Раздалось едва слышное шипение — нервы Хелен Милз явно не выдерживали нарастающей нагрузки. Бросив на нее взгляд, я увидел, что лицо ее побелело, как мел, в каждой черточке чувствовалась обнаженная боль. Видно было, что она вот-вот разразится слезами.

Донна Альберта с величавой медлительностью повернула голову и будто только сейчас поняла, что в комнате, кроме нас, находится ее секретарша.

— Не думаю, что вы нам понадобитесь, Хелен, — сказала она. — Мистер Бойд и я должны побеседовать, а я хорошо знаю, как вам надоедают мои деловые разговоры.

— Я… я не уйду! — заикаясь, сказала Хелен. — Вы не должны заставлять меня… Я не оставлю вас наедине…

— Хелен! — Голос примадонны, словно кнут, хлестнул по лицу Хелен. — Оставьте нас!

Лицо Хелен Милз внезапно сморщилось, по щекам потекли слезы. Она повернулась и побрела из комнаты. В дверях она обернулась на Донну Альберту и зарыдала. Потом дверь захлопнулась, оставив тишину, все еще сотрясаемую отчаянной беспомощностью этого плача.

— Бедняжка Хелен! — пытаясь скрыть злорадство, воскликнула Донна Альберта. Я успел разглядеть в ее глазах быстро промелькнувшее хитрое торжество. — Иногда я удивляюсь ей. — Ее голос зазвучал почти нежно. — Может быть, я не права, что сделала ее своим секретарем, как вы считаете, мистер Бойд? Наверное, она была бы более счастлива, занимаясь какой-нибудь другой работой. Преподавала бы в исправительной школе для девочек или что-нибудь в этом роде.

Она села на софу и вновь показала мне жестом, чтобы я присел рядом. Когда я сел, ее рука легла на мое колено, и кольца на пальцах ярко сверкнули.

— Почему мы говорим о Хелен? — промурлыкала она. — Нам надо обсудить так много важных вещей. Мистер Бойд, можно я буду называть вас просто по имени? Мне кажется, что мы с вами так давно знакомы.

— Можете называть меня Дэнни, — разрешил я.

— Дэнни… — Ее пальцы нежно выразили одобрение. — Неплохо. А вы зовите меня Донной.

— Договорились, — сказал я.

— Прежде всего должна извиниться за недопустимое поведение Касплина, Дэнни. — Это прозвучало достаточно искренне. — Он сказал мне, что решил рассчитать вас, даже не посоветовавшись со мной!

Я наблюдал за глубоким возмущенным дыханием и надеялся, что шелк не выдержит. Но этого не произошло.

— Все менеджеры похожи, — сердито продолжала она. — Считают, что певец весь в их распоряжении, что они владеют его телом и душой и могут делать с ним все, что им вздумается. Сегодня утром я исправила ошибку Касплина, вряд ли он совершит ее еще раз.

— Что вы предприняли? — заинтересованно спросил я. — Выкрали у него нюхательный порошок?

Она засмеялась:

— Еще лучше. Я ясно дала ему понять, что без меня он никто, а потом предъявила ультиматум: либо он извиняется перед вами, либо я отказываюсь петь в «Саломее».

— Не была ли эта угроза слишком опрометчивой? — спросил я. — Подписаны контракты и все такое…

Она пренебрежительно щелкнула пальцами:

— А! Контракты! Не беспокойтесь, Дэнни. От одной только мысли об этом Касплин позеленел. Он скоро придет сюда и извинится.

— Очень мило с вашей стороны, — нервно заметил я. — Не стоило так беспокоиться.

Она ослепительно улыбнулась, показав свои великолепные зубы, и еще крепче сжала мое колено.

— Пустяки, — промурлыкала она. — Ради вас, Дэнни, я готова на большее. Я все так же хочу, чтобы вы нашли убийцу моего бедного Ники! — Она утерла глаза тонким носовым платком, словно сама мысль об умершем пекинесе была невыносимой. Однако я заметил, что платок так и остался сухим.

Сделав вид, что она с великим усилием пытается улыбнуться, Донна Альберта проворковала:

— Итак, все как прежде, Дэнни. Вы работаете на меня, и только на меня. Касплин ничего не значит. Вы рады?

— Большое спасибо, — провякал я наконец. — Столько беспокойства из-за меня… Если бы вы только знали, как это меня трогает. К сожалению, существует одна проблема. Вчера утром мне позвонил Касплин, а вскоре после этого некто нанял меня, чтобы найти убийцу Кендалла. Так что… — Я беспомощно пожал плечами. — Я уверен, что вашу собаку и Кендалла убило одно и то же лицо, но я не могу работать на двух клиентов одновременно.

В ее глазах застыл полярный холод, когда она долго и пристально смотрела на меня. Затем лед медленно растаял и блистательная улыбка вновь расцвела на ее губах.

— Я все поняла, Дэнни, — нежно сказала она. — Почему бы и нет? Вы же не знали, что Касплин действовал без моего ведома?

— Вы очень милы, — осторожно заметил я.

— Конечно. — Она весело засмеялась. — Мне бы следовало расстроиться, что есть другой клиент, но я и не подумаю.

— Не понял.

— Скажите, кто это, и начинайте работать на меня, — объяснила она.

— Извините, но это невозможно.

Ее лицо выразило явное недоверие к моим словам. Она снова пристально посмотрела на меня. Было почти видно, как внутри ее головы все пришло в движение от нелегкого умственного усилия. Но результат был поистине блестящим — она решилась на беспроигрышный ход.

— Дэнни… — При этом она так повела плечами, что верх ее халата пополз вниз. Она придвинулась ко мне. — Я видела, как ты смотрел на меня, когда я вошла, — прошептала она. — Хватило искры, чтобы ты вспыхнул. Я почувствовала то же самое.

Я не мог не смотреть на ее грудь, выставленную из-под ниспадающего халата. Меня уже и без того достаточно сегодня помяли, и хотя я терпеть не мог мазохизм, мне почему-то вдруг стало понятным исступление альпинистов перед непокоренными вершинами.

— Я знаю, как это заводит таких настоящих мужчин, как ты. — Ее мягкий смех звучал почти по-матерински.

— Послушай… — из последних сил сопротивлялся я. — Мне действительно жаль…

Ее ладони так сжали мое лицо, что дальнейшая беседа стала совершенно невозможной.

— Дэнни!

Она нагибала мою голову до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание от более чем убедительной близости ее белоснежных выпуклостей. Тонкий запах духов был как бомба с часовым механизмом.

Мои руки обхватили ее талию, затем заскользили по мощному изгибу бедер. Шепот плотного шелка отвечал моим прикосновениям. А руки торопились все ниже, подробно изучая ее великолепные бедра, пока не остановились, обнаружив обнаженную кожу там, где должен был быть плотный шелк, много шелка.

Руки Донны еще крепче прижали мою голову к груди — теперь я мог во всей полноте ощутить нарастающее желание ее тела. Потом мою голову сильно потянули вверх, я увидел расплавленный взгляд ее глаз, и ее влажные губы впились в мои.

Если, по ее словам, все между нами началось с искры, то закончиться должно было извержением вулкана. Ко мне прижималось тело, в котором сейчас шла отчаянная борьба между духом и плотью, борьба, в которой дух был заранее обречен на поражение от этой безупречной и прекрасной плоти.

Внезапно она обмякла, ее руки с силой оттолкнули меня.

— Извини, Дэнни. — Она задыхалась. — Дверь!

— Дверь? — тупо переспросил я.

— Не уверена, что она заперта.

Я с трудом заставил себя подняться с дивана и пройти четыре или пять шагов по направлению к двери. Потом я остановился и оглянулся. Донна лежала на диване, лицо ее пылало. Халат тяжелыми складками сбился вокруг бедер, и верхняя обнаженная часть ее тела казалась изваянной из белого мрамора гениальным скульптором. Ее ноги выглядели не менее величественно, и только небрежная складка шелка скрывала маленький и беспомощный изгиб с внутренней стороны ее бедер.

Я даже закрыл глаза от нахлынувшего желания, которое стремительно подавляло последние нервные очаги моего сопротивления. Еще немного — и победа Донны была бы полной и окончательной.

— Дэнни? — Голос Донны звучал с ленивой нежностью. — Дверь — не забыл?

Я открыл глаза и снова посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться.

— Донна… — с трудом начал я. — Ты должна знать две вещи. Я остаюсь с другой моей клиенткой, а ее имя Марго Линн.

Она не сразу поверила, и я не винил ее в этом. Я сам не поверил, что все-таки решился. Секунд тридцать она безучастно смотрела на меня, потом до нее дошло. Ее лицо превратилось из нежно-розового в алое, руки и ноги напряглись. Она издала стон. Сначала негромкий. Потом она повысила голос, пока он не перешел в оглушительное крещендо, которого может достичь только примадонна.