Один из студентов в рубашке с распахнутым воротом сидел в это время на подоконнике, хмуро курил и смотрел в сад. Его бекеша лежала на стуле, а рядом, карауля хозяйскую одежду, уселся черный пудель.

На дорожку вышла следующая пара бойцов. Старший медик еще возился с раненым, а победитель, улыбаясь, мыл руки в каменной лохани. Но юноша на подоконнике даже не оглянулся. Его взор блуждал в пустоте. Глаза у него были неопределенного цвета, они казались то голубыми, то серыми, то зеленоватыми. Густые, нависшие брови порой придавали этим глазам мрачное, даже неприятное выражение. Узкое загорелое лицо выдавало страстную натуру, может быть, несколько избалованного парня, который вырос в доме почтенных родителей, а теперь бродил по свету, не зная ни принуждения, ни опеки. Его длинные каштановые волосы свободно спадали на лоб; иногда он резким, надменным движением головы отбрасывал назад прядь, опустившуюся на глаза.

Другой боковой судья занял свое место, дал сигнал к схватке очередной пары. Прозвучали команды. Поединок начался. Выпады, контрвыпады и тихие реплики зрителей за столиками...

— Да вот же Балдуин! — воскликнул вдруг молодой Заврел, вскочив и указывая на студента, сидящего на подоконнике. — Он давно здесь!

Балдуин слез с подоконника и кивком приветствовал приятеля.

Белые зубы блеснули в быстрой улыбке как нитка жемчуга.

Поединок продолжался уже достаточно долго. Оба противника были неопытными новичками и еще не очень уверенно орудовали рапирами.

— Терция, низкая кварта, выпад! — шипел секундант своему подопечному. — Как я тебя учил?!

— Ты только послушай, как Руперт его школит! — смеялся фон Даль.

По две царапины у каждого, ничего опасного... Атака, отход, атака, — пара закончила бой вничью. Когда дуэлянты снимали доспехи, хор запел:

В окне, на котором только что сидел Балдуин, мелькнуло смуглое личико, и спустя мгновение в зал впорхнула девушка. Смоляные локоны обрамляли низкий лоб, на алых как кровь губах играла улыбка — утеха в похождениях и скитаниях.

— А, Лидушка! — крикнул Руперт. — Привет, цыганочка!

Девушка протиснулась в толпу с большой корзиной полевых цветов. Студенты, добродушно смеясь, раскупали у нее простенькие цветочки, шутили, пили за ее здоровье и угощали ее. Видно было, что девушку здесь хорошо знают и любят.

— Спляши-ка, колдунья, спляши! — от группы «вандалов» отделился могучий Кребс, обхватил ее за бедра и поставил на стол, а сам тут же снял со стены лютню и ударил по струнам. И цыганка действительно начала плясать меж пивных луж; студенты отбивали такт ладонями по столу, хлопали, стучали рапирами по кружкам...

Балдуин не участвовал в общем веселье. Он, правда, смотрел на цыганку, и, конечно, оценил ее великолепно сложенную фигуру, но оставался равнодушным. Видимо, его занимало нечто совсем иное. Он видел, как огромный Кребс отложил лютню и подхватил на руки спрыгнувшую со стола Лидушку.

— Ну, хорошо я тебе аккомпанировал? — смеялся он. — Поцелуй меня за это!

Но девушка ловко, как кошка, увернулась.

— Ни тебя — и никого другого!

Кровь богатыря вскипела.

— Я хочу поцелуя! — потребовал он.

— Оставь ее, — вступился Заврел. — Ты же знаешь, она бегает за одним Балдуином!

— К черту Балдуина! — рявкнул Кребс. — Он тебя и знать не хочет — ходит, повесив нос, уже несколько недель! Выбери меня, колдунья!

Его огромные ручищи обвили ее тело. Девушка тщетно силилась вырваться. Кребс грубо ухватил ее за грудь. Глаза его жадно сверкали. И тут цыганка, извернувшись, впилась острыми белыми зубами в его руку. Острая боль еще больше разъярила гиганта.

— Ну, берегись, стерва! — рявкнул он и одним движением разорвал ворот ее рубашки.

И тут он услышал рядом спокойный голос Балдуина:

— Хватит, Кребс! Отпусти ее!

