3

3

Черт, что он творит? Я не хочу так, это… это унизительно! И совсем не горячо!

Наверное, если бы он сейчас отпустил мои волосы, я бы вывернулась и удрала, и плевать – вышвырнет или нет, плевать!..

Но он меня не отпустил. Удержал – лицом в диван, сукин он сын! – и провел пальцами вдоль моей спины, легко и почти нежно. А потом глубоким, тягучим как мед голосом велел:

– Извинись, как подобает, putta.

О, черт… как он это делает? Куда делся весь мой протест? Меня обдало обжигающей волной стыда и возбуждения, захотелось… не знаю, чего. То есть знаю, кажется… черт, черт… я что, позволю ему?..

Пока я металась между гордостью леди и расплавляющим каждую клеточку моего тела предвкушением, он отошел на пару шагов и ровным деловым тоном осведомился:

– Она заплатила тебе?

– Да, сэр, – отозвался Бонни.

Соврал, сукин сын, но как убедительно! Я сама почти поверила.

– Ну-ка встань, – велел муж.

Я украдкой скосила взгляд, не решаясь изменить позу.

Мой любовник непринужденно встал с дивана, повернулся, позволяя себя рассмотреть. О да, там есть на что посмотреть! Самый горячий парень Города Ангелов, высший класс. Муж тоже оценил, видно по сверкнувшим глазам. Вот только что он собирается с ним делать?

– Целая ночь и втроем стоит дороже, сэр, – тоном «рекомендую шато семьдесят четвертого года» сказал Бонни.

Вот же сукин сын! Прямо как настоящий хастлер.

– Годится, – их лордство небрежно кивнули на диван, пока позволяя Бонни просто быть рядом. На подхвате. И обернулся ко мне. – Я не собираюсь ждать, сла-адкая.

Я вздрогнула. Он сказал это в точности тем же тоном, что Бонни, когда трахал меня. Получается… получается, их лордство смотрел с самого начала? Вот же извращенец! То-то у него встало!..

Ладно, у него встало – а я? Что делать мне?.. Что делать неверной жене, которую почти готовы вышвырнуть на улицу… у которой только один шанс на прощение… ладно. Я вижу, чего ты от меня хочешь, твое лордство. Что тебя заводит. Это же не так страшно, правда? Может быть, даже что-то в этом есть…

– Ну? – голос милорда хлестнул наотмашь, заставив меня снова вздрогнуть… и тут же расслабиться.

Что я, в самом-то деле, торможу? Я же видела, как это делается. И как это кое-кому нравится. Хватит трусить уже!

Легко сказать – хватит трусить. Стоило мне подняться с дивана, чтобы шагнуть к лорду, он остановил меня тяжелым и властным:

– На коленях, сла-адкая, – и сам отступил еще на пару шагов.

Меня захлестнуло злостью, страхом и одновременно – жарким возбуждением. Что бы я себе ни думала, чего бы ни боялась, а сделать это я хотела. Хочу сейчас. Хочу почувствовать, каково это. На себе.

Опускаться на колени вот так, когда два мужчины разглядывают меня, было непросто, и еще сложнее – сделать это, не прячась за вызовом, а как положено кающейся Магдалине. Я справилась, заслужив одобрительный взгляд Бонни и выразительный длинный выдох лорда. А дальше – проще, должно быть проще! Всего-то пройти на четвереньках несколько метров и сесть у ног милорда, покорно склонив голову.

Черт. Всего-то! Ага, щаз. Эти гребаные несколько метров мне казалось, что на меня смотрят не два мужчины, а целая толпа, и вот-вот кто-нибудь засмеется – и я ничего не смогу с этим сделать, потому что я беззащитна, обнажена и совсем-совсем одна. Внезапно я вспомнила все свои недостатки – от неуклюжих острых локтей до идиотской родинки на заднице. И самый главный недостаток – собственное поведение, неподобающее не только леди, никакой приличной женщине не подобающее. Возбуждаться от унижения и подчинения… боже… как можно признаться в этом? Тем более – так, напоказ… как я после этого посмотрю кому-то в глаза? Зная, что они видели это… наверняка я сейчас выгляжу смешно…

Но никто не засмеялся. Я не услышала ни звука, кроме грохота моего собственного сердца. И все равно, я никогда до этого так остро не ощущала собственную открытость и доступность, не хотела так отчаянно прикрыться и спрятаться, как в эти бесконечные секунды. Пока не уткнулась в колени мужа, не поднялась на колени, и моей головы не коснулась властная, ласковая рука.

Я выдохнула со всхлипом, прижалась к его ногам, обняла за бедра. Сердце колотилось, в теле разлилась слабость – словно я прошла километр по канату над бездонной пропастью, а не три метра по пушистому ковру. И единственной опорой и защитой для меня был он, мой лорд.

– Милорд, – шепнула я, прижимаясь лицом к его животу, и мысленно моля: только не вздумай смеяться, пожалуйста, просто забудь, что я сейчас сделала!

– Это уже лучше, намного лучше, моя нехорошая девочка, – тихо сказал он, погладив мою щеку.

Я снова всхлипнула – от стыда и облегчения. Чего я боялась, дура? Он никогда не будет смеяться надо мной, тем более – вот так. Глупая, глупая я.

Мне вдруг стало невероятно легко, словно я падаю… падаю… но меня держат надежные любимые руки, которые никогда не позволят мне расшибиться. Боже. Неужели для нижнего это – каждый раз вот так?! С ума сойти…