревьев…

Линёк, слабея, кричал:

— Балкан! Балкан!

Послышался дальний лай. Ближе. Ясней. Волки насторожились. На просеке Линёк увидел Балкана, — он широко скакал и лаял с каждом взмахом.

С разбега Балкан ударил грудью волка, свились клубком и покатились. Балкан вскочил и, повернув назад, с лаем пустился легкими скачками туда, откуда прибежал. Волки погнались за ним гуськом… Лай Балкана стих. Линёк услышал выстрел и другой… Пальцы у Линька окоченели; он, засунув в рукава, грел руки…

Когда к столбу с винтовками подбежали Михайло и Рыжий, а за ними Репей, — Линёк висел меж проводами без движения, обняв столб и засунув руки в рукава…

— Линёк, слезай!

Он слышал, но не мог пошевельнуться; прижавши щеку к столбу, он слышал, будто столб гудит, и сердце мальчика сладко замерло и остановилось…

Михайло бранил Репья:

— Что ж ты не захватил когти? Беги, собачий сын, бегом — а то я «горы зонт».

Репейку не надо было прибавлять прыти. Он побежал и через полчаса вернулся с когтями — не добежал, споткнулся и упав лежал ничком. Рыжий Чорт надел когти, взобрался на столб и снял оттуда Линька. Михайло снял с себя чапан и завернул в него Линька. Рыжий Чорт поднял с земли Репья и встряхнул: — Иди что ль, рвань!..

Линька несли вдвоем Михайло с Рыжим.

Репей плелся за ними. Скоро они увидали палатку. Линька внесли в нее, раздели и стали растирать сухим снегом руки и ноги… Линёк застонал… Репеёк кипятил на жаровне маленький чайник. Старик бредил в тяжкой дремоте и жалобно тихонько стонал и просил:

— Товарищ, дайте хоть восьмушечку китайского чайку!

— Ну, теперь это не тельстрота, а походный лазарет, — сказал Инвалид, укутывая Линька…

— Балкан! — тихо позвал Линёк…

— Ау, брат! Балкана волки сгрызли…

Чайник вскипел, но Линёк был в забытьи и отталкивал кружку, Старик стонал во сне.

Сели пить голый чай. Прихлебывая из кружки, Рыжий Чорт сказал:

— Все говорили про советский кофий, что горький, — а ничего.

— Охо-хо! Хоть я и не татарин, а доведётся мне Буланого зарезать, — нерешительно сказал Михайло, ожидая, что товарищи ответят:

— Не надо. Погодим.

Все промолчали. Репеёк заикаясь прошептал:

— Буланого-то? Резать?!

— Ты, горы зонт, молчи!..

Попивши чаю, завалились спать. Репеёк лег рядом с Линьком, слушал, как во сне все говорили, охали и стонали, и дал волю слезам.

— Балкана волки! Буланого мы! Линь, — слыхал?..

Линь что-то бормотал во сне. Приникая к нему, Репеек услыхал:

— Столб, столб… Репей! Столб-то!..

— Да сняли тебя со столба давно. Спи себе. Ишь ты руки-то у тебя распухли…

— Столб! — повторял Линёк…

— Что столб?

— Гудит…

— Полно врать-то.

— Гудит!.. Я слышал.

Репеёк встрепенулся, выполз потихоньку из палатки. У фуры понуро дремал Буланый, покрытый веретьем. Падал мокрыми хлопьями крупный снег. Репеёк подбежал к столбу и прижался к нему ухом. Столб гудел.

По проводам шел ток.

XII. Столбы гудят

Репеёк скинул с Буланого веретье и стряхнул снег, потом заполз в палатку, из-под бока у Рыжего вытянул тихонько винтовку. Выполз наружу, закинул винтовку на погоне за плечи; с фуры сел на Буланого, отвязал его и тихонько тронул:

— Но, Буланка! Но, милый!

Буланый пошел сперва шажками, потом усталой тропотою… Репей поехал вдоль линии просекой по тому же направлению, как шли с ремонтом.

Снег слепил глаза. Просека разбежалась в стороны перелеском, деревья отступили, и по сторонам — ничего не видно, кроме белого мельканья снега. Или лес кончился, или поляна была большая. Репеек ехал от столба к столбу. За, снегом даже не видно было проводов.

Репей считал столбы:

— Двадцать три, двадцать четыре… Чего же долго нету — двадцать пятого?.

Буланый потянул повод и свернул было в сторону, но Репей его повернул прямо. Буланый пошел тихо, наклоняясь к земле и всхрапывая. Столба не было видно. Пройдя несколько шагов, Буланый встал и, несмотря на понуканья Репейка, не двигался с места. Репеёк соскочил с коня, шагнул вперед и едва не оборвался: Буланый остановился на краю оврага, — из-под ноги Репья скатился и зашуршал по обрыву ком глины.

Вглядываясь в темноту, Репеёк повел Буланого краем оврага — стена обрыва рисовалась в сетке снега слева мутной темной полосой. Начался подъем; должно быть, Репеёк шел к вершине оврага: прошел не меньше часу, но оврагу не было конца — начались кусты, сплетаясь в чащу. На горе выл ветер. Репеёк, схватясь за гриву, взгромоздился на коня с трудом и сказал:

— Ну, Буланый, вывози! Пропали мы с тобой.

Буланый постоял, попрял ушами и повернул в кусты. Откинувшись назад, Репеёк понял, что конь круто спускается куда-то зарослью вниз… За кустами зачернелись деревья. Буланый остановился и тихонько заржал, уставив вперед уши…

У Репейка перехватило дух: он думал, что Буланый чует волка. Глубоко вздохнув, Репей в свежем ветре почувствовал дух смоляного дыма. Сердце екнуло. Должно быть, Буланый везет назад.

— Вывози, милый!..

Буланый повернул и двинулся уверенно вперед. Репей увидел вдруг перед собой и телеграфный столб и яркий свет: он подымался из-за кустов к небу веселым золотым снопом… Буланый рысцой побежал к огню и свету.

Репеёк услышал:

— Стой! Кто идет?

— Свой!

— Стой! Кто идет?

Щелкнул затвор. Репеёк крикнул:

— Третий взвод семнадцатой тельстроты.

— Пожди, товарищ!..

Репеёк остановил коня. От костра послышались голоса… К Репью навстречу вышел дозорный с винтовкой на изготовку. Оглядев всадника, часовой сказал:

— Ну, ехай ближе, хлопец…

На полянке пылал огромный костер. Репеёк увидал пять небольших палаток, фуры и тачанки, привязанных к ним коней. У костра стояло несколько человек. Репеёк — прочь с коня и подвел Буланого на повод к огню.

— Откуда, хлопчик? — спросил Репейка высокий бритый человек в коротком, полушубке, туго стянутом ремешком, и в нагольных сапогах.

Репеёк рассказал, кто он и откуда.

— Так это вы по проводу просили помощи? Я к утру собирался посылать.

— Нет, не мы. У нас нет току.

— Странно. Подавали: «Спасите. Замерзаем».

— Должно, это Бехтеев, — догадался Репеёк. — Он от нас с ребятами убег. Старик им говорил: померзнете.

— А кто это старик?

— Наш взводный. Он больной лежит в палатке.

— Сколько вас?

— Да с Буланым семеро, кроме меня. А Балкана волки съели.

— Кого?

— Пса нашего взводного. Звать его Балканом.

— Жалко пса?

— А то нет!

— Ну, бери кружку, пей чай.

Человек в тулупчике вынул из кармана и протянул Репью кусок сахару. Около костра стоял чайник и кружка. Репеёк налил чаю и отхлебнул:

— Никак, китайский! Толсто вы живете. Ты бы Старику со мной на заварочку послал…

— Можно. Алтынов, запрягай в тачанку парой.

— Есть «запрягай»!

— Фельдшеру скажи, чтоб собирался с хлопцем и с тобой.

— Есть «фершалу скажи».

— И захвати пожрать и хлеба.

— Есть «захвати пожрать».

— Все.

— Есть «все»!

Через полчаса Репеёк лежал в тачанке под веретьем. Было тряско. Сытые лошади бежали дружно по замерзшим кочкам в ту сторону, откуда прибыл Репеёк. Буланый, привязанный к грядке, трусил за тачанкой. В телеге, кроме Репейка, сидел за кучера Алтынов с винтовкой на погоне и фельдшер.