Вздох, и...

  - Есть особое направление в музыке, - начал пояснять я. - В русскоязычной. Относится к эпохе Золотого века.

  - И? - Глаза Хана смеялись, после слова 'ретро' он смотрел на меня как на шута, клоуна.

  - Это было время, когда наша страна, в смысле Россия, была под пятой Советского Союза, тоталитарного государства, подавляющего свободу граждан.

  - ...Ну, не под пятой, - поймал я нахмуренный взгляд Фудзи, - она и была этим Союзом. Но это мало что меняет, - покачал я головой. - Никакой свободы самовыражения для творческих людей тогда не существовало. Полный и абсолютный диктат власти во всем: в искусстве, кино, литературе, и, конечно, музыке. Всё, что выходило за рамки шаблонов государственной линии цензурировалось и отсекалось. Тех же, кто активно выступал против системы, прессовали, подчас жестоко. Например, ссылали в лагеря или засовывали в психушки.

  - Весело тогда жилось! - присвистнул Хан.

  - Не скучнее, чем у нас, - покачал я головой. - Просто свои нюансы. И знаете, что придумала тогда молодежь? Она придумала петь песни, в которых не было смысла. Не было на первый взгляд - в них открыто не звучали опасные слова, не слышалось призыва к насилию, свержению власти; там вообще о власти не пелось. Но при этом тексты были полны аллегорий, и тот, кто копался в них, доискивался до второго, а то и третьего смысла. В которых и содержались все искомые призывы.

  - Только иносказательно, - кивнул Наото, о чем-то глубоко задумавшийся.

  - Да, - подтвердил я. - Тексты не всегда были политические, подчас в них затрагивались и философские и общечеловеческие вопросы, но язык был тот же, понятный немногим. И оттого притягательный. Вы же знаете, что такое 'мистерии' и как они притягивают непосвященных в желании посвятиться?

  Парни вопросом мистерий владели слабо, но человеческую психологию представляли достаточно отчетливо.

  - Ты предлагаешь пытаться заставлять людей думать, искать смысл в твоих песнях? - грустно усмехнулся Амирхан. - Людей, которые делать это давным-давно разучились?

  - Я больше скажу, наши амигос целенаправленно проводили политику, чтобы они разучились, - кивнул я. - Пятьдесят лет они пытаются сделать так, чтобы на Обратной Стороне забыли, что такое мозги. Что такое собственная история. Тогда проще народ обрабатывать. Но мне кажется, не всё потеряно, и при должном усердии мы сможем пробить брешь. Хотя бы у тех, кто способен думать в принципе. А дальше последует 'закон мистерий'.

  Парни не были согласны со мной, но не спорили. Они все еще не поняли, что я предлагал. И я вновь продолжил:

  - Далее, мы затронули тему политики. Ребят, вы правы, лезть туда не надо - политика нас погубит. Любая, что бы мы ни поддержали и где бы ни засветились. Я немного знаю, как работает пятое управление, и поверьте, ничего хорошего в этом случае нам не светит.

  Потому, чтобы быть на виду у ВСЕХ, у всего сектора, нужно занять жесткую позицию. Но не борцов с амигос, а... Нонконформистов.

  - Нон... кого? - не понял Хан. Судя по удивленному лицу Карена, он такого слова тоже не знал.

  - Несогласных, - пояснил Фудзи.

  - Да, несогласных, - кивнул я. - Но не борющихся.

  Пауза.

  - Объясняю отличие. Помните Иисуса в храме? Его слова, когда ему дали римский империал? Он сказал: 'Кесарю-кесарево, богу - богово!'

   Здесь то же самое, только касательно не религии, а власти и социума. Мы подчиняемся власти амигос, но ни в коем случае ее не признаем.

  - Как это? - нахмурился Хан - Подчинямся, и не признаем?

  - А так. Мы следуем законам, потому, что государство - репрессивная машина, - попытался пояснить я. - И не позволит им не следовать. Но при этом говорим: 'Вы нам, ребят, до марсианского Олимпа! У нас своя жизнь - у вас своя!' Это что-то сродни параллельной реальности, параллельной вселенной, только существующей в этом мире.

  - Байкеры, - произнес Наото. Всего одно слово, но в моем мозгу как отщелкнуло. Где ж эти два оболтуса такого интеллектуала нашли? Это слово на всей Венере знает всего несколько человек, да и те профессиональные историки.

  - Байкеры, - согласился я.

  - А это что за птицы? - покачал головой Карен.

  - Не птицы, - скривился я. - Мотоциклисты. Это движение ночных мотоциклистов, возникшее в середине двадцатого века. Протестное, но протестовали они не против чего-то конкретного, а против самого принципа власти. Эдакие анархисты.

  - Я могу мало что о них сказать, - честно признался я, с завистью глянув на Фудзи. - Интересовался темой поверхностно. Но точно говорю, они ставили свободу от власти и общества в ранг идеала.

  - Нам что, тоже кататься на мотоциклах? - усмехнулся Хан. - И где мы их возьмем НА ВЕНЕРЕ?

  - Не обязательно, - покачал я головой. - При чем здесь мотоциклы? Байкеры - хулиганы. По своей сути. Среди них было много действительно... Хм... Эдаких элементов, по которым плакала полиция. Но равняться нужно, естественно, не на них.

  Мы должны стать несогласными, интеллигентными хулиганами, готовыми заявить: 'Ребята, мы не с вами!', но не желающими за свои идеалы воевать.

  - То есть как? Заявить и не воевать? - вновь нахмурился Хан. Я говорил диаметрально противоположные вещи, далекие от понимания людей, не изучавших историю глубоко.

  Я понял, что в конец запутался. А что вы хотели, я не готовился к разговору специально. Более того, идея с бизнес-планом пришла в голову только утром в метро - подчитать ликбез было некогда.

  - Б-р-р-р! - я покачал головой и глубоко вздохнул. - Так, ребят, объясняю на примере нашего с вами больного национального вопроса.

  Пауза.

  - Русский сектор - оккупированная территория. Оккупированная для нас, так как для них, латинос, передана в результате войны. Латинос правят ею: у них есть армия, полиция, гвардия, суды и все силовые ведомства. И если кто-то с Обратной Стороны попытается объявить независимость, попытается внести изменения, которые пошатнут их власть - быстро сотрут в порошок. Будь это секта ультрарадикалов, готовая выступить с оружием в руках, или писатель/режиссер/деятель культуры, выступающий за умеренные реформы и придания статуса русскому языку второго национального. Ну, или группа, поющая песни о 'свободе', о том, как хорошо и привольно жилось на венерианской 'Руси-Матушке' лет пятьдесят назад...

  Парни кивнули - оценили. Я продолжил:

  - Любой из них будет стерт. Одних сгноит пятое управление, других - департамент безопасности, третьих - департамент культуры, при поддержке всё того же управления. Бороться с машиной напрямую можно только отрицая. Подчиняясь, но покровительственно улыбаясь и показывая кукиш на любые дополнительные требования.

  Да, где-то там есть политики, которые как бы защищают наши интересы. Но мы открыто говорим, что они не наши, они не с нами. А мы не с ними. Потому, что этим путем ничего не добьешься, а мы не ходим там, где ходить глупо.

  Меня понесло, и поймав волну, я взглотнул воздуха и выпалил:

  - Мы будем ненавидеть. Вслух, в лицо. Будем указывать все ошибки и просчеты, причем в виде анекдотов и смешных историй. Мы будем смеяться над СИСТЕМОЙ, потому, что это не наша система и мы не с ними.

  Мы будем нонконформисами, - повторился я. - Людьми, не согласными с любым 'высером' власти в наш адрес. И если они не разрешают нам существовать в их реальности, существовать на равных, мы создадим себе реальность альтернативную, без них. В которой нет насилия, нет неповиновения, но есть организация тех, кому плевать на правительство в Альфе. Организация, которая заставит с собой считаться и которой ничего нельзя сделать без дополнительных драконовских мер, на которое Альфа не пойдет ввиду отсутствия насилия и неповиновения. Они же не хотят раскачать лодку на ровном месте? - коварно усмехнулся я. - Они ведь тоже играют в игру под названием 'интеграция'.

  - Да ты философ, Вань! - Хан поднялся и пожал мне руку. - Уважаю!