«Ты изменил своё мнение?» — спроси Клит.

«О, да», — сказал Бернер.

Клит позволил Бернеру почиститься и надеть другую рясу, затем он отвёл его на звездную лодку.

Лодка была роскошно меблирована, с толстыми коврами и нежными пастельными стенами. В центральной лифтовой шахте лодки медленно вращающееся трапо-поле вознесло их в нос лодки. Здесь стены были голым сплавом, усеянным линзами холопроекторов. С одной стороны была тяжелая металлическая дверь, оборудованная иллюминатором из бронированного стекла.

Круглая пластиковая надувная кровать заполняла цент этажа. На ней лежала голая женщина, бёдра её были в кровавых потёках. Она была очень неподвижна, но дышала.

«Твоя первая работа», — сказал Клит и вяло указал на женщину. «Полей её из шланга и засунь в мед-установку внизу, на грузовой палубе». Клит перевёл пронзительный взгляд на Бернера, и его прекрасная маска изменилась, отобразив суровое выражение. «Держи свой конец в штанах. Или точнее, под рясой. Да, да, я знаю о твоих религиозных запретах, которым, я полагаю, ты всё ещё остаёшься верен; но привлеки моё внимание — одного из моих приспособлений — и я буду не прочь поделиться помощью».

«Я 30 лет не притрагивался к женщине», — сказал Бернер.

«Это именно то, что вызывает моё беспокойство», — сказал Клит. Он криво улыбнулся и ушёл.

Бернер постоял мгновение безмолвно, сбитый с толку, удивляясь, как мир изменился так сильно и так быстро.

Он посмотрел на женщину. Она была бледной, с коротко остриженными тускло-серебряными волосами. Её тело было гладко мускулистым, груди — тяжёлыми, бёдра — довольно узкими. Синяки расцветали под её кожей. Она пахла кровью и потом.

Одна её рука была неудобно согнута под телом. Он наклонился, перекатил её достаточно, чтобы освободить эту руку. Он увидел блеск металла на её затылке — овальную стыковочную поверхность образ-шпульного импланта. «Зверятник», — сказал Бернер неприязненно.

Он быстро оглядел палубу. В запирающемся шкафчике в переборке он нашёл шланг, намотанный на катушку. На балке висели щётка с мягкой щетиной и мыльный диспенсер.

Когда он нажал на кнопку, из шланга брызнула тёплая вода. Так нежно, как только мог, он соскрёб грязь, которая образовала на ней корку. Когда он закончил, он направил шланг на оставшуюся часть комнаты. Он дотронулся до другой кнопки и из шланга подул тёплый воздух.

Вскоре она высохла. Он поднял её, и она лежала неподвижно поперёк его груди. Её кожа имела прекрасную шелковистую текстуру, на которую он пытался не обращать внимания.

Он ступил в трапо-поле и был снесён в грузовой отсек. В одном из углов ждала большая мед-установка.

Он положил её на поддон мед-установки. На мгновение его коснулось странное чувство. Он нахмурился. Уж не предпочёл бы он продлить это тёплоё соприкосновение? «Не смеши себя, Брат Бернер», — пробормотал он и задвинул поддон в диагностическую камеру.

Он стоял около иллюминатора мед-установки и смотрел, как магнитные сенсоры ползают по её телу, оценивая повреждение. Панель вывода данных мед-установки коротко мигнула янтарными предостерегающими огнями, но быстро охладилась до устойчивого жёлто-зелёного. Бернер улыбнулся.

«Тебе следует быть довольным», — сказал Клит.

Бернер подпрыгнул и, обернувшись, обнаружил Клита у себя за плёчом.

Клит наклонился, вглядываясь в иллюминатор. «Да, тебе следует быть довольным. Мы должны надеяться, ты и я, что она останется здоровой. Если я использую её чуть более жестоко и она умрёт — мне, может, придётся присвоить твоё жилистое тело. Хотя это был бы печальный обмен. Эта мед-установка достаточно хороша, чтобы имплантировать шпульный интерфейс … и сделать любые другие изменения, которые мне могут потребоваться. Ну, по крайней мере, у тебя хорошие кости». Клит гротескно подмигнул, его маска заискрилась. Клит потянулся и дотронулся до щеки Бернера. Бернер незаметно отодвинулся.

Клит переключил своё внимание на женщину. «Она — прелестная маленькая вещица, моя Конфеточка. Не так ли?» — спросил он. «Дружеский клон. Её клеточная мать была прекрасной королевой на каком-то захолустном агро-мире. Подумай об этом — миллион фермеров всерьёз взялись бы за свои навозные вилы, чтобы добиться её — и она моя самая дорогая сомаигрушка…» Клит вздохнул. Он, казалось, не получал удовольствия от этого наблюдения.

Он повернулся к Бернеру. «Идём. Я покажу тебе твоё место».

Бернер попятился. «Я бы предпочёл свою пещеру, если это будет вам угодно».

Маска Клита сделалась нечеловеческой и непостижимой поверхностью. Он резко дёрнул рукой и в его подрагивающей руке появился нервосжигатель.

Бернер повесил голову. «Как пожелаете», — сказал он тоненьким голосом. Он пытался скрыть свою ярость, но не свой страх.

Маска Клита потекла, возвращая себе подобие человечности. Нервосжигатель исчез. «Мудро», — сказал он.

Клит отвёл его в крохотный отсек. «Ты будешь ждать здесь, пока я не позову», — сказал Клит и ушёл. Дверь со щелчком захлопнулась. Бернер толкнул защёлку и был не удивлён, обнаружив, что она закрыта. Он огляделся. Парусиновая трубка койки висела на одной стене; в углу были раковина и туалет. Тёмный видеоэкран на двери завершал всю обстановку. Свет исходил от панели над головой; через минуту он потускнел до слабого красного свечения.

Бернер лёг на койку и стал ждать прихода сна.

Через длительный промежуток времени он почувствовал сильное желание совершить своё богослужение. Очевидно, наступило утро.

Световая панель засветилась ярче. Странно, подумал он. Вчера на рассвете он поднялся к святыне и совершил богослужение, как делал это десять тысяч утр. Он разрыхлил пыль вокруг посолевых лоз, собрал самые спелые стручки. Эта рутина продолжалась бы до тех пор, пока бы он не прилёг в последний раз.

Он представил свою старую страсть, которая должна полностью подавляться в пустоте его мира, свою тягу к плоти, потерянную в медленном истирании неизменных дней и ночей.

Он подумал о женщине и задумался, уж не был ли он полным придурком.

Прошли часы. Наконец, видеоэкран засветился, и золотое и серебряное лицо Клита уставилось на Бернера. «Проснулся?».

«Да», — сказал Бернер, садясь на койке. «Можно мне вернуться в свою пещеру? Я немного голоден. Я мог бы там позавтракать или принести сюда запас посоли, если вам будет угодно». Он ненавидел раболепие в своём голосе, но всё ещё боялся нервосжигателя.

Клит улыбнулся странно пустым выражением. «Ты никогда не вернёшься в свою пещеру, отшельник». Он медленно покачал головой. «Но ты можешь позавтракать в столовой; я уже закончил. Когда поешь, поднимайся на астронавигационную палубу. Кое-что обсудим».

Экран опустел, и дверь вздохнула, открывшись.

Бернер нашёл столовую — длинную каюту, которая следовала изгибу корпуса звездной лодки. Узкая полоска слегка окрашенного бронированного стекла шла по внешней стороне стены. Бернер посмотрел через стекло. Посолевые лозы грациозно склонились в поднимающейся жаре, а тёмный рот пещеры казался потерянным пристанищем, невыносимо приятным в воспоминании. Бернера охватила горечь такой силы, что его глаза увлажнились.

В конце концов, он отвернулся.

В дальней части находилась стойка, заваленная грязной посудой. Бернер сел за стойку. Заслонки отодвинулись и показался терминал автоповара. Он заказал что-то под названием прули, что оказалось варённой крупой, сдобренной горькой жёлтой пряностью.

Когда он закончил, он сложил посуду в дезинфектор. Он вошёл в трапо-поле и парил вверх пока не достиг астронавигационной палубы, которая идентифицировала сама себя сверкающим подсказчиком.

Клит стоял перед полусферой дымчатого бронестекла, всматриваясь в бесплодные земли, задумчивое выражение сглаживало его маску. «А, отшельник», — сказал он, поворачиваясь к Бернеру. «Ты можешь поддержать цивилизованный разговор?».

Бернер неуклюже стоял, руки сцеплены вместе. «Я не помню», — наконец, сказал он. «Это было слишком давно».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: