Император смолчал. Только гневный взор метнул на фельдмаршала. Постоял
молча, а затем снова к Суворову:
— Да ты смотри, смотри — косы какие! А букли, букли! Какие букли!
— «Букли»! — буркнул фельдмаршал.
Император не выдержал. Повернулся к Суворову, ткнул на до сих пор не
смененную фельдмаршалом старую русскую форму, закричал:
— Заменить! Немедля! Повелеваю!
Тут-то Суворов и произнес свою знаменитую фразу:
— Пудра — не порох, букли — не пушки, коса — не тесак, а я не немец, ваше
величество, а природный русак! — и уехал с парада.
Павел разгневался и отправил упрямого старика в ссылку в село Кончанское.
СУВОРОЧКА
Была у Суворова дочь — Наташа. Души не чаял Суворов в своей Наташе. В
каких бы дальних походах ни был, всегда вспоминал о ней, писал частые письма,
называл «душа моя», «милая голубушка», а друзьям говорил: «Смерть моя — для
отечества, жизнь моя — для Наташи».
Но вот Наташа выросла, была принята при царском дворе, закрутилась на
разных балах и званых приемах и совсем забыла отца.
Грустил Суворов в одиночестве. Особенно загрустил, будучи в ссылке в селе
Кончанском. Редко-редко приходили сюда письма из Питера.
А тут привязалась к Суворову девочка Катя Калашникова. Ходила Катя с
Суворовым в лес, навещала Мишку, суворовского коня, жившего здесь в «отставке»,
лазила на гору Дубиху, где среди старых дубов и елей стояла маленькая
сторожка, в которой любил отдыхать и работать Суворов.
Идут фельдмаршал и Катя, ведут разговор.
— Ты старенький, — говорит Катя.
— Какой же я старенький? — возражает Суворов. — Я молод. Смотри... — и
прыгает, словно мальчишка, через овраг.
Катя смеется.
— Ты седенький, — говорит.
— Не сед я, а рус, — отвечает Суворов и молодецки встряхивает реденькими
своими кудрями.
— У тебя морщинки на лбу.
— Какие же это морщинки? — отшучивается Суворов. — Это лихие шрамы.
— Ты не у дел, — заявляет Катя.
— Как не у дел! Вот и неправда, — уже серьезно скажет Суворов.
Возьмет девочку за руку и поведет в лесную сторожку. Переступит Катя порог —
кругом книги и карты. Глянет на карты, а там планы боев и сражений. Хоть
и жил Суворов в изгнании, да времени зря не тратил, готовился к новым
походам.
К осени Суворов оборудовал одну из комнат кончанского дома под зимний сад.
В лесу выкопали они вместе с Катей молодых сосенок, берез и елок, посадили их
в кадки, установили в комнате. Потом с кончанскими мальчишками наловили синиц,
снегирей и щеглов. Назвали комнату «птичьей горницей».
Любил Суворов сиживать в «птичьей горнице». Приходила сюда и Катя.
Сдружились они с фельдмаршалом. Вместе следили за птицами, давали им воду и корм,
чистили комнату. А потом Катя садилась поближе к Суворову, и тот принимался
рассказывать ей удивительные истории и забавные сказки.
Но вот случилась беда. Заболела Катя тяжелой болезнью — оспой. Заболела
и не поправилась.
Осиротела «птичья горница».
Сразу же по весне Суворов выпустил птиц на волю. А сосенки, березки и елки
наказал высадить рядом с Катиной могилкой. Деревца разрослись. Появилась
рощица. Часто приходил сюда Суворов, молча стоял и о чем-то думал. Может, о Кате.
Может, и о Наташе.
А Наташа по-прежнему ездила по разным вечерам и балам и совсем перестала
писать в Кончанское.
НИКОЛЕВ
В селе Кончанском Суворов находился под надзором обедневшего помещика
Никол ева.
Доставалось Суворову от Николева. Строго соблюдал Николев режимные
правила: письма вскрывал фельдмаршала, доносил о тех, кто посещал опального
полководца, следил, чтобы Суворов не отлучался в соседние села.
Едва Суворов куда-нибудь собирается: «Не велено, ваше сиятельство, не
велено!» — кричит Николев и задерживает лошадей.
Направится Суворов с кончанскими мальчишками в лес по грибы или ягоды,
и Николев тут как тут, возьмет лукошко, идет следом: «Ну как фельдмаршал
удрать собрался!»
Николев гордился своим положением.
— Служба у меня немалая, — говорил он крестьянам, — сам фельдмаршал
у меня в подчинении.
— Правда. Правда твоя, — соглашались крестьяне. — Может, тебе еще и
награду дадут за усердие.
При таких словах Николев широко улыбался.
— А что? — отвечал. — Может, дадут. Оно по заслугам.
И дали.
Когда Суворов был снова призван в армию, император Павел Первый стал
спрашивать, есть ли какие просьбы у полководца.
— Есть, есть, ваше величество, — ответил Суворов. — Великая просьба имеется.
— Говори.
— Был у меня в Кончанском надзиратель, — произнес Суворов, — исправно,
ваше величество, свое дело вел: письма читал, в Питер докладывал, никуда из
Кончанского не выпускал. За подобное усердие достоин высочайшей награды.
Император не понял насмешки фельдмаршала и наградил Николева.
АЛЬПИЙСКИЕ ГОРЫ
Высоки Альпийские горы. Здесь крутые обрывы и глубокие пропасти. Здесь
неприступные скалы и шумные водопады. Здесь вершины покрыты снегом и дуют
суровые леденящие ветры.
Через Альпийские горы, через пропасти и стремнины вел в последний поход
своих чудо-солдат Суворов.
Трудно солдатам в походе. Вьюга. Снегопад. Непогода. Путь дальний, неведан-
ный. Горы. Холодно, голодно солдатам в пути. Идут, скользят, срываются в
пропасти. Тащат тяжелые пушки, несут пообмороженных и хворых своих товарищей.
А кругом неприятель. Пройдут солдаты версту — бой. Пройдут еще
несколько — бой. Пробивается русская армия сквозь горы и неприятеля. Совершает
Альпийский поход.
Трудно солдатам в походе. В середине пути один из полков не выдержал.
— Куда нас завели? — зароптали солдаты. — Не пойдем дальше!
— Суворов из ума выжил!
— Назад! Поворачивай! Назад!
К полку подъехал Суворов.
— Хорошо, — произнес фельдмаршал. — Ступайте. Не нужны мне такие
солдаты. Не русские вы. Ступайте.
— Как так — не русские! — возмутились солдаты.
— Русский все одолеет. Русскому все нипочем! — ответил Суворов. —
Прощайте. — Повернул коня и молча поехал в горы.
Солдаты опешили. Не ожидали такого.
— Братцы! — выкрикнул кто-то. — Да что же это, а? Братцы! Мы ли не
русские?!
— Русские! Русские! — понеслись голоса.
Зашумели солдаты, задвигались, подхватили ружья, подняли носилки с
ранеными и нестройно, торопясь и толкаясь, бросились вслед за фельдмаршалом.
Высоки Альпийские горы. Здесь крутые обрывы и глубокие пропасти. Здесь
неприступные скалы и шумные водопады. Здесь вершины покрыты снегом и дуют
суровые леденящие ветры.
Через Альпийские горы, через пропасти и стремнины вел своих чудо-солдат
фельдмаршал Суворов.
ИДУТ СОЛДАТЫ, ВЕДУТ РАЗГОВОР
Идут солдаты, ведут разговор.
— Оно бы ничего, — рассуждают солдаты. — Горы не страшны. Французы
страшны. Если и будет наша погибель, так только от неприятеля.
И вдруг...
— К бою! К бою! — прошла команда.
Рассыпались солдаты по горной дороге, кто за утес, кто за скалу. Залегли.
Ждут неприятеля. Вот и французы. Тра-та-та-та! Тра-та-та-та! — несется со всех
сторон.
— Братцы, не робей! Ура! Держись, братцы!
Удержались солдаты. Отступили французы.
Идут солдаты, ведут разговор.
— Оно бы ничего, — рассуждают солдаты. — Французы не страшны. Горы
страшны. Если и будет наша погибель, так только от гор, непогоды.
И вдруг...
Заиграла, засвистела, забушевала метель. Рванул ледянящий ветер. Обрушилась