Биргир, конечно, не верил в эти дурацкие сказки, хотя намеренно поощрял подобные разговоры среди иноземцев - пусть боятся. Но вопреки здравому смыслу, на одной из вершин Гоиэстефьелл и вправду стоял широченный низкий дом, охраняемый угрюмыми хускарлами. По всей видимости, здесь не обошлось без вмешательства человека. Верхушку горы словно срезали огромным острым топором, оставив ровно столько места, сколько требовалось для постройки скромного чертога для конунга.

   Они приблизились к верным дружинникам властителя Данелага и те неожиданно расступились. Биргир хоть и был наблюдательным, не заметил ту неуловимую силу, исходившую от взгляда отца. Оск не догадывался, что Гнуп, хоть и не рожден ярлом, но с недавних пор обладает достаточной властью, чтобы входить к конунгу не ожидая дозволения. Правда, только лишь в том случае, если причина серьезна. В противном случае, пасть можно было так же быстро, как и возвыситься.

   Но конунг оказался рад Гнупу. В уголках его морщинистых суровых глаз сквозили теплые лучики, а губы невольно растянулись в улыбке.

   - Рад видеть тебя, мой старый друг.

   - Я отвечу вам тем же, мой повелитель, - старики обнялись, и конунг наконец оглядел Биргира.

   - Знаешь кто я?

   - Вы Хродмар Ожидающий Бури, тот, в ком живет дух дракона-первородителя.

   - На всеобщем языке мое имя ничего не значит, - горько усмехнулся конунг, - но с языка моего родного племени переводится как "известный во славе". Отец хотел, чтобы я стал воином, о котором слышали во всех уголках земли, но через несколько зим после того, как я умру, никто, может, и не вспомнит о Хродмаре. А вот о тебе, - внезапно повеселел отец всех ярлов, - о тебе мне рассказывали. Ты первенец кобеля Гнупа. Когда отец женился на твоей матери, я боялся, что в этот день сойдут с гор все снега. Мы все всегда думали, что Гнуп так и помрет бобылем. Но этот старый оск начал строгать детей быстрее, чем безумный исфлак делает свои корабли.

   Биргир позволил себе улыбнуться, но скорее из вежливости. Он еще не понял, как вести себя, когда с одной стороны о его отце выражаются не самым почтительным образом, с другой - когда это делает такой человек. Но больше всего оска интересовало другое - откуда конунг знает его родителя, причем так хорошо?

   - Мы с твоим стариком пережили много славных, но уже всеми забытых битв, - ответил на его немой вопрос конунг. - Мы на своем веку видели и победы, и поражения, но никогда этот оск не позволил мне усомниться в себе. Ты ведь знаешь пословицу - рожденный оском...

   - Не может быть предателем, - закончил Биргир.

   - Как выяснилось, пословица не врет, - усмехнулся Хродмар. - Надеюсь, со временем, я смогу доверять тебе так же, как и отцу. Наш народ долго был в забытьи, но скоро все изменится. А вот и драгоценный груз, - молниеносно переключился правитель на ящики, привезенные с юга.

   Конунг потер руки, хускарлы с сундуками, чуть отставшие от Биргира и отца, поставили свою тяжелую ношу на пол и поспешно удалились. Гнуп снял с шеи цепь с ключом, о существовании которого молодой оск даже не догадывался, и передал правителю. Биргир удивился той разительной перемене, произошедшей с лицом конунга - из милого доброго старика он превратился в хищного зверя, затаившегося перед заключительным прыжком. Но еще больше поразило сына Гнупа содержимое сундуков, когда Хродмар торопливыми движениями отворил их и откинул крышку. В одном слитками было сложено железо, а в другом блестели мелкие золотые монеты.

   - Что ты видишь здесь, Гнуп? - поднял на старого оска Хродмар сверкающие очи.

   - Железо и золото, - ответил старик.

   - Нет, это новые топоры, крепкие лодки, трюмы, набитые провизией и земли. Наши возвращенные земли. Скоро мы вернем все, что у нас забрали, и спросим еще больше.

   Хродмар словно испугался того, что сказал, и резко закрыл крышки сундуков. Настала пора прощаться.

   Об альтинге, событии редком и для их спокойной данелагской жизни невероятном, Биргир узнал неожиданно. Спустившись от конунга в Вархис, оск обнаружил там несусветное оживление среди местного и пришлого северного люда. Сын Гнупа видел рассудительных тритов с лесов низовья, хмурых ваннов, устроившихся в порту поближе к воде, исфлаков, славящихся на весь Данелаг своим мастерством в возведении лодок и кораблей, утвистов, прибывших с самого края земли, за которым жили только моржи. Да Хель их всех побери, тут были даже его оски - самое тяжелое на подъем племя, спокойно жившее без всяких ярлов и конунгов лишь тем, что сможет добыть себе само - скотоводством и рыбным промыслом.

   Правда, многие общины Биргир видел впервые. Так на площади он налетел на людей с раскрашенными синими волосами, обругавшими его на незнакомом наречии. На рынке суетились худые одинаковые с виду, словно родные братья, пройдохи, то ли выклянчивающие, то ли меняющие что-то у местных. Позже оск узнал - то были конманы, живущие на двух крошечных островках почти у восточных земель.

   Сын Гнупа видел полуголых жрецов из нетов, молчаливых убийц из племени расков, мирных застенчивых дромме, полных жизни и злобы на весь белый свет ктаттов. За один неполный день Биргир внезапно для себя вкусил все обилие и богатство Данелага, состоящее в многообразии народа, населявшего суровые северные земли. Оск не переставал удивляться новым открытиям, преследовавшим его на каждом шагу. Он не спал всю ночь, прислушиваясь к крикам, ругани, плачу, хохоту, тихому шепоту его собратьев, тех, кто разговаривал на своем наречии, носил отличную от других одежду, чтил только свои обычаи, но по нелепому случаю являлся частью одного народа.

   На утро, когда все хлынули в священную рощу, самую большую во всем Данелаге, обустроенную самим конунгом с позволения верховного жреца, Биргир остался в столице. Он отсыпался в длинном доме, построенном по старым обычаям и имевшим всего одну комнату, куда их поселили с отцом и еще несколькими дружинниками, по всей видимости, уважаемыми людьми, потому что держались те очень высокомерно. Когда Сын Гнупа проснулся, то в доме никого не было, впрочем, как и снаружи. Вархис заснул днем, чтобы проснуться вечером, с возвратившейся гомонящей толпой, возбужденной, проголодавшейся и уставшей.

   Биргир намеренно пропустил первый день альтинга. Он знал, что самое важное случится на второй, когда будет говорить Хродмар Ожидающий Бури. Сейчас на священной поляне жрецы пели о сотворение мира, о первородных чудовищах, Асах, их детях - богах, конунге и о народе Данелага. Биргира это действие утомляло. Оск допускал преступную мысль, что богов, возможно, вообще нет,ш или они настолько устали от земных дел, что навсегда ушли в небесный чертог, где никогда не прекращаются пиршества. Биргир думал так: будь боги живы, они бы не допустили гибели четверти его племени от голода в конце прошедшей зимы. Но отцу подобные мысли не нравились.

   Оск дошел до порта, где сновали пришлые моряки, разгружали иноземные пузатые корабли хмурые рабы с серыми лицами, кричали над головами людей прожорливые чайки и ругались здоровенные ордмары - мореходы северного народа. Биргир пошлялся среди больших длинных лодок, принадлежавших ярлам с дальних островов, оглядел крепкие быстроходные драккары конунга, вытянутые рыболовецкие суденышки на трех-четырех человек и отправился обратно.

   В доме он проспал до самого вечера, пока не вернулись с альтинга все остальные. Отец знал, что Биргир не ходил на собрание, но ничего ему не сказал. Остальным дружинникам было плевать на то, чем занимается молодой оск. Если бы завтра он исчез, то никто бы и слова не произнес.

   К ужину скамьи пододвинули к столам и стали есть из огромных деревянных мисок, запивая все некрепким пивом. Отца, к удивлению Биргира, посадили между столбами, стоявшими в центре дома и поддерживающими крышу - на одно из четырех почетных мест. Молодому оску пришлось примоститься чуть ли не с краю. Когда скамьи были убраны, на их место расстелили матрасы. Пировать всю ночь, как в других домах, здесь не собирались.