"Колицей зовут. Николай, значит", - шевелилось в моей голове. Еще я

думал о том, что, встретив парня где-нибудь на дороге, ни за что не подумал

бы, что это сын Вики. А сейчас глядел, как он спокойно и уверенно стоит на

краю ковра. Стоит и ждет, когда его позовут в центр круга, где тотчас же

окажется в железных объятьях Илие Унгуряну. Судя по всему, Колицэ пришел на

стадион прямо из дому, уже в спортивном костюме с собственным красным

поясом, а потому и находился в полной боевой готовности. Вид его был

солиден, исполнен достоинства и уверенности. Высокий, как все в роду Негарэ,

голубоглазый, с тонкими, по-девичьи изогнутыми бровями, взятыми явно от

матери, с чуть проступавшим нежным румянцем на щеках, Колицэ был

великолепен. Едва приметная ироническая усмешка таилась и в широко открытых

глазах и в уголках губ.

Между тем Илие боролся с учителем, стараясь поймать его в свои железные

руки-клешни, и, должно быть, удивлялся про себя, что это ему никак не

удается: физкультурник увертывался, выскальзывал, как угорь, словно бы все

его тело было смазано гусиным жиром. Но учитель боролся из последних сил,

обливался потом, и видно было, что его хватит ненадолго; чтобы продержаться

лишнюю минуту, он все чаще выкатывался за ковер. Свисток неумолимого судьи,

председателя сельсовета, не давал передышки, возвращал его на середину

круга. Когда учитель был водворен в центр в десятый, кажется, уж раз, Илие

удалось, наконец, захватить его и, как перышко куриное, взметнуть вверх, в

воздух.

Учитель смешно сучил ногами, но то были его последние судорожные

усилия: Илие намертво зажал его в своих лапищах и, лишь насладившись

беспомощностью противника, кинул его на ковер. Сдается, что учитель сам

поспешил лечь на обе лопатки из опасения, что великан грохнется на него и

раздавит, как лягушонка. Во всяком случае, побежденный не торопился

подняться на ноги и, раскинув руки, лежал на ковре неподвижно.

Друзья Унгуряну не долго думая принесли барана и водрузили его на бычью

шею победителя как огромный воротник.

Однако пронзительный свисток судьи вернул и парней, и барана на прежнее

место. Председатель всем своим строгим видом показывал, что состязание не

окончено, что предстоит еще один поединок, решающий, венчающий спортивный

праздник.

Сперва бойцы некоторое время лишь присматривались друг к другу, как бы

примериваясь. Илие оглядывал своего нового, совершенно неожиданного

противника с ног до головы, стараясь определить его силу. Колицэ медленно

вышел на середину ковра. Обычно в таких случаях любой борец не позволял

своему противнику схватить себя за пояс. А Колицэ позволил и стоял перед

Унгуряну неподвижно, как завороженный. Но стоило Илие попытаться поднять его

вверх, как мгновенно одна нога Колицэ, точно багром, подцепляла ногу

Унгуряну, и гора мяса и мускулов рушилась наземь. Илие вскакивал, будто

разъяренный раненый бык на испанской корриде, в упор смотрел на юного

противника:

- Ага!.. Тебя в городе научили таким приемам!

В глазах Илие метались молнии. Всем своим видом он показывал, что

Колицэ нечего ждать от него пощады. Оскорбленная гордость, престижная

амбиция встали на дыбы, Илие был прямо-таки взбешен. В эту минуту он никак

уж не мог вспомнить о том, что для амбиции нужна еще и соответствующая ей

амуниция. Для вольной борьбы у бедного Унгуряну, кроме непомерной физической

силы, не было никаких других ресурсов, то есть техники, которая даже слабому

учителю дала возможность долго держаться на ковре. Илие не успел и

сообразить, как это могло случиться, но уже вторично оказался распластанным

на земле, побывав до этого и в воздухе.

Колицэ, однако, не торопился класть противника на обе лопатки: сделал

это под восторженный вопль толпы лишь при третьем приеме. Дружки Унгуряну

явно приуныли. Сам же Илие поднялся, с достоинством истинного спортсмена

пожал Колицэ руку, а механизаторам крикнул:

- Несите сюда барана!.. Чего ждете?!

- Он же не наш рабочий. Нету у него права выигрывать совхозного

барана! - отвечали удрученные болельщики.

- Несите, вам говорят! - повторил Илие строже.

В этот спор принужден был вмешаться судья. Он взял сторону болельщиков

Унгуряну, сказав, что право на выигрыш барана, действительно, имеют только

работники совхоза. Участвовать, мол, в состязаниях могут все: студенты,

учителя, кто угодно. Но баран совхозный, и он может быть вручен совхозному

работнику. И только.

- Но Колицэ наш же, кукоаровский! - кричали женщины. Как существа,

превыше всего ставящие человеческую справедливость, они не могли не

вступиться за студента.

- Да, это верно. Колицэ наш парень, сельский! - пытался успокоить их

судья. - Но ведь сейчас-то он у нас не работает, а учится в Кишиневе, на

факультете физкультуры!

- Ну и что с того? - не сдавались женщины, все более накаляясь

гневом. - Он выиграл барана и должен получить его. А вы отняли!

Кто знает, чем бы закончился этот сыр-бор, как завершилась бы эта

история. К женщинам присоединились старики, которым у последнего порога сам

бог велел стоять за правду. А правда - это они хорошо понимали - в данном

случае была, конечно же, за студентом. В криках, шуме и суете никто и не

заметил, как Колицэ покинул стадион. Лишь в последнюю минуту его увидел

Унгуряну и не стал долго размышлять, а, подхватив злополучного барана,

помчался вслед за Колицэ. Дружки-приятели устремились за ним, по пути он

начал их отчитывать. В помощь себе старался заполучить и меня, оказавшегося

поблизости:

- Растолкуйте же им, Федор Константинович!.. Где они нашли такой

закон, чтобы победитель был лишен своего приза? Ну! Скажите этим балбесам,

что такого закона не было и нет!

Я, право, не знал, что сказать этому благородному рыцарю, потому что

понятия не имел, какие правила игры мог выработать для своего стадиона

совхоз. И откровенно признался в этом. Но, видно, Илие и не особенно

нуждался в моих советах. Настигнув Колицэ возле дикой черешни, у кладбища,

он водрузил на шею парня барана, шлепнув давешнего противника по спине своей

ручищей.

- Бери, Колицэ!.. Ну, парень, хорошо же ты знаешь эти городские

приемчики!.. Черт бы тебя побрал совсем!.. А я-то думал, как схвачу, так и

затрещат твои косточки цыплячьи!.. А ты... вон ты какой!..

Оставив Колицэ, Илие повернулся к его матери:

- А ну, кума Виктория, есть в твоем доме шампуры для шашлыка? Или ты

думаешь, что я оставлю этого барана для ваших овец?

- Конечно. Сейчас же и отправим его в нашу отару! - смеялась Вика.

- Вот как!.. Ну что ж... Придется сбегать за моими шампурами! -

заметил Илие.

- Неси, неси! Не съедим мы твоих шампуров! - развеселился и мош Георге

Негарэ. - А выпивка будет?

- А кто поставит вино? - продолжал веселую игру Илие.

- Это что же, я должен его ставить? Внук скормит, стравит вам свой

приз, а его дед разорится еще и своим вином? Так, что ли?! - строил из себя

обиженного Георге Негарэ. Он говорил так, а сам весь светился радостью и

гордостью за своего внука, сокрушившего самого сильного человека на селе.

Тем временем Илие отдавал распоряжения своим приятелям: одного посылал

к себе домой за шампурами и древесным углем, другого - за мангалом,

третьего - еще за чем-то. После этого принялся ругать руководителей совхоза,

прежде всего моего отца - председателя месткома, за то, что до сих пор не

приобрели новые медные трубы для совхозного оркестра.

- Обещаниями отделываются! - шумел Илие. - В Министерстве культуры