13

13

Шаги раздались совсем близко, остановились, и я, наконец, увидела мужа. Да, одетого. Классическая рубашка с запонками – с ума сойти, как эротично выглядит эта маленькая снобская деталь: запонки с черными камнями и крахмальные, кипенные манжеты! И сильные, изящные руки с идеальным маникюром и золотистыми, словно светящимися тонкими волосками на тыльной стороне кисти.

Кей неторопливо дотронулся до моих приоткрытых губ, погладил подушечкой пальца нижнюю. Так, словно я – произведение искусства. Драгоценность в его коллекции.

Я замерла, словно мотылек в прочной паутине мужских взглядов и прикосновений. Удивительно яркое, пронзительное ощущение! Полет – и в то же время полная беспомощность, зависимость… Сумасшедше сладко вот так ждать, чего же захочет мой лорд и повелитель, и всем сердцем жаждать исполнить его желание…

Когда милорд отстранился и сел за стол, я не сдержала разочарованного стона. Мне показалось, или милорд улыбнулся? Едва заметно, мимолетно улыбнулся, довольный шоу, и жадно раздул ноздри, словно принюхиваясь. Не к ужину на столе, нет. Ко мне. К Бонни…

– Ай!..

Я вскрикнула от неожиданной боли между ног, выгнулась еще сильнее и снова замерла. Не красоты ради, а от страха: сейчас Бонни держал меня под лопатки одной рукой, другой же что-то такое делал с зажимом, от чего мне было одновременно и больно, и томительно жарко, и… Не знаю, откуда в моих ощущениях взялся восторг и драйв – словно от исполнения особенно эффектного номера на сцене, когда публика замирает в удивлении, и вот-вот разразится аплодисментами. Но в отличие от сцены, к драйву примешивалась изрядная доза смущения. Я слишком хорошо разглядела себя в зеркале, и слишком хорошо представляю, что сейчас видит Кей.

Шлюху.

Бесстыдную, развратную, готовую ублажать мужчин любым способом шлюху.

И ему это нравится! Я ни с чем не перепутаю этот взгляд, раздевающий меня – нет, нас обоих!

Голод на лице милорда проступил явственнее. Скулы заострились, подбородок напрягся, взгляд потяжелел. Обычно бледные губы стали яркими, хоть и не потеряли своей жесткости. И от ощущения его возбуждения мое усиливалось, словно в резонансе, и ладонь Бонни под моими лопатками казалась раскаленной, а его пальцы… Ох, не надо!.. Нет!.. Нет, не останавливайся…

Его пальцы дарили мне то острые вспышки боли, пробегающие по позвоночнику и вырывающие из моего горла стоны, то жаркие волны наслаждения – снова заставляющие меня стонать и хватать ртом воздух. И – не шевелиться, ни единого движения, иначе я потеряю равновесие и упаду…

Звон вина о бокал нарушил наваждение, когда я почти улетела в транс.

Я – в транс? От того, что Бонни терзал мои нежные складочки, выставив меня на обозрение Кею?! Ох… черт…

Жар стыда, родившегося где-то в животе, разлился по всему телу, между раздвинутых ног заныло, запульсировало – и болью, и неудовлетворенным желанием, и острой нехваткой прикосновений.

– Открой глаза, – хлестнул приказ.

Только распахнув глаза, я поняла, что от стыда зажмурилась.

Кей вглядывался в меня, словно в распятую на гербарии редкую бабочку. Дорогую. Желаемую в коллекцию.

Повелительный жест – ко мне! – вышел естественным и непререкаемым. И я, послушная его приказу и рукам Бонни, поднялась и встала перед ним, сцепив руки за спиной. Полураздетая. Доступная. Покорная. Словно на подиуме аукциона. И, не задумываясь – думать я просто не могла, в голове было совершенно пусто – медленно повернулась кругом, следуя очередному повелительному жесту, показывая себя со всех сторон… и желая, безумно желая, чтобы он коснулся меня. Он – или Бонни, разглядывающий меня с таким же хищным, собственническим прищуром.

Но вот того, что милорд протянет руку и качнет блестящие висюльки, видные из-под коротенького кружевного подола, я не ожидала. И стыдного, острого, как ожог, собственного удовольствия – тоже.

В серых, с расширенными зрачками глазах милорда мелькнуло удовлетворение – и еще более сильная жажда. Он молча указал мне на место у своих ног. Без подушечки, только на ковре. И я, все с той же пустой головой и тягучим жаром во всем теле, опустилась перед ним на колени… и поняла, что этого мало. Его взгляд давил, пригибал к земле, и я не могла, не хотела ему сопротивляться. А еще… еще он был невероятно, сногсшибательно прекрасен. Мой лорд. Мой муж. Мое божество…

Всю глубину собственного транса я осознала, лишь коснувшись лицом его стоп и ощутив от этого какое-то темное, глубокое и вязкое удовольствие. И от прикосновения к великолепному мощному телу, и от собственной покорности, и от того, что я наконец-то могу выразить всю глубину моей любви. Моего восторга. Сделать то, что мне давным-давно хотелось, но почему-то я никак не решалась. Ни с Бонни, ни с Кеем. Глупая, глупая я! Зато сейчас мне ничто не мешает. Никаких идиотских сомнений в том, что ему понравится… нет, в том, что он не посчитает меня восторженной идиоткой, если не хуже… боже, почему я была такой глупой?..

Я медленно и вдумчиво поцеловала сначала подъем правой стопы, затем левой. Лизнула, потерлась щекой, улыбаясь от щекотного прикосновения волосков. Здесь – коротких и жестких, но таких же светло-золотистых, как и на руках, и на груди… Он весь золотой, мой лорд. От природы белокожий, он загорает в солярии, и мне чертовски нравится результат. То есть… мне и без загара нравился бы. И если бы стал кирпично-красным, как морской волк – тоже. Наверное, когда он Кею исполнится девяносто, я по-прежнему буду восхищаться его красотой и силой. Потому что он – мой лорд. Мой муж. Потому что я люблю его так сильно, что дышать трудно от переполняющих чувств.

Не знаю, сколько я могла бы вот так целовать его ноги, ощупывая губами проступающие вены и косточки, пробуя на вкус чистую, гладкую кожу, словно заново знакомясь с ним – с еще одной, до того несправедливо обделенной вниманием частью великолепного тела. Наверное, долго, потому что времени я не ощущала совсем. Но он склонился, погладил меня по голове – нежно, безумно нежно. И провел пальцами по щеке, побуждая поднять голову.

Встретиться с ним взглядом.

Утонуть.

В жарком мареве его нежности и желания, его восторга и благодарности, в его любви… На краткий миг я увидела его совсем другим. Не акулой бизнеса и не просветленным манипулятором, а открытым, беззащитным в своей любви мужчиной…

Всего миг. Но я точно знала, что этот миг не забуду никогда. Что он станет самой драгоценной драгоценностью в моей коллекции – потому что стоит дороже всех денег мира.

Миг промелькнул, оставив мне на память кусочек его сердца – как я когда-то, половину века тому назад, и хотела. «Роуз от Ирвина» было написано на нем.

Передо мной снова был лорд Никель Бессердечный, жесткий и непроницаемый, как и положено лорду. И только я… нет, я и Бонни – знали, что сердце у него живое и горячее…

И когда он велел мне закрыть глаза – я беспрекословно повиновалась. Доверяя ему. И желая играть. Вместе.