Ретт
— Вот, держи, — говорит моя помощница Эллисон, стоя во вторник утром у моей двери и протягивая белый бумажный пакет из магазина «Эппл».
— Ты святая, Элли. Я когда-нибудь говорил тебе это? — Я достаю зарядное устройство и подключаю к нему свой разряженный телефон.
— Каждый день.
— Какая-то девушка украла его прошлой ночью, — вздыхаю я.
Она осторожно заходит в мою квартиру, закрывая за собой дверь, и опускает руки. Она всегда такая чопорная, такая правильная. Эллисон — яркий пример выпускников Лиги Плюща, трудолюбивый перфекционист. Ее самый большой недостаток — отсутствие уверенности в себе, что не позволяет ей претендовать на работу, которую она действительно заслуживает. Она слишком хороша для этой работы, я знаю об этом, и могу потерять ее в любой момент. Но пока этого не произошло, я буду продолжать платить ей достаточно, чтобы она была счастлива, и при этом эгоистично надеяться, что в ближайшее время она не найдет ничего лучше.
— Кто ворует зарядное устройство? — спрашивает она, сморщив нос. — Может, ей нужен был сувенир, а оно просто попалось под руку?
— Неа. Кажется, это было случайно.
— О, кстати, я ответила почти на все твои письма, — говорит она, как всегда быстро возвращаясь к делам. — Кроме писем от психов. Я удалила их, как ты и просил.
— Хорошо.
— Кстати, мне звонили сегодня утром из журнала «Пипл». — Ее кроткий поспешный тон вызывает у меня тревогу. — Они выразили свои соболезнования, сказали, что понимают, что прошло еще слишком мало времени, но интересовались, дашь ли ты интервью.
— На тему? — Я абсолютно точно знаю ответ.
— Они хотят сделать темой номера историю… гм... — Она замолкает и не смотрит мне в глаза.
Я фыркаю.
— Ни за что, блядь. Без вариантов. Они сраные придурки, если считают, что я когда-нибудь захочу получить выгоду из худшей гребаной недели всей моей гребаной жизни, только для того, чтобы они могли продать свои журналы.
— Так я и думала, — говорит она. — Я позвоню и скажу им, что ты не хочешь давать интервью.
Я сжимаю челюсть, продолжая готовить кофе.
— Хочешь?
— Нет, спасибо, — говорит она. — Также, ESPN (Примеч.: ESPN — американский кабельный спортивный телевизионный канал) планирует снять документальный фильм о Брайсе... они интересуются, хочешь ли ты принять в этом участие. «Спартанцы» согласились. Они будут сниматься в следующем месяце.
— Гребаный ад. Нет.
— Я им передам. — Эллисон смахивает свои тонкие светлые волосы с лица, надевает очки в толстой оправе и вешает громоздкую большую сумку на свое миниатюрное тело. — Если ты не против, я возвращаюсь в офис.
Я киваю, наливая черный кофе в кружку цвета моей души.
Эллисон идет к выходу, и я слышу, как щелкает замок на двери, но женские голоса привлекают мое внимание. Повернувшись, я подношу кружку с кофе ко рту, делаю глоток и чуть не выплевываю все, когда вижу, что девушка, которую я встретил вчера вечером, стоит у меня в дверях.
— Ищешь это? — Она поднимает зарядное устройство, которое держит в руках. — Сожалею. У меня нет привычки брать вещи, которые мне не принадлежат.
Борясь с ухмылкой, я делаю глоток кофе.
— Привычка или нет, но ты заслужила наказание, не так ли? Кража — это преступление.
— Как и твоя жалкая попытка подцепить меня.
— Кто сказал, что я пытаюсь подцепить тебя?
Она закатывает глаза, входит в мою квартиру и кладет украденные вещи на стол.
— Так или иначе, вот.
— Ты проделала весь этот путь, чтобы отдать мне это?
Айла оглядывается, пожимает плечами, а затем пристально смотрит на меня.
— Ага. А что?
— Этим утром я отправил свою помощницу, чтобы купить новое зарядное устройство, — говорю я.
Она смеется.
— Какая же я глупая. Ну конечно, у тебя есть помощница.
— Ты издеваешься?
— Типа того. — Она покусывает губу, и я тоже хочу укусить ее. — Ага.
— Закрой дверь, Айла, — требую я.
— Что? — спрашивает она, выгибая левую бровь.
— Закрой. Дверь.
— Зачем?
— Чтобы я наказал тебя за совершенные преступления.
— Мы серьезно к этому вернулись? — Она снова закатывает свои красивые карие глаза.
— Ладно. Я сам это сделаю. — Я с грохотом ставлю свою кружку на стол, чуть не разбив ее, и подхожу к двери. — Неужели это так сложно?
— Не любишь рано вставать? — спрашивает она, оглядывая меня с ног до головы.
— Я люблю рано вставать, — поправляю я ее. — Мне просто не нравятся женщины, которые воруют у меня вещи, а затем оскорбляют и издеваются надо мной в моей же квартире.
— Излишне чувствительный? — Ее ресницы трепещут. Она не закатила глаза, но это почти то же самое.
— Я? Чувствительный? — усмехаюсь я. — Это у тебя вчера снесло крышу только потому, что какой-то пьяный парень флиртовал с тобой в баре.
— Какой-то пьяный парень не флиртовал со мной, — говорит она, сверкая глазами. — Какой-то пьяный парень сказал: «Ты сегодня поедешь ко мне» и ожидал, что я подниму юбку и скажу ему, где ее придержать.
— Шикарно.
Она скрещивает руки на груди.
— Мы спорим или флиртуем? Я не могу понять, но мне правда нужно знать это, потому что от этого зависит мое дальнейшее поведение.
Я едва знаю эту женщину, но мне чертовски нравится ее рассудительность.
— Мы не спорим, — говорю я, пристально глядя на свою жертву, и направляюсь к ней. — Но, пожалуйста, не беспокойся. Поверь мне, я переживу.
Я все еще хочу трахнуть ее. Трахнуть так, как никогда никого не трахал. Без обязательств. Без чувств. Только похоть.
На хер букетно-конфетный период.
На хер предложения руки и сердца и обручальные кольца с бриллиантами от «Тиффани».
Больше никогда.
Я хочу ее тело, и только тело. И эти губы. Боже, я хочу эти губы.
— Хорошо. — Она приоткрывает свои пухлые губы, чтобы что-то сказать, но я прикладываю к ним палец, призывая к молчанию.
— Айла, хватит болтать, — приказываю я.
Она снова выгибает бровь, явно не понимая моей команды. На ее лице отражается шок, и я думаю, она не ожидала, что жалкий алкаш из бара станет кем-то вроде этого.
— Твой рот когда-нибудь закрывается? — спрашиваю я, поднимая руки к ее шее. Запускаю пальцы в ее густые темные волосы, подушечками больших пальцев лаская нежную кожу лица.
Айла облизывает губы, и я наблюдаю, как сжимается ее горло, когда она глотает.
— Я постоянно о чем-то думаю. — Ее голос тише, чем раньше. — Много говорю. Много думаю. Много пишу.
— Айла, — шепчу я, наклоняясь, приближая губы к ее губам. Ладонью я чувствую, как при этом бьется ее пульс. Мои легкие наполняет ее цветочный парфюм, и хотя я никогда раньше не слышал об этом аромате, мне кажется, он напоминает мне о доме. Прогоняя прочь весь шум, все мысли и чувства из головы, я наказываю ее грубым поцелуем, пальцами запутываясь в ее волосах. Я вдыхаю воздух, который она выдыхает, тая передо мной, и мне кажется, она первая женщина, которую я поцеловал после Дамианы.
В этом поцелуе скрыта свобода, которую я никогда не ощущал.
Опускаю руки на бедра, затем скольжу под ее рубашку, сжимая талию. Ее поцелуи сдержанные и мягкие, суровый контраст со всем, что я собираюсь с ней сделать. Она проводит руками от моих бицепсов к плечам и удерживает ладони там, прижимаясь всем своим телом ко мне.
— Ты в этом хорош, — говорит она, затаив дыхание и борясь с улыбкой.
— Знаю.
Я обхватываю этот идеально очерченный подбородок, направляя ее рот туда, где ему и следует быть, и впиваюсь в ее губы еще одним поцелуем. Наши языки сплетаются.
Стянув с нее рубашку, я отбрасываю ее в сторону и тянусь к лифчику. Она не останавливает меня. На самом деле, клянусь, я чувствую, как ее губы изгибаются в улыбке.
Ей нравится.
Одним движением я расстегиваю ее лифчик на спине, и она позволяет ему упасть с плеч, а затем на пол. Сливочная кожа ее груди в сочетании с полнотой и идеальным размером — комбинация, которой я не в силