- Больно! – Кричала безумная, – Больно! Больно! Бойс! Бойс! Ляг сюда, Катриона, поцелуй меня! Стань моей! Бойс!..Там цветы, я сплету тебе венок, Тристан! Жарко… Жжет, мама… Беги домой…Домой!!! Не пускайте его!!!

Мать попятилась, упала на один из пеньков у камина. Пламя бушевало, лизало черные бока котла, дышало на Анну жаром преисподней.

«Все здесь по-прежнему, запах прежний, тьма эта липкая. Крики прежние. Только не я кричу. Кричит она. Моя дочь заняла мое место».

Видение ударило ее. Она увидела себя на этой же самой постели, мятущуюся в родовой горячке. Услышала над ухом успокаивающий говор, почувствовала запах аира, пустырника и душицы. В тот день тоже было темно, в лесу бушевала гроза. Огонь в очаге колыхнулся. Видение исчезло. Вместо него возникло новое…Встало перед ней, отчетливое, свежее…

…Анна устала. Никогда в жизни так не уставала. Но была чертовски довольна собой. Дед похвалит – внучка приволокла домой полную торбу молодого вереска, который весь день собирала в предгорьях. Обветрилась, сгорела на солнце, но недурно поработала. Холмы окутаны белым и лиловым туманом – цветет вереск. Для Анны и ее деда время цветения вереска особенное, золотое. Они знают, где и как его собирать, какие цветы сорвать, а какие оставить, как их варить потом, чтобы получился волшебный вересковый мед. Кроме деда никто не знает рецепта, во всей округе, во всей Шотландии. А то и во всем мире! За чудесный напиток господа готовы ноги целовать старику-медовару.

Его четырнадцатилетняя внучка стала спускаться в долину. За большой скалой, которую она обогнула, развернулась необычная картина. Среди моря зелени засыпанная камнями площадка, вдоль которой змеится не широкий, шагов в десять, но длинный и по-видимому глубокий разлом. К разлому подступает вереск. Девочка не устояла, скинула торбу, стала собирать.

В долине показался и заржал конь. Всадник проехал, глядя из-под навешенной над глазами ладони на работницу. Она тоже посмотрела на него и узнала – из господ, часто ездит тут с ружьем, любит охотиться. Конь и всадник пропали из виду.

«На кого он сегодня охотится, интересно? – с симпатией подумала о всаднике Анна, срывая соцветия. – А может не на охоту собрался, к невесте едет. Он ведь молод, собой так хорош».

Солнце стало садиться. В выси с пронзительными криками парили орлы.

- Еще один цветочек, – обещала себе Анна, понимая, что давно пора бы уходить домой.

- Привет! – раздался голос позади. Она распрямилась. Охотник спешился, бросил поводья, отпуская коня попастись. Наверное, он знает местные тропы лучше Анны. Незамеченным подъехал к ней со спины. – Чем ты занята, маленькая красавица? Какой день проезжаю по этим местам, а ты все по горам лазаешь с прилежанием, достойным лучшего применения.

- Ничем не занята, – ответила Анна, стесненно разглядывая его. Молод, красив, высок. Но есть в нем что-то отталкивающее, что-то такое, отчего дрожь продирает, – Я уже ухожу домой.

Охотник снял с плеча ружье, положил его на землю. Стал расстегивать пуговицы суконной охотничьей куртки, под которой открывалась белая сорочка из тонкого льна.

- Бежишь от меня? – бесстыжим взглядом ярко-синих глаз он окинул ее грациозную фигурку, которую не портило даже сильно запыленное платье из грубой ткани. – Хорошо, беги. Только сначала доставь мне удовольствие.

Анна подхватила юбку, побежала. Ему не составило труда догнать ее. Охотник поймал ее за шнуровку корсета на спине, дернул назад, другой рукой вцепился в косу, свернутую улиткой и заколотую на затылке. Потащил за собой. Анна закричала.

- Кричи сильнее, – расхохотался он, швыряя ее на камни. Она успела выставить перед собой руки, чтобы не разбить лицо. Он приподнял ее и перевернул на спину. Острые грани камней вонзились в затылок, шею, плечи, раздирая их до крови. – Кричи давай! Твои крики меня распаляют.

Она напружинилась и влепила ему пощечину. В ответ он ударил ее кулаком в лицо, так что затрещали зубы, а глазные яблоки, взорвавшись мириадами алых искр, кажется, лопнули.

- Еще раз попробуй и убью. Торчишь тут кверху задницей и думаешь, я должен мимо проехать? Расплатишься со мной по полной.

Он накрыл ее подолом платья, затолкав ткань ей в рот и придушив ее. Стянул нижние штанишки. Она не сопротивлялась, почти потеряв сознание. Пришла в себя от дикой боли – болело там внизу и еще камни, на которых она лежала, с каждым толчком глубже вонзались в спину.

Охотник закончил, бросил ее, поднялся, отошел, заправился, застегнул штаны.

- Скажешь кому-нибудь, это снова повторится, – пообещал он, прыгая в седло и пришпоривая коня, пока Анна вяло поднималась.

Она никому не сказала и домой не пошла. Отмылась в ручье, вернулась на то самое место, где охотник насиловал ее несколько часов назад. Ночь провела, сидя над пропастью, слушая крики горных орлов, звериный вой, доносившийся из лесов. Взошло солнце, озарило долину и горы, согрело ее. Анна встала на колени, долго ползала по камням, поднимая их один за другим и придирчиво рассматривая со всех сторон. Один, небольшой, но увесистый, с заостренным краем, понравился ей больше других – его было удобно держать. Анна успокоилась и уселась, завернув камень в фартук, решила ждать столько, сколько потребуется. День…Неделю…Месяц…

– Опять ты тут? Тебе понравилось что ли, крошка?

Анна очнулась от оцепенения. Всадник вновь перед ней. Вновь ему вздумалось поохотится. Опять те же самые похотливые синие глаза.

Смеркалось. Интересно, сколько она ждала? Просидела до вечера или уже наступают сумерки следующего дня?

- Понравилось, – сказала девушка, сама подняла платье до бедер, легла на спину.

Больше ничего говорить не пришлось. Он мигом оказался рядом. Навалился на нее, суетливо расшнуровывая бриджи. Поцеловал в губы.

- Всегда была бы такой сговорчивой… Не пришлось бы бить тебя… Сейчас тебе станет сладко...

Она позволила ему начать. Правую руку держала далеко отведенной. Он внимания не обратил, что в ней Анна сжимает камень. Выбрала момент, когда он уже ничего вокруг не видел и не слышал, не осознавал себя. Ударила изо всех сил прямо в висок. Раздался противный хряск. Охотник напрягся, поднялся над ней, впился в ее лицо изумленными глазами. Она ударила снова и снова. Не издав звука, он рухнул на нее. Анна выбралась из-под обмякшего тела, вскарабкалась на него верхом и стала бить. Самой острой гранью. Брызнула кровь, кости черепа хрустнули, вогнулись, вместе с кровью из раны потекло что-то белое. Он давно перестал дергаться под ней в агонии, скрести землю скрюченными пальцами, когда Анна поднялась. Бросила камень, вытерлась рукавом, размазывая его кровь по щекам. И только тогда заплакала в голос.

Плача, долго толкала тяжелое тело к разлому. Оно переворачивалось, катилось и, наконец, перевалилось через край. Анна упала на живот, подползла к краю. Неестественно выгнувшись, он лежал недалеко внизу – на узкой площадке, образованной выступающим утесом. У него был сломан хребет, предплечье одной руки закрыло искаженное гримасой лицо. Анна закричала от ужаса, вскочила и побежала.

Как оказалась в лесу, она не помнила. Помнила, что мелькают, проносясь мимо, деревья, ветви хлещут ее на бегу, цепляются за платье, рвут его. Кто-то ее схватил и остановил силой.

- Ты что, девочка?

Анна увидела заросшую лишайником поляну, которую обступали ветвистые дубы. Увидела поверженное ураганом гигантское дерево с вывернутыми корнями, которое почему-то зеленело и цвело. Перед ней стояла худая старуха в коричневой, подпоясанной веревкой мантии, с заплетенными в длинные косы сивыми волосами. У нее была дубленная, испещренная морщинами кожа, ясные, пронзительные, ядовито-зеленые глаза. Старуха держала Анну крепкой когтистой рукой.

- Ты что, девочка? – переспросила зеленоглазая.

- Я…, – язык у Анны одеревенел, отказывался ворочаться во рту. Она почувствовала шедший от старухи пряный травяной аромат, только поэтому не упала в обморок, – убила его.