Крысомордый свернул с проселка, проехал между двумя огромными кедрами, преодолел кочкастый луг и затормозил в конце концов на краю каменистой лощины.

— Вот, любуйся.

Прежде Гретри не видел ни одного из этих существ живым.

Он вылез из машины, с трудом переставляя непослушные, внезапно онемевшие ноги. Существа медленно курсировали между лесом и аккуратно расчищенным участком земли, в центре которого зияли чернотой входные отверстия тоннелей. Они таскали на себе глину и стебли земли. Принесенный строительный материал обмазывался какими-то липкими выделениями и формовался в грубые блоки; чуть подсохшие блоки осторожно переправлялись под землю. Длиной ползуны были фута два-три, некоторые — самые, видимо, старшие — грузнее и более темного оттенка, чем прочие. Все они двигались с выматывающей душу медлительностью, молчаливый, бесшумный ручеек, переливающийся по прокаленной солнцем земле. Мягкие, лишенные скорлупы или панциря, ползуны выглядели совершенно безобидными тварями. Но лицо, лицо каждого из них... Гретри стоял потрясенный и загипнотизированный. Сморщенное, младенческое личико, крохотные глазки-бусинки, узкая щелка рта, уродливые скрученные уши и несколько жалких, мокрых клочков волос. Чудовищная, непристойная пародия на лицо человека. Вместо рук — продолговатые псевдоподии; мягкие, словно вылепленные из теста колбаски, они то удлиняются, то укорачиваются. Поражала гибкость этих существ — растянув свое тело и почувствовав осязательными щупальцами какое-либо препятствие, ползуны мгновенно сокращались до прежних размеров. Поглощенные своими делами, они не обращали на Гретри и таксиста никакого внимания, похоже, даже их не замечали.

— А насколько они опасны? — спросил наконец Гретри.

— Ну, есть там у них что-то вроде жала. Я знаю случай, когда они ужалили пса. Пес раздулся, язык у него стал черный. Начал биться в припадках, а потом оцепенел. А потом и совсем сдох. — Так он же, — словно извиняясь, добавил водитель, — всюду лез. Мешал им строить. А они все время работают. Ни секунды простоя.

— Здесь что, большая их часть?

— Думаю, да. Они сюда вроде как собираются. Я часто вижу, как они проползают сюда, вон там. — Водитель показал рукой. — Они, понимаешь, рождаются все в разных местах. По одному — по два на каждую ферму. Из тех, что поближе к радиационной лаборатории. А где здесь дом миссис Хиггинс? — спросил Гретри.

— А вон там. Видишь, между деревьев проглядывает. Ты что, хочешь...

— Я сейчас вернусь, — уже через плечо бросил Гретри. — Подожди меня здесь.

Старая, очень старая женщина поливала вокруг своего крыльца темно-красные герани; заслышав шаги, она быстро подняла голову.

— Добрый день, — вежливо тронул шляпу Гретри. Сморщенное старостью лицо, глаза острые и недоверчивые. Зажатая в руке лейка приводит почемуто на ум тот самый «тупой предмет» полицейских протоколов. Гретри показал ей свои документы.

— Я занимаюсь исследованием... ползунов. На краю вашего участка.

— Зачем?

Голос холодный, бесцветный. Такой сморщенное лицо, как это иссохшее тело.

— Мы пытаемся найти какое-нибудь решение. — Гретри чувствовал себя до крайности неловко. — Есть предложение вывезти их отсюда на один остров, в Мексиканский залив. Им нельзя находиться здесь. Это очень плохо для людей. Так нельзя, — неуверенно повторил он и смолк.

— Нет, так нельзя.

— И мы уже начали переселять всех подальше от радиационной лаборатории. Конечно, этим нужно было давным-давно заняться. — Глаза миссис Хиггинс сверкнули неожиданной для ее возраста яростью.

— Это все вы и ваши машины! Видите, что вы наделали. — Костлявый палец больно ткнул Гретри в грудь. — Теперь вы должны как-то это поправить. Вы обязаны что-то сделать.

— Мы увезем их на этот остров, увезем как можно скорее. Но тут возникает одна проблема. Мы должны быть уверены, что скажут на это родители. Ведь у них — полное право попечительства. Мы не можем просто так вот взять и... — Он беспомощно смолк. — Что они про это думают? Они разрешат нам погрузить своих... своих детей и куда-то там увезти?

Миссис Хиггинс повернулась и направилась в дом. Гретри неуверенно следовал за ней через пыльные, погруженные в полумрак помещения. Затхлые комнаты, набитые масляными лампами и почерневшими картинами, ветхими диванами и столами. Через обширную кухню с расставленными повсюду огромными чугунными котлами и сковородками женщина провела его по деревянной лесенке вниз, к белой крашеной двери. И отрывисто постучала.

Суматоха и смятение по ту сторону двери. Перешептывание, звуки торопливо передвигаемых вещей.

— Откройте, — приказала миссис Хиггинс. После долгой, мучительной паузы дверь начала медленно открываться; распахнув ее настежь, миссис Хиггинс вошла внутрь, кивком пригласив за собой Гретри.

В комнате стояли двое молодых людей, мужчина и женщина. При виде Гретри они попятились. Женщина прижимала к груди длинную картонную коробку, которую мгновение назад, уже на глазах Гретри, сунул ей мужчина.

— Кто вы такой? — резко спросил мужчина. Он снова схватил коробку — маленькие руки его жены дрожали от непрерывно перемещающегося груза.

Перед Гретри стояли родители одного из них. Совсем молодая, не старше девятнадцати лет женщина с темно-каштановыми волосами. Стройная, миниатюрная, полногрудая девочка в дешевеньком зеленом платье, темные затравленные глаза. Мужчина — крупнее и сильнее, темноволосый симпатичный парень с тяжелыми руками, ловкие, умелые пальцы крепко сжимают картонную коробку.

Гретри не мог отвести глаз от этой коробки. Сверху прорезаны дырки, коробка слегка двигается в руках мужчины, чуть заметно дрожит.

— Этот человек, — сказала миссис Хиггинс, обращаясь к мужчине, — хочет его забрать.

Никто ничего ей не ответил. Мужчина даже не пошевелился — только перехватил коробку чуть удобнее.

— Он отвезет их всех на остров, — сказала миссис Хиггинс. — Все уже устроено. Никто им ничего не сделает. Они будут в полной безопасности и смогут заниматься всем, чем угодно. Строить и ползать, и никто их не будет видеть.

Молодая женщина безучастно кивнула.

— Отдай его этому человеку, — нетерпеливо приказала миссис Хиггинс. — Отдай ему коробку, и покончим с этим раз и навсегда. Мгновение помедлив, мужчина шагнул вперед и поставил коробку на стол.

— Вы в них что-нибудь понимаете? — спросил он. — Вы знаете, что они едят?

— Мы... — беспомощно начал Гретри.

— Они едят листья. Листья и траву, больше ничего. Мы приносили ему самые маленькие листья, какие могли найти.

— Ему еще только один месяц, — сиплым, срывающимся голосом сказала девушка. — Он уже хочет к остальным, но мы его не пускаем. Мы не хотим, чтобы он туда ходил. Во всяком случае — пока. Потом, когда-нибудь, может быть, и отпустим, мы так решили. Мы не знали, как лучше. Мы не были уверены. — В ее огромных глазах вспыхнула немая мольба, но затем они снова потускнели. — Тяжело это все.

Мужчина развязал толстый коричневый шпагат и снял с коробки крышку.

— Вот. Можете посмотреть.

— Таких маленьких Гретри еще не видал. Бледный, мягкий, не более фута в длину. Забившись в угол коробки, ползун свернулся среди беспорядочной паутины жеваных листьев и чего-то, напоминавшего воск. Неумело соткал вокруг себя эту прозрачную оболочку и уснул за ней. Неспособный понять, что такое — люди, он их просто не замечал. Гретри охватил странный, безотчетный ужас, чувство полной своей беспомощности. Он отошел от стола, и отец ползуна закрыл коробку. Мы поняли, что это такое, — хрипло сказал молодой парень. — Сразу, как только он родился. Мы уже видели такого тут поблизости, одного из самых первых. Боб Дуглас позвал нас посмотреть. Тот был его собственный, его и Джулии. Это еще до того, как они начали собираться в овраге.

— Расскажи ему, что потом было, — приказала миссис Хиггинс.

— Дуглас расшиб ему голову булыжником. А затем облил бензином и сжег. На той неделе они с Джулией собрались и уехали.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: