БИБЛИОТЕКА «О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ»

Валентин Иванов

ЗЛАТАЯ ЦЕПЬ ВРЕМЕН

(Статьи, этюды, письма)

Москва

«Современник»

1987

83.3Р7

И20

Составление, предисловие и примечания В. Путилиной

Рецензенты А. Ланщиков, А. Кузьмин

4603000000-182

И───────────286-87

М106(03)-87

(C) Издательство «Современник», 1987

Содержание

От составителя

Полномочный посол России

Девять этюдов

Шаг и время природы

Статьи, рецензии, мысли

Письма разных лет

О себе и своих книгах

Ответственность перед Будущим

О национально-исторических традициях русской государственности

Русская Отчина — Слово-Глагол

Примечания

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Творчество Валентина Дмитриевича Иванова (1902 — 1975) отмечено счастливой писательской судьбой. Нет, его произведения не удостаивались высоких литературных премий, и имя его не часто упоминает критика. Но счастливая судьба писателя — это жизнь книг, созданных им и оставленных людям.

Валентина Дмитриевича уже нет, а его книги живут сами по себе своей большой независимой жизнью. Их постоянно переиздают, с каждым новым изданием увеличивая тиражи — двести, триста, семьсот тысяч! Время само определяет значимость художника, производит свой справедливый выбор.

Валентина Дмитриевича нет, а на его имя все идут и идут письма; в них благодарность, удивление, желание все знать о нем… Он не любил говорить о себе. Он искренне считал, что биография писателя — его книги. Пусть это так, в главном: «Душа творца в его твореньях», — и все же всегда хочется знать о создателе книг больше, чем могут это открыть сами произведения, знать, как начиналось все именно у него.

Приход В. Д. Иванова в литературу был не совсем обычным. Ни в юности, ни в более поздние годы он не помышлял о писательстве. Произошло это как-то неожиданно, само собой: случайный очерк в журнале, первая книга «Энергия подвластна нам» в сорок девять лет; затем — «По следу»; «Возвращение Ибадуллы». Начиная с 1955 года выходят основные его произведения: «Повести древних лет», «Русь изначальная», «Русь Великая», — которые и поставили его в ряд серьезных исторических писателей.

В своих исторических романах он никого не повторял, не следовал готовым образцам — шел нехожеными тропами. Он брал для изображения малоизученные, но решающие в жизни нашего народа вехи, к которым никто из писателей еще не прикасался, — VI век, IX, XI. Он не боялся отступиться от устоявшихся взглядов на то или иное явление. Отстаивал право писать по-своему. Для этого нужен был незаурядный дар художника-мыслителя, нужно было определенное мужество. Все это у него было.

Почему вдруг от современной прозы, где все для него складывалось благополучно, он обратился к жанру исторического романа? Конечно, произошло это не случайно. Внутренне он был готов к многосложному труду писателя-историка. Он превосходно знал всемирную историю, знал этнографию, археологию — круг интересов его был необъятен, он был человеком энциклопедических знаний. Но главное, он истово и осознанно любил свою землю, славную прародину Древнюю Русь и хотел сказать о ней слово Правды, защитить далекое прошлое от «поспешных суждений и забвенья». Он понимал: «…безродному трудно жить на свете» и что «не было времени, когда бы достоинство человека не опиралось на отцов и дедов».

Каким-то данным ему от природы чутьем он ощущал прошлое и умел сказать о нем по-своему. «Прошлое, — писал он, — сплетенное из многих нитей существований, намерений дел, как бесконечный канат, никогда не разрывалось. Не было и не может быть так, чтобы все бросали, все рвали и начинали новое. У меня очень сильно ощущенье единства прошлого, настоящего и будущего. Сегодняшнее сплетено из вчерашнего, а завтра мы все плетем из сегодняшнего. Иначе быть не может».

Нам необходимо время от времени заглядывать в свое прошлое, чтобы в сутолоке исчезающих столетий не потеряться безродными; остановиться на миг, задуматься, спросить себя: кто мы? откуда родом? почему такие? Исторические произведения В. Д. Иванова о Руси, обращенные к детству нашей нации, дают ответ на эти вечные вопросы, помогают постижению непрерывной связи поколений.

У каждого писателя есть мечта о Главной книге, которую он не всегда успевает осуществить. В. Д. Иванову удалось написать свою Главную книгу — это, несомненно, «Русь Великая», где он выразил себя во всей духовной зрелости, где он весь сам, его душа и образ мыслей. Он приступал к своему завершающему труду с осознанным чувством внутреннего долга россича.

«Если удастся еще пожить и поработать, — писал он читателю-другу, — может быть, доведется мне как бы продолжить «Русь изначальную». Сейчас я перед этим стою, как перед горой, на которую нет дорог, хотя и кажется, что много их. Хочется порадеть матушке нашей России».

«Русь Великая» вышла в 1961 году, и читатели сразу же, не дожидаясь оценки критики, сумели распознать в ней самое сущее. Автор получил множество писем с глубокими по мысли суждениями, писем-благодарностей. Вот одно из них — оно характерно — от ветерана Отечественной войны В. В. Успенского: «Читая Вашу книгу, я удивлялся и спрашивал себя: как, почему, какие силы способствовали выработке великодушного мировоззрения нашего народа, его терпению, его вере в будущее, его способности в тяжких условиях быта и раздробленности сохранить свою самобытность, свою красоту и силу. Нашествие Степи не сделало его монголом, культура византийцев — греком. Он остался славянином — русским. И замечательные по красоте слога и задушевности первые страницы дают ответ на этот вопрос.

Спасибо Вам и за чудесные образы Святослава, Ярослава Мудрого, Мстислава и других русских и степных владык. Вы первый из русских писателей вспомнили о них и тепло, без раздражений и пристрастий, как ЛЕТОПИСЕЦ ПИМЕН, описали их «труды, и славу, и темные деянья, да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу, своих царей великих вспоминают». Простите некоторую вольность в перефразировке Пушкина. Просим Вас, пишите о России, ее народе, и народ этот поклонится Вам и скажет русское спасибо».

Свою «Русь Великую» Валентин Дмитриевич писал вдохновенно, на одном дыхании. Главы являлись как бы сами собой, будто кто диктовал ему, а он лишь записывал готовое. Он жил внутри создаваемого им мира, так вживаясь в образы своих героев, что даже менялся внешне. Вот близкие ему по духу характеры, мирные сцены, картины природы, и он — весь мудрое спокойствие, доброта, печаль. Но вот глава «Рысьи глаза блестят в сумерках» — чужой, враждебный мир, предчувствие будущих страшных бед на Руси, и он преображается: жесткий взгляд, отчужденность, быстрый, чуть приглушенный голос. Все не похоже на него, будто другой человек. Сам же он не замечал в себе перемен. Перевоплотившись в своих героев, он был естественным в той жизни, к которой прикоснулся воображением. Здесь одна из тайн творчества, необъяснимое взаимодействие: воображением художник вызывает к жизни образы, они же энергией слова воздействуют на него, и на какой-то миг он становится тем, кого изображал.

Друзья Валентина Дмитриевича угадывают во многих героях его книг, в их размышлениях и движениях души черты его самого. Когда в «Руси изначальной» он рассказывает о россиче, он говорит и о себе: «Россич всегда хотел невозможного. Вечно голодный душой, он жил стремленьем… Россича всегда жалит сомненье. Как бы ни занесся он, наедине с собой знает: нет в тебе совершенства, нет, нет. И не умея восхититься собой, россич ищет высокого вне себя и свое счастье находит в общем».

Как древний россич, он язычески поклонялся Природе. Естественным было видеть его одиноким на берегу моря, в пустынных местах, чудом кое-где сохранившихся; или ночью у лесного озера ожидающим рассвета; в степи; в горах, возле таинственных дольменов древних жертвенников, поставленных, по преданию, племенами, пришедшими из Индии и поклонявшимися Солнцу.