— Прекратите! — На скулах Арлен вспыхнули два ярко-розовых пятна. — Я не собираюсь стоять здесь и слушать…

Олтмен властно поднял руку, требуя тишины.

— Верх невоспитанности прерывать людей, пока они не закончили, дорогая. — Олтмен заставил ее замолчать, медленно повернув голову ко мне. — Думаю, именно поэтому под моим руководством Флер распадалась на части, пока, наконец, не закончила восемнадцатью месяцами пребывания в психушке. Моя настойчивость в желании добиться от нее хоть какой-то актерской игры оказалась для нее чрезмерной, так что она быстро нашла прибежище в безумии.

— Сколько раз вы посещали ее в лечебнице? — спросил я.

— Ни одного. — Он слегка зевнул. — Флер как жена и так называемая актриса была невыносима даже в нормальном состоянии. И я не мазохист, чтобы добровольно подчиниться бреду безумной женщины.

— Лжете! — От избытка чувств Арлен чуть не захлебнулась. — Ее талант актрисы тут ни при чем. Это вы упрятали Флер в больницу!

— Дорогая Арлен, — голос режиссера звучал совсем по-отечески, — конечно, Флер должна была изобрести какую-то правдоподобную историю, чтобы скрыть истинную правду. Всю жизнь она лгала всем, особенно себе. — Олтмен допил мартини, поставил бокал на стол рядом с креслом и встал. — Я только хотел слегка обрисовать вам перспективу, Холман. Если собираетесь, как и прежде, заметать ради Флер грязь под ковер, вам понадобится очень большой ковер. Кстати, — его губы снова исчезли, растянувшись в принужденной улыбке, — идея с возвращением Флер на экран не только смешна, но жестока. Можете передать это Джорджу Блуму.

Арлен изменилась в лице, словно увидев пришельца из Галеса.

— Как вы узнали? — Ее голос дрогнул. — Это тайна! Никто, кроме…

— В кино нет тайн, которые можно скрыть от меня, дорогая, — почти добродушно ответил Олтмен. — Но мне уже пора. Время, как говорится, не ждет. — Он демонстративно посмотрел на карманные часы. — Вижу, что на часах жизни Флер все еще без пяти минут полночь. В предстоящие дни я буду слишком занят, но, разумеется, пошлю цветы. Пожалуй, нечто драматично-сентиментальное: одну красную, слегка увядшую розу на длинном стебле, как вы думаете?

— Бичеватель? — невольно вырвалось у меня. — Кого же вы все время бичуете на самом деле, Олтмен? Любого, с кем вступаете в контакт, или самого себя? Этакий одинокий мазохист, принужденный к отчаянному садизму, потому что никто не хочет его хлестать! Олтмен так-таки и не нужен никому, никоим образом?

Лицо режиссера превратилось в застывшую маску.

— Вы же не предполагаете, что я задержусь тут, чтобы выслушивать ваш детский лепет? — Он направился к двери. — Откройте ворота, Арлен, и, пока вы этим занимаетесь, не сомневаюсь, что этот неряшливый человечек немедленно примется за работу, стараясь замести грязь.

— Подброшу вам мысль на обратную дорогу, Олтмен, — огрызнулся я. — Бесплатно! Когда стрелки часов вашей жизни покажут полночь, кто придет на ваши поминки, старина?

Олтмен не остановился., но его плечи немного напряглись, так что я мог надеяться, что мой блеф не прошел даром. Арлен последовала за режиссером в прихожую, а я заполнил паузу приготовлением нового бурбона. Через пару минут Арлен вернулась в комнату и скорчила выразительную гримасу.

— Никогда не замечала за собой склонности к насилию, — горячо начала она. — Но сегодня вечером мне много раз казалось, что, если кто-то вложит мне в руку подходящий тупой предмет, я проломлю Олтмену голову!

— С удовольствием помог бы расчленить тело и выбросить части в океан, — усмехнулся я. — В прежние времена ты была другой, Арлен, милая.

— В прежние времена? — На мгновение ее лицо приобрело непонимающее выражение, затем в глаза вполз осторожный свет. — Только необходимость сделала меня твоей старой подружкой, Рик Холман, но она только что вышла в дверь вместе с Тео Олтменом. Так что прошу: больше никаких непристойных шуток вроде этой или про отсутствие нижнего белья.

— А оно все-таки есть? — спросил я с интересом.

— Не твое собачье дело! — Арлен села на кушетку, сложив руки под грудями, — отчего они выпятились еще больше — и бросила на меня строгий, сугубо деловой взгляд. Сдвинутые ноги сжимали округлую выпуклость паха. — Меня беспокоит Олтмен, как, черт возьми, он пронюхал о Флер?

— Ты ожидала его?

Арлен покачала головой:

— Отвечая на звонок, я думала, что это ты. И пыталась его остановить, говорила, что Флер нет в городе, но он только смеялся, говорил, что знает правду и, если я не впущу его в дом, сразу известит газеты. Пришлось позволить ему войти, Рик. Он оттолкнул меня и ринулся прямо в ее комнату. К счастью, ночная сиделка — настоящий кремень — ничуть не испугалась. К Флер никого не впускают, включая меня. Даже Тео понял, что единственный способ пройти мимо сиделки — выстрелить в нее, когда она не смотрит, и сдался. Торчал здесь, непрерывно рассказывая ужасные гадости о Флер до самого твоего приезда.

— Как Флер?

— Плохо. — Она неожиданно состроила гримасу. — Как я уже сказала, врач никого к ней не пускает, и, мне кажется, большую часть времени он держит ее под действием сильного снотворного из опасения полного умственного расстройства, которое заставит ее снова оказаться в больнице.

— А ты? Как ты относишься ко всему этому?

— Я с ней уже три года и считаю Флер замечательной женщиной, — с чувством сказала Арлен. — Вся ее проблема состояла в том, что в ее личной жизни было слишком много трагедий. Всегда влюблялась не в тех людей, вроде этого гада, Тео Олтмена, или даже Морганти из Рима. Вы слышали, наверное, о его продолжающихся неделями оргиях, о том, как он трахал своих ведущих актрис, трогательно веря, что это самый дешевый способ добиться от них хорошей игры? О’кей, такова жизнь, но Флер отказывалась это понимать, пока фильм не был почти готов и Морганти охладел к ней.

— Так и знал, что это невыполнимое задание, — сказал я угрюмо. — Только такой сентиментальный сатир, как Джордж Блум, мог рассуждать иначе. Чем больше слышу о Флер, тем больше убеждаюсь, что ей поможет только хороший психиатр.

— Возможно, Джордж прав, — неожиданно согласилась она.

— Может, повторишь для меня по буквам? — проквакал я.

Крепкие белые зубы Арлен терзали полную нижнюю губу.

— Это трудно передать словами. Конечно, я действительно близка к Флер, но она никогда не доверялась мне. После возвращения из Рима она горевала о Морганти; затем появились гнусные рецензии и, наконец, фильм потерпел полный финансовый провал. Флер пала духом еще больше и совсем перестала выходить из дома. Долгое время она пребывала в таком трансе; затем, около шести месяцев назад, внезапно сказала мне, что уезжает отдыхать, и исчезла на целых три недели. Я чуть не сошла с ума от переживаний и неизвестности.

— Ты не знала, куда она поехала?

— Нет, не знала, но Флер вернулась из поездки другой женщиной — живой, сияющей, полной огня. Она сказала, что на этот раз решила вернуться, и помочь ей может только один человек — Джордж Блум. Через пару часов после ее возвращения весь этот дом, казалось, снова ожил. Джордж ехал сюда в полном восторге от идеи; Флер пыталась дозвониться по межгороду своему прежнему парикмахеру, и я начала понимать, что за три недели так драматически изменить ее могло только одно: она встретила нового мужчину.

Раздался осторожный стук в дверь, Арлен нервно вздрогнула, и в гостиную вошла сиделка. Лет пятидесяти, в безупречной униформе, как нельзя более подходившей к ее подтянутому облику истинной профессионалки, человека компетентного.

— Извините, мисс Доннер. — Голос сиделки звучал бесстрастно. — Я иду на кухню обедать. Мисс Фалез крепко спит, и я скоро вернусь к ней.

— Спасибо, мисс Коллинз. — Арлен как-то нервно улыбнулась и неопределенно махнула рукой в мою сторону. — Кажется, вы незнакомы с мистером Холманом? Он — помощник мистера Блума.

— Здравствуйте, мистер Холман. — Сиделка сдержанно кивнула мне, повернулась и вышла из комнаты.