Смирнов промолчал. Он не любил лозунгов и деклараций.

— Справедливую борьбу народа Палестины за свою свободу поддерживает все прогрессивное человечество! — продолжал в том же духе Аун. — Ощущая этот груз ответственности, мы никогда не изменим своему делу, никогда не поступимся принципами.

— Извините, твердость в принципах определяется той суммой, которая нужна, чтобы заставить человека отказаться от них и перейти на другую сторону, — тихо проговорил Смирнов. — Сколько хотите вы за возврат боеголовок?

Аун был похож на норовистую лошадь, которую неожиданно вытянули по крупу хлыстом. Его глаза зловеще блеснули, а чувственные ноздри нервно зашевелились. В номере повисла напряженная тишина.

Ловко преодолев невысокую кирпичную стенку, Энвер Хальшик направил своего Акбара к препятствию из жердей. Когда до них оставалось не больше пятнадцати метров, жеребец неожиданно потянул в сторону.

Крепко сжав его бока сильными ногами, обутыми в начищенные черные сапоги для верховой езды, Энвер ожег непокорного жеребца двухвостой плеткой. Акбар резко тряхнул головой, покосился налитым кровью глазом на всадника, но подчинился его воле. Шаг был немного сбит, но жеребец все же взял барьер, лишь слегка задев верхнюю жердь задними копытами.

«Главное, я заставил его подчиниться, — удовлетворенно подумал Энвер, пуская коня неторопливой рысью. — А техническое совершенство обязательно придет».

Под раскидистым апельсиновым деревом стоял одетый в черный камзол с серебряными блестками и погончиками берейтор. Он протягивал Энверу радиотелефон.

Энвер направил коня в сторону берейтора. Поравнявшись с ним, взял из его рук аппарат.

— Да, я сделал все, чтобы Смирнов понял, будто я против его встречи с Ауном и согласился на нее лишь под мощным прессингом, — ответил ливанец на вопрос своего собеседника. — Да, конечно, Смирнов поверил, что я отчаянно противился его встрече с Ауном и лишь блеск израильского золота заставил меня уступить…

Кинув радиотелефон берейтору, Энвер тронул черные бока жеребца шпорами и погнал его к невысоким зарослям жасмина. Сегодня ему хотелось основательно погонять Акбара. Он еще неважно преодолевал яму с водой.

Молчание затянулось. Олег нетерпеливо шевельнул плечами: «Раз мы столько времени сидим без толку, не лучше ли признать, что мой визит становится бессмысленным, и разойтись?»

Неожиданно лидер «Аль-Джихада» улыбнулся:

— Я люблю откровенность, мистер Смирнов. Вы правы: принципы — принципами, но ведь главное не эмоции, а результат. Десять миллиардов долларов и освобождение нашего человека — Аббасида Латафи — из иерусалимской тюрьмы. Мне кажется, это немного за двенадцать боеголовок.

— Я передам ваше предложение генералу Пинхусу Эбуху.

— Мы оставляем за собой право клеймить Израиль за обладание ядерным оружием, которое направлено против нас и соседних арабских государств и будет использовано в случае нарастания напряженности нашего противоборства с евреями. Важно соблюсти наши условия выплаты выкупа. Десять миллиардов должны быть переведены в люксембургский «Банк Кредита и Коммерции», на счет…

Аун вдруг согнулся пополам, словно у него нестерпимо заболел живот. Его широко открытые глаза неотрывно смотрели на Олега, медленно стекленея. В правом углу рта показалась кровь. Капля ее сползла с подбородка и капнула на ковер.

Олег подбежал к Ауну. Подхватив палестинца под мышки, стащил на пол. Похлопал по щекам, сделал искусственное дыхание. Все было бесполезно. Лидер «Аль-Джихада» мертв. Жесткая самоуверенность на его лице сменилась выражением мягкости и умиротворенности.

Олег поднялся на ноги и огляделся. В любом случае следует закрыть номер. Он прокрался к двери и задвинул засов. Номера «Александрии», как и многих других бейрутских отелей, были снабжены массивными медными засовами, чтобы постояльцы чувствовали себя спокойнее.

Заперев дверь, Олег приложил к ней ухо и прислушался. В коридоре царила тишина. Через несколько минут боевики Ауна опомнятся и начнут ломиться в номер. Аун наверняка рассчитывал закончить разговор с Олегом за десять минут и предупредил об этом охранников.

Стараясь шагать бесшумно, Олег вернулся к трупу. Перевернул его на живот и стал сантиметр за сантиметром исследовать одежду лидера «Аль-Джихада».

Костюм Ауна был цел. Ни дырочки, ни вмятинки, ни прорези — ничего.

Смирнов задумался. Потом перевернул труп на спину, быстро раздел догола и снова опрокинул на живот.

На левой ягодице Ауна он увидел то, что искал. Заметную припухлость. По всем признакам, палестинцу ввели яд иглой.

Подойдя к дивану, на котором сидел Аун, Олег достал из кармана авторучку «Монблан». Отвинтив колпачок, легко нажал на поршень. С золотого пера ручки капнули синие чернила, раздался легкий щелчок, и рядом с пером выскочило узкое стальное лезвие. Олег провел им по руке, срезал несколько волосков и удовлетворенно улыбнулся. Лезвие было заточено на славу.

Наклонившись над диваном, Олег вырезал квадратный кусок обивки в том месте, где сидел Аун. Осторожно отогнув его, он принялся ворошить слой ваты лезвием.

Наконец, Смирнов наткнулся на что-то твердое. Это была небольшая плоская коробочка. Не сомневаясь в том, что смоченная сильным ядом игла по-прежнему смертоносна, Олег постарался вытащить коробочку с величайшей осторожностью. Внимательно осмотрел ее.

Стальная игла, выполнив свою миссию, спряталась в глубине коробочки. Ее жало сверкало в темном отверстии, из которого она вырвалась, как межконтинентальная баллистическая ракета из бетонированной шахты.

В этот момент в дверь номера постучали. Стук был настойчивый. Горничная так стучать не могла. Это забеспокоились телохранители Ауна. Как видно, время, отпущенное лидером «Аль-Джихада» на разговор с Олегом, истекло.

Олег отбросил коробочку в сторону и огляделся. Кроме ручки с остро заточенным лезвием, у него никакого оружия не было. Но что значило оно против гранат и автоматов?

В номере не было балкона, с которого можно было бы спуститься вниз или перебраться на другой балкон. Не было занавесок, простыней, одеял, которые годились бы на то, чтобы разорвать их на полосы, связать и по этой веревке спуститься на землю. Не было даже мебели, чтобы забаррикадировать ею дверь.

Олег кружил по комнате, пытаясь найти выход из положения. Стук в дверь усиливался. «Еще немного — и они начнут ломать ее», — мрачно подумал он. Смирнову оставалось лишь молить Бога о чуде и безропотно покориться судьбе.

Миловидная девушка расставила перед членами Совета национальной безопасности кофе и чай — всем по желанию — и бронированная дверь, неслышно опустившись, отрезала их от внешнего мира.

Бункер в подвале Белого дома, в котором происходило заседание СНБ, был спроектирован так, что, даже если бы на резиденцию президента США упало несколько ядерных боеголовок, работа Совета не прервалась бы ни на минуту. Лишь зазвенели бы кофейные и чайные чашечки на столах зала заседаний.

Обсудив спектр американо-германских отношений, члены СНБ сосредоточили свое внимание на проблемах Центральной Америки. Левые повстанцы все более вызывающе вели себя в Гондурасе. По мнению госсекретаря Говарда Тайсона, если Соединенные Штаты не возьмут ситуацию под контроль, там начнется кровопролитная гражданская война.

Президент посмотрел на Джима Коэна.

— Мы уже обратились к Кубе и Никарагуа, — сообщил собравшимся помощник по вопросам национальной безопасности. — Мы хотим знать, могут ли они отстаивать в Гондурасе интересы США. Все-таки нам самим прямо вмешиваться в дела региона не слишком удобно. К следующему заседанию у меня будет список мер, которые Куба и Никарагуа сочтут возможным проводить в Гондурасе. Тогда, думаю, можно будет выработать конкретный план действий.