Пусть то, что он намерен сказать, не отвечает истине, на нас это тени бросить не может. Если то, что он намерен сказать, верно, нам следует это знать. — Его красивый, хорошо поставленный голос успокаивал, завораживал.

— Если манеры почтенного доктора кажутся нам несколько резковатыми, следует помнить, что возможно там, откуда он приехал, или в той среде, где он вращается, таким вещам придается меньше значения, а наш добрый друг и благодетель просил вас выслушать этого человека и тщательно оценить его утверждения. Так сделаем же это с достоинством и декорумом.

Он сел под треск аплодисментов, с удовольствием сознавая, что снова поддержал свою репутацию интеллектуального лидера. Завтра газеты вновь упомянут разумность и обаятельность «Самого красивого ректора во всех американских университетах». Кто знает, может быть, теперь старик Бидуэлл раскошелится и субсидирует постройку плавательного бассейна.

Когда аплодисменты стихли, председатель повернулся туда, где виновник всей этой бури сидел с безмятежным лицом, скрестив руки на круглом брюшке.

— Вы не продолжите, доктор Пинеро?

— А зачем?

— Вы же пришли сюда ради этого? — председатель пожал плечами.

Пинеро встал.

— Справедливо, совершенно справедливо. Но стоило ли мне приходить? Есть ли здесь хоть один человек, способный воспринимать новое, способный взглянуть в лицо голым фактам и не покраснеть?

По-моему, таких здесь нет. Даже этот столь красивый господин, который попросил вас выслушать меня, уже успел вынести мне обвинительный приговор. Его интересует декорум, а не истина. А что, если истина противоречит декоруму? Признает ли он ее? И вы все? По-моему, нет.

Тем не менее, если я не продолжу, вы расцените это как доказательство вашей правоты. Любой тупица с улицы решит, что вы, тупицы, изобличили меня, Пинеро, как шарлатана и самозванца. Я еще раз объясню вам суть моего открытия. Короче говоря, я изобрел способ определить, сколько остается жить человеку.

Я могу заранее представить вам расписание Ангела Смерти. Я могу сказать вам, когда Черный Верблюд преклонит колени у вашей двери. Поработав с моим аппаратом пять минут, я могу сказать любому из вас, сколько песчинок еще остается в ваших песочных часах. — Он умолк и скрестил руки на груди.

На мгновение воцарилась тишина. Потом по залу прокатился шумок. Наконец председатель сказал:

— Но вы же не кончили, доктор Пинеро?

— А что еще можно к этому добавить?

— Вы нам не объяснили механизм вашего открытия.

Брови Пинеро взлетели вверх.

— Вы хотите, чтобы я отдал плоды моих трудов на забаву детям? Это опасное знание, друг мой, и я берегу его для человека, который понимает самую суть. Для себя. — Он постучал себя по груди.

— Но откуда нам знать, что это не пустые претензии?

— Очень просто. Вы пришлете комиссию, перед которой я продемонстрирую работу своего аппарата. Если все подтвердится, очень хорошо, вы это признаете и оповестите об этом весь мир. Если не подтвердится, я буду изобличен и принесу извинения. Да, я, Пинеро, принесу извинения.

В глубине зала поднялся худой сутулый мужчина. Председатель дал ему слово, и он заговорил:

— Господин председатель! Как может почтенный доктор серьезно предлагать такую проверку? Или он хочет, чтобы мы двадцать, а то и тридцать лет ждали, чтобы кто-нибудь скончался и тем доказал его правоту?

Пинеро ответил, не дожидаясь разрешения председателя.

П-ф! Какой вздор! Неужели вы так мало знакомы со статистикой и не знаете, что в любой большой группе обязательно найдется хотя бы один человек, который должен умереть в ближайшем будущем?

Вот что я Вам предложу. Разрешите мне обследовать всех, кто находится в зале, и я назову человека, который умрет в ближайшие две недели, да-да, а также и день, и час его смерти. — Он обвел зал яростным взглядом. — Вы согласны!

На этот раз поднялся дородный человек, размеренно ронявший слова.

— Я, со своей стороны, решительно против такого эксперимента. Как врач, я с прискорбием замечал явные. симптомы серьезных сердечных заболеваний у многих наших пожилых коллег.

Если эти симптомы известны доктору Пинеро, что вполне вероятно, и если в качестве своей жертвы он изберет кого-нибудь из них, выбранный им человек, вполне возможно, скончается в указанный срок независимо от того, работает ли кухонный таймер почтенного докладчика или нет.

Его тут же поддержали.

— Доктор Шепард абсолютно прав. Зачем мы будем тратить время на шаманские фокусы? Я убежден, что субъект, именующий себя доктором Пинеро, хочет воспользоваться авторитетом нашего собрания, чтобы придать правдоподобие своим утверждениям. Если мы примем участие в этом фарсе, то сыграем ему на руку.

Не знаю, что он, собственно, добивается, но, бьюсь об заклад, он придумал какой-то способ использовать нас для рекламы его афер. Господин председатель, предлагаю вернуться к повестке дня.

Это предложение было встречено аплодисментами, однако Пинеро не сел. Под вопли «К порядку! К порядку!» он мотнул своей растрепанной головой и высказал все, что хотел.

— Варвары! Идиоты! Болваны! Такие, как вы, мешали Признанию всех до единого великих открытий с начала времен. От такого подлого невежества Галилей перевернется в могиле.

Жирный дурак, который вон там теребит эмблему своего тайного общества, называет себя врачом. Знахарь — было бы куда точнее! А тот лысый коротышка вон там… да-да, вы!

Именуете себя философом и болтаете всякую чушь о жизни и времени, укладывая их в свои аккуратненькие категории. Да что вы о них знаете? И как можете хоть что-нибудь узнать, если не хотите познать истину, когда вам предоставляется такая возможность. П-ф! — Он сплюнул.

— Вы называете это Академией Наук. А, по-моему, это съезд гробовщиков, которые думают только о том, как бы лучше забальзамировать идеи своих великих предшественников.

Он умолк, переводя дух. Его подхватили под руку два члена президиума и вытащили из зала. Из-за стола прессы вскочили репортеры и кинулись за ним. Председатель объявил заседание закрытым.

Репортеры нагнали Пинеро, когда он выходил через служебный вход. Шел он пружинистой походкой и что-то насвистывал. От недавней воинственности не осталось и следа. Они столпились вокруг него.

— Как насчет интервью, доктор?

— Что вы думаете о современной системе образования?

— Вы им ловко врезали. Ваша точка зрения на жизнь после смерти?

— Снимите шляпу, доктор, и поглядите, как вылетит птичка.

Он ухмыльнулся им.

— По очереди, по очереди, ребята. И не так быстро. Я сам когда-то был репортером. Может, заглянем ко мне?

Несколько минут спустя они попытались разместиться в единственной комнате Пинеро, где царил страшный беспорядок, и закуривали его сигары. Пинеро обвел всех взглядом, сияя улыбкой.

— Что пьем, ребята? Шотландское виски? Или кукурузное? — Когда и это было улажено, он перешел к делу. — Ну, а теперь, ребята, что вы хотите узнать?

— Выкладывайте, доктор. Есть ли у вас что-нибудь цельное или нет?

— Безусловно, есть, мой юный друг.

— Ну, так объясните нам, как он работает, ваш аппарат. И мы вам не профессора, от нас так просто не отделаетесь.

— Прошу прощения, мой дорогой. Это мое изобретение. Я надеюсь на нем подзаработать. Не потребуете же вы, чтобы я подарил его первому встречному?

— Послушайте, доктор, вы должны нам что-нибудь дать, если хотите попасть в утренние газеты. Чем вы пользуетесь, магическим кристаллом?

— Ну, не совсем. Хотите посмотреть мой аппарат?

— Еще бы! Это уже дело.

Он провел их в примыкавшую к комнате мастерскую и взмахнул рукой.

— Вот он, ребята.

Они увидели что-то вроде массивной рентгеновской установки. Но, если не считать очевидного факта, что работала она на электричестве, догадаться о том, как она действует, было невозможно, хотя некоторые шкалы были размечены привычным образом.

— Принцип его работы, доктор. Пинеро вытянул губы и задумался.