устройством своего «семейного гнезда». Так делали ты
сячи. Того же ждали и от моего отца. Но вышло иначе.
И виной тому была как раз та страсть к науке, которая
составляла основной стержень его души.
Еще будучи на физико-математическом факультете, мой
отец как-то услышал от одного товарища, студента-ме
дика, что курение представляет собой серьезную опасность
для человеческого организма. Студент-медик привел в
обоснование своей мысли ряд аргументов. Отец, который
в то время много курил, сильно заинтересовался сообще
нием коллеги. Не любя, однако, жить информацией,
получаемой из вторых и третьих рук, он решил сам иссле
довать данный вопрос. Хотя влияние никотина на челове
ческий организм никак не входило в программу занятий
физико-математического факультета, мой отец, урывая
дорогое время от своей прямой учебы и от лихорадочной
погони за заработком, приступил к самостоятельному изу
чению вредных последствий курения. И притом к какому
изучению! Он не только перечитал все относящиеся сюда
научные труды, которые мог раздобыть в университетской
библиотеке, он также стал производить различные опыты
над самим собой. В числе последних был и такой: отец
наблюдал за влиянием бега на температуру человеческого
тела. Не могу сказать, какое отношение этот опыт имел
к основной теме его исследования, но знаю, что каждый
день в один и тот же час отец измерял у себя темпера
туру, потом бегал в течение пятнадцати минут без переры
ва, после чего опять измерял температуру. Жил мой отец
в описываемое время на одной из бедных окраин Одессы.
Опыт свой ему приходилось проделывать либо во дворе то
го дома, где он снимал крохотную комнатушку, либо на
улице. Легко себе представить, какую сенсацию это пред
ставляло для окрестных жителей. Десятки людей — муж
чин, женщин и детей — ежедневно собирались, чтобы по
смотреть, как будет «бегать студент». Мальчишки проявля
ли при этом особый восторг. Когда отец приступал к сво
ему опыту, из толпы неслись задорные возгласы:
— Подтяни подпругу, не то упадешь.
— Катись колесом — обернись конем.
— Штаны не потеряй, вишь, сваливаются.
17
— Куда торопишься? Сапоги протрешь.
И все в там же духе. В конце концов вся округа при
шла к убеждению, что «студент немножко того», но число
зрителей отцовского опыта в результате только увеличи
лось. Весь этот шум, однако, нисколько не смущал мо
лодого исследователя. Он планомерно продолжал изучение
заинтересовавшего его вопроса и, когда кончил свою ра
боту, изложил выводы, к которым пришел, в специальном
научном докладе, прочитанном на собрании профессоров и
студентов. Выводы отца были совершенно точны: нико
тин вредно влияет на человеческий организм, и курение.—
зло, с которым необходимо бороться. Но отец не ограни
чился одной лишь теорией: на другой день после своего
доклада он бросил курить и больше уже никогда не прика
сался до конца жизни к папиросе.
Этот эпизод сыграл крупную роль в судьбе моего отца.
Его перестали удовлетворять естественные науки и потя
нуло к медицине. По окончании физико-математического
факультета перед отцом поэтому встал вопрос: что же
дальше?
В течение некоторого времени отец колебался. Он
только что женился. В ближайшие годы можно было ожи
дать детей. В кармане не было ни копейки. Итти на меди
цинский факультет — значило затратить еще пять лет на
образование. Стоит ли? Имеет ли он право обрекать на
нужду и лишения свою жену, детей? Не лучше ли поста
вить крест над научными соблазнами? Не проще ли сразу
же поступить на работу и материально обеспечить семью?
Тысячи молодых людей в положении моего отца, ве
роятно, сделали бы выбор в пользу семьи и обеспеченно
сти. Но отец поступил иначе: он решил все-таки стать
врачом. Он переехал в Петербург и поступил в Военно-
медицинскую академию, где — вопрос, немаловажный для
отца,—он стал получать студенческую стипендию. Прав
да, за эту стипендию по окончании учебы отец обязывался
отслужить 4 года и 9 месяцев в пункте по усмотрению
военного ведомства, но все-таки «пока» материальная про
блема была до известной степени разрешена.
Говорю «до известной степени», потому что академи
ческой стипендии на двоих явно нехватало. В Петербурге
мои родители жили очень плохо: ютились в холодных
мансардах, питались впроголодь. Еще хуже стало, когда
пошли дети: сначала я, а спустя два года после того моя
18
сестра Юлия. Когда мать забеременела мной, положение
было настолько критическое, что отец вынужден был вре
менно прервать учение и взять место «воспитателя» у
одного дворянского балбеса в Новгородской губернии. Не
было бы счастья, да несчастье помогло: год, проведенный
моими родителями в деревне, несомненно, спас меня. Здесь,
в старинном русском поместье, в обстановке довольства и
покоя, дыша свежим воздухом и хорошо питаясь, моя мать
выносила и родила меня, снабдив на дорогу в жизнь тем,
что впоследствии оказалось столь полезным, — крепким
здоровьем и физической выносливостью.
В ноябре 1887 года отец окончил академию со званием
«лекаря с отличием» и весной следующего 1888 года был
отправлен в Сибирь отслуживать свою стипендию. Так
началась его карьера военного врача. В течение последу
ющих семнадцати лет, живя главным образом в Омске, он
медленно продвигался по ступеням военно-бюрократиче
ской лестницы: младший врач 8-го западно-сибирского ба
тальона, врач для командировок, заведующий лазаретом в
Каинске, заведующий лазаретом в Тюмени, младший врач
Сибирского кадетского корпуса, ординатор Омского воен
ного госпиталя... В 1905 году отец был переведен в Моск
ву в качестве младшего врача кадетского корпуса. Позд
нее он стал младшим врачом в Алексеевском военном
училище. Здесь к 1913 году он закончил 25-летний срок
своей службы и собирался выйти в отставку, для того
чтобы целиком отдаться науке, но ударила первая мировая
война, пришла революция, разразилась гражданская война
и интервенция. Все планы и расчеты моего отца были
опрокинуты. В течение шести с лишним лет он пробыл на
фронте — сначала в старой армии, потом в Красной Армии.
С Красной Армией он проделал все походы и демобилизо
вался только в 1921 году.
Как мало располагала такая жизнь к научной работе!
Да и когда было заниматься наукой? За весь этот, почти
35-летний период было только два года, когда мой отец
имел возможность хоть на время оторваться от повсе
дневной сутолоки служебной жизни: в 1893—1895 годах
он был командирован в Петербург «для усовершенство
вания в науках». Но это являлось исключением. Прибавьте
сюда наличие большой семьи, в пять человек детей, тре
бовавшей постоянной заботы о «хлебе насущном». При
бавьте служебные обязанности, поглощавшие массу вре-
19
мени и энергии. Прибавьте жизнь в маленьких захолустьях,
так легко засасывавших людей в болото обывательщины
и пьяного картежа. Еще раз: когда же тут было зани
маться наукой?
И тем не менее отец занимался, очень серьезно зани
мался наукой. Объекты изучения менялись — наука оста
валась. Он тратил на нее все свое свободное время —
рано утром до службы, поздно вечером после службы, в
дни праздников, во время отпусков, даже во время болез
ни. Наука была его страстью, его «тайной» любовью.