— Ему было известно про записи, — продолжил я. — Ваш муж имел обыкновение консультироваться с ним в отношении некоторых пациентов. Когда Сулливан услышал, что магнитные ленты исчезли и используются для шантажа, он страшно разнервничался. Когда я высказал предположение, что кто-то считает, будто ваш муж был убит из-за этих лент…

— Он тотчас же сказал, что это мое предположение? — спросила она ровным голосом. — Я размышляла об этом после того, как вернулась вчера домой. Гаррет специалист по банальным высказываниям о профессиональной этике. Не сомневаюсь, что он очень разнервничался!

Она медленно улыбнулась.

— Немного, — согласился я. — Но в этом случае нет ничего удивительного, особенно если учитывать, как все это я ему преподнес. Ведь он находился в том же лесу и был вооружен в то самое время, когда убили вашего мужа. К тому же, по собственному его признанию, ему было известно о существовании магнитных записей.

— Ну а что он сказал вам про меня, Рик?

— Отнюдь не комплимент!

— На это я и рассчитывала.

— Он сказал, что ваше заявление о том, будто Герман Рейнер был человеком, чье болезненное любопытство удовлетворяется созерцанием эротических сцен, является плодом вашего воображения. Что вы всегда были эмоционально неуравновешенной особой и…

— Сходящей с ума по сексу женщиной с определенными завихрениями? — Глаза у нее сверкали от негодования, но голос звучал спокойно и ровно. — Полагаю, что именно это ему было проще всего и безопаснее сказать в данных обстоятельствах, как вы считаете? Я имею в виду, если видеть во мне потенциального свидетеля.

— Он выдвинул и другую блестящую идею, — добавил я. — Что кто-то, возможно, прибегнул к услугам профессионального убийцы, который и должен был заняться вашим мужем.

— И что вы сказали на это, Рик?

— Сказал, что вы, между прочим, высказали такое же предположение.

— Не думаю, чтобы он упомянул про те вечера, когда Герман работал допоздна или уезжал из города, а он в это время навещал меня, чтобы утешить в моих брачных проблемах? — спросила она напряженным голосом. — Как могло случиться, чтоб его профессиональная этика не помешала ему соблазнить жену коллеги? Он сообщил вам об этом, Рик? В особенности о первом случае, когда я оказала сопротивление, и он ударил меня, сорвал с меня одежду и… — Она резко замолчала и прикусила нижнюю губу с такой силой, что из нее выступила капелька крови. — Извините!

На какое-то мгновение я был сбит с толку этой кровью, но тут же взял себя в руки и заговорил:

— Все это крайне неприятно, Карен. Самое скверное то, что ты не знаешь, кому верить, в особенности после… Ну да это не столь уж и важно!

Последняя фраза прозвучала у меня весьма неубедительно.

— В особенности после того, как я сама пригласила вас к себе в постель вчера вечером, когда вы отвезли меня домой? — Она обтерла кровь с губы и внимательно посмотрела на запачканные пальцы. — С моей стороны это было не слишком умно, верно? Но мне кажется, я имею право иногда проявлять слабость. Просто момент для этого был неподходящий. Последний раз, когда я виделась и разговаривала с Гарретом, он сообщил мне о смерти Германа. Вообще-то он не отвечал на телефонные звонки, если знал, что я ему звоню, а если случайно поднимал трубку, то как только узнавал мой голос, тут же бросал ее на рычаг. Это были бесконечные долгие недели полнейшего одиночества для меня, Рик. Я перепуганная одинокая женщина, и по всей вероятности, природа не наделила меня железными нервами. Я не думаю, что меня можно причислить к разряду особ, неразборчивых в своих знакомствах и связях, но бывают случаи, когда женщине необходим… — Она пожала плечами и резко закончила: — Наверное, никакие объяснения тут ничего не смогут изменить!

Я извлек из бумажника записку, которую Барбара Дун получила утром, и протянул ее Карен. Она молча прочитала ее, затем вернула мне.

— Не понимаю, — вздохнула она, — почему они попросту не потребуют денег?

— Хороший вопрос. Возможно, человек, у которого находятся эти ленты, в деньгах не нуждается. Его гораздо больше интересует моральная сторона проблемы.

— Моральная?

Она с непонятным наслаждением облизнула прикушенную губу, как будто солоноватый привкус крови доставлял ей огромное наслаждение.

— Может быть, они хотят наказать Барбару Дун за ее «непристойную личную жизнь» — вроде бы так было сказано в послании?..

— Заставив ее отказаться от того, что ей очень хочется делать?

Карен Рейнер закивала:

— Понятно. Но тогда — ох! — Внезапно в ее глазах вспыхнули злые огоньки. — Вы хотите сказать, что это дело рук какого-то эмоционально неуравновешенного человека вроде меня? Который не в состоянии выслушивать эти непристойные разглагольствования о…

— Замечаю, что «непристойный» — ваше излюбленное словечко, верно?

— И оно фигурирует в записке к этой Дун? — Она неожиданно рассмеялась каким-то истеричным смехом. — Поздравляю, Рик. И — просто из праздного интереса — какого рода дела у вас с Гарретом?

— Никаких «дел» у меня с ним не было и нет, — рассердился я, — единственное, что я сделал, так это напугал его до полусмерти, заговорив об убийстве. У него хватило ума сообразить, что он окажется подозреваемым номер один, если только отнесется серьезно к этой версии. Вот почему он сразу же постарался дискредитировать вас как потенциальную свидетельницу еще до того, как сама версия дойдет до полиции. Неужели вам это не ясно?

— Крайне сожалею, Рик. — Она поморщилась. — Просто после гибели Германа все происходит с немыслимой скоростью. Я не знаю, во что верить и кому доверять. Вы считаете, что моего мужа убил Гаррет?

— Я даже не уверен, был ли убит ваш муж или же оказался жертвой настоящего несчастного случая, — честно ответил я. — И вообще-то я конкретно занимаюсь исчезнувшими магнитными лентами, а не теоретическими изысканиями.

Карен вздрогнула:

— Его убил либо Гаррет, либо кто-то нанял профессионального убийцу…

В этот момент мне вдруг пришло в голову, что каждый раз, когда мне казалось, что, вероятно, вот-вот что-то для меня прояснится, я снова был отброшен назад — на исходную позицию.

— В какой день недели произошел этот несчастный случай? — спросил я.

— В субботу, Гаррет позвонил мне по междугородному телефону среди дня, чтобы сказать о смерти Германа.

— А когда вы явились в офис разбирать его бумаги?

— Похороны состоялись во вторник, а на следующий день я уже пришла сюда. Мне необходимо было чем-то заняться. — Глаза у нее потемнели. — Стоя там в такой солнечный день, у самого края вырытой могилы, я все время думала о том, что должна испытывать горе как его вдова. Я не могла плакать о нем, но пыталась хотя бы испытывать сожаление. Но даже и этого не чувствовала. Мне стыдно в этом признаваться, но меня не покидало чувство огромного облегчения.

— Не заметили ли вы чего-нибудь такого, что давало вам основания предположить, что кто-то похозяйничал в его кабинете, когда вы впервые вошли сюда?

— Нет. Дверь была заперта, и ничего вроде бы не было нарушено.

— Сколько было ключей к офису?

— У Германа был собственный набор. Гаррет возвратил его мне вместе со всеми остальными его личными вещами. В доме находился еще дополнительный комплект, даже два, насколько мне известно.

— У вас все еще два комплекта?

— Конечно, а что?

— Человек, похитивший магнитные ленты, должен был войти сюда, чтобы это сделать, — буркнул я, возмущаясь необходимостью объяснять такие прописные истины. — Если им не надо было взламывать замок, значит, у них были ключи.

— Не обязательно, Рик, — спокойно возразила она. — Что, если ленты не оставались здесь в субботу и воскресенье? Что, если Герман по каким-то соображениям взял их с собой на охоту? Или же они уже до этого находились у его приятеля и консультанта — доктора Гаррета Сулливана?

— Скажите, а как бы вы посмотрели на такой вариант? — проговорил я задумчиво. — Вы займетесь поиском лент, а я буду разбираться в бумагах, а?