«Вандал» повернулся — бешеный, как берсеркер:

— А тебе что?! Ты будешь мне приказывать?

Балдуин поднял руку, готовый ударить. Их взгляды скрестились, как шпаги. В тот же миг Кребс выпустил цыганку, сорвал с головы шапку и с силой швырнул ее на судейский стол. Балдуин бросил туда же свою.

— Туш! — прошептал фон Даль.

— Ты мне за это заплатишь! — гремел Кребс. — Сегодня! Сейчас! И — на удар и укол!

— На удар и укол! — повторил Балдуин

— Silentium! — потребовал тишины судья. — Silentium!

Кребс contra Балдуин!

Мелом очертили большой круг, противники имели право передвигаться только внутри него. Его плотно окружили студенты — ведь это была не просто обыкновенная схватка на рапирах. Оскорбление и вызов — и «на удар и укол» — такое не каждый день увидишь! И самые лучшие бойцы — огромный Кребс с его медвежьей силой и знаменитый фехтовальщик Балдуин — гибкий и ловкий. Исход был непредсказуем; хотя Балдуин отличался подвижностью и мастерски владел оружием, но и «вандал» был умелый боец, а при его выносливости мог выдержать даже серьезное ранение, мог даже нарочно приоткрыться для укола, чтобы ответным ударом наверняка сразить врага... Лицо гиганта было как ствол бука, на котором расписалась клинками добрая дюжина академических дуэлянтов, а Кребс только смеялся и всякий раз, даже обливаясь кровью, доводил бой до победы.

— Держу пари за Кребса! — крикнул Руперт. — Десять бутылок пльзенского за Кребса!

— Держу пари за Балдуина! — отозвался Даль.

Бойцы вступили в круг. Оба в высоких сапогах и кожаных брюках. Выше пояса — только рубашки. Ни бандажей, ни нагрудников; лишь толстая перчатка на правой руке, сжимающей оружие, и узкая кожаная повязка на шее, которая прикрывает сонную артерию. Они сошлись на середине, скрестили в приветствии клинки, острые как иглы.

Бой начался.

Первым атаковал Кребс, он нанес мощный рубящий удар, едва не пробив защиту противника, с ловкостью, какую трудно было ждать от подобного медведя. Балдуин отбил атаку, ответил легким ударом, который «вандал» отразил гардой. И снова вперед ринулся Кребс, удар следовал за ударом. Зрители оценили его тактику: неутомимый силач хотел измотать Балдуина. Но вот клинки перехлестнулись — и Балдуин неуловимым движением рванул шпагу на себя, обезоружив грозного великана. Клинок сверкнул высоко в воздухе, перевернулся и зазвенел на полу. Секундант подхватил его, обтер комком ваты с карболкой и протянул Кребсу. Балдуин ждал, положив руку на плечо подбежавшего фукса.

Судья начал новый раунд. И снова напал Кребс, пытаясь на сей раз достать противника в выпаде. Но когда он выпрямлялся после броска «стрелой», Балдуин опять выбил у него шпагу. Студенты смеялись, но отошли подальше — не очень-то приятно получить случайный удар клинком.

Третий раунд, четвертый, пятый... «Вандал» дрался с нарастающим ожесточением, удары и уколы сыпались все быстрее. Но зоркий глаз Балдуина улавливал намерения противника, и он, на долю секунды всякий раз опережал Кребса, успевая выставить защиту. Пару раз он достал Кребса клинком, но легонько, играючи; на лбу и на руке «вандала» показались лишь капельки крови.

Перед шестой схваткой Кребс взял новое оружие, яростно взмахнул им как хлыстом. Губы его были стиснуты, лицо искажено гневом.

— Еще десять пльзенского за Кребса! — вскричал Руперт. — Смотри, сейчас он прыгнет «стрелой»!

Но Даль не принял нового пари.

Позади них стояла Лидушка. Не было сомнений, на чьей стороне ее симпатия. Ее губы быстро шевелились в безмолвной молитве, пальцы сжимали маленький серебряный крестик, который она горячо целовала.

И вновь — знакомая команда:

— Скрестить клинки! Готовы? Давай!

«Вандал» сразу сделал мощный выпад, на отходе коротко черкнул клинком, едва не задев шею и царапнув щеку противника.