— Я? — заморгал он. — Зачем это мне могло понадобиться?

— Я мог бы объяснить, если хотите, — сказал я, — но мы все здесь взрослые люди и… — Я еще раз взглянул на него. — Хотя ладно, пусть так. Ничего нет предосудительного и преступного в том, чтобы встречаться с девушкой вне работы, пойти с ней в кино, в ресторан обедать, ну там… куда еще вы водите девушек?

Голова его затряслась.

— Это немыслимо! — возмущенно воскликнул он. — Чтобы я — я! — волочился за какой-то продавщицей!

— Вы могли просто гулять, — устало проговорил я. — Вы уверены, что никогда не встречали ее нигде, кроме магазина?

— Конечно! Я просил ее обслуживать меня по одной-единственной причине — она была расторопна и квалифицированна. Мне это нравилось. Мне вообще нравится расторопность, и я всегда поощряю ее в людях.

— Вас удовлетворил этот ответ, лейтенант? — спросил Гроссман скучающим тоном.

— Есть еще пара вопросов, — сказал я и вновь посмотрел на Уолкера. — Где вы были в ночь на пятнадцатое, субботу?

— Вы что, требуете от меня алиби? — выпалил он, захлебываясь.

— Алиби для чего? — ухмыльнулся я.

— Но, как я понимаю, это время, когда исчезла девушка. Это просто возмутительно.

— Воздержитесь от ваших шуток, лейтенант, — металлическим голосом произнес Гроссман. — Посмотрим, что скажет о них окружной прокурор.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я Уолкеру. — Где вы были?

— Я был здесь, в этом доме!

— Может кто-то подтвердить это?

— Я могу, — сказал Гроссман. — Или моего слова вам недостаточно?

— Ну, — скромно улыбнулся я, — вы ведь не станете винить меня в этом, правда? После того как вы солгали мне, что мистер Уолкер в Нью-Йорке, мои сомнения понятны, не так ли?

Под серой кожей проступила легкая краснота, особенно на щеках.

— Убирайтесь вон! — тихо сказал он.

— Что?

— Вон! — повторил он все так же тихо. — Или я вас вышвырну!

— Я лейтенант полиции, Гроссман, а не лакей, — рыкнул я. — Со всеми вашими деньгами и этим сахарным дворцом вы, может, и кажетесь большой кочкой на ровном месте нашему серому обывателю, такому, как Уолкер, но в моем списке вы всего лишь еще один свидетель, дающий ложные показания.

— Я никому этого не позволю! — задыхаясь от ярости, проговорил он. — Ты… ты — идиот из полицейской конторы! Когда в следующий раз захочешь поговорить со мной или моим секретарем, Уилер, ты будешь разговаривать только через моего адвоката!

Он вдавил палец в кнопку под крышкой письменного стола, и через пять секунд на пороге появился дворецкий.

— Эти… люди… уходят, — тонким голосом сказал Гроссман. — Если они будут отказываться, вызовите охрану и выведите их вон. Всю ответственность я беру на себя.

— Слушаю, сэр. — Дворецкий вежливо улыбнулся и сделал приглашающий к дверям жест. — Пожалуйте сюда, джентльмены.

— Ваше английское произношение просто с ума меня сводит, — сказал я, проходя в дверь. — Итон?

— Совершенно верно, сэр. — Слабый блеск на мгновение появился в его глазах.

В бюро мы вернулись уже около полудня. Я был голоден, так как все утро провел на ногах, и потому сразу же отправился обедать в ближайшую закусочную. Появился я где-то во втором часу, и меня уже ждала приятная новость: Паркер немедленно хочет видеть меня в своем кабинете. Открыв дверь, я сразу обнаружил сидящего там Бэннистера, и это отнюдь не было для меня неожиданным.

Паркер сердито взглянул на меня:

— Сержант Бэннистер дал мне полный отчет о том, что случилось сегодня утром, Уилер.

— Я так и подумал, что вы захотите вначале расспросить его, и поэтому решил пока перекусить, — сказал я.

— Ты угрожал сторожу фальшивым арестом и побоями, если привезешь его в участок, — жестко продолжал Паркер. — Затем ты оскорбил самого Гроссмана. Назвал его лжецом и даже хуже. Потом то же самое ты проделал и в отношении его секретаря Уолкера. В своем ли ты уме, Уилер?

— Луис Тил задала мне этот же вопрос, — задумчиво произнес я. — Вы полагаете, со мной что-то неладно?

— Ты ведь не думаешь, что Гроссман все это так оставит, правда? — не отвечая мне, говорил Паркер. — Завтра он поднимет такой трезвон — достанется не только мне, но и окружному прокурору. Вполне возможно, что одна из его газет сочинит завтра какую-нибудь впечатляющую историю о грубости и жестокости полиции или еще чего похуже!

— А что будет сейчас? — спросил я.

— А сейчас дело Лили Тил вернется в отдел розыска пропавших, как ему и положено, — сказал он. — И как это мне в голову могло прийти доверить его тебе! Ты уткнулся в одну-единственную версию — Уолкер. А это всего лишь слухи, ничем не обоснованные. Но ты ведь вцепился именно в них! Так уже было прежде — в федеральном деле! Все кончено, Уилер, пойми ты это своей дубовой башкой!

— Я прекрасно вас слышу, — заметил я.

— Так вот, — он несколько умерил свой пыл, — следствие по делу Тил закрыто, по крайней мере в нашем отделе. И тебе следует о нем забыть, Уилер, это приказ. И Бэннистер здесь находится только потому, что я не доверяю тебе. Он присутствует как свидетель, чтобы подтвердить мои слова. Попробуй только еще раз сунуться к Гроссману или Уолкеру, и я уволю тебя в ту же секунду. Хорошо ли ты это слышал?

— А как же, — сказал я. — Вы орете как десять миллионов козлов.

Лицо Паркера несколько покраснело.

— Тебе лучше выйти отсюда, Бэннистер, — отрывисто бросил он. — А я тем временем открою лейтенанту пару вещей, которые ему следует о себе знать.

— Слушаю, капитан, — нервно выговорил Бэннистер. Он быстро вскочил со стула, торопливо прошел через комнату и осторожно прикрыл за собой дверь.

Я в ожидании закурил сигарету. Паркер улыбнулся.

— Ну как я сыграл? — спросил он. — Заслужил «Оскара»?

— Несомненно, — ответил я. — Но есть ли в этом какой-нибудь смысл?

— Да кто его знает. — Лицо Паркера сразу приняло обычное выражение. — У тебя-то какие планы, Эл?

— Шериф назвал мне имя некоего Бенни Ламонта. И у меня есть надежда, что я достаточно разозлил Гроссмана, чтобы он послал этого типа ко мне.

— Не стоит слишком на это рассчитывать, — с сомнением произнес Паркер. — У него солидная репутация.

— Так что же мне остается — уволиться?

— Может, нам всем придется уволиться, — сказал он. — Лейверс достаточно популярно объяснил тебе, что ты можешь рассчитывать только на самого себя? В случае чего козлом отпущения будешь именно ты.

— Он объяснил мне ситуацию очень хорошо, — подтвердил я. — Если ваш Ламонт не появится, то я тогда, пожалуй…

— Не надо, не говори мне. — Паркер сделал предостерегающий жест. — Я ничего не хочу об этом знать!

— Что мне всегда чертовски приятно, — ответил я, — так это чувствовать, что у меня есть настоящие друзья.

— Естественно. — Паркер вновь улыбнулся, но как-то неохотно. — Мы с Лейверсом — парочка самых верных твоих приятелей: когда ты провалишься в глубокую яму, мы тотчас окажемся рядом, чтобы побыстрее закопать тебя, не дав даже рта раскрыть!

Глава 4

Я пришел домой около пяти и поставил на вертушку «Хмурое воскресенье». Мог ли я устоять против этой мелодии? Пара глотков виски, и пластинка кончилась. Тогда я прослушал «Индиго» Эллингтона, просто так, для разнообразия. Дело в том, что, когда Дюк играет свои блюзы, вся моя тоска разом проходит и я ничего не чувствую, а только слежу за рукой великолепного дирижера, отмечающей движением вниз ударные доли такта.

Примерно в шесть кто-то зазвонил в дверь, и я пошел открывать.

— Уилер? — бесстрастно спросил меня пришедший.

— Да.

— Мое имя Ламонт, — сказал он. — Бенни Ламонт. — Он уперся ладонью мне в грудь и мягко втолкнул в комнату. — Надо поговорить. — Пинком ноги он закрыл за собой входную дверь и мечтательно улыбнулся. — Выпить у тебя есть?

Рука его соскользнула с моей груди, набрала воздух между пальцами, лениво пощупала его, потерла и исчезла в кармане пальто. Двумя секундами позже она вновь показалась на свет, и если в ней и было что-то смертоносное, то не страшное — пачка сигарет.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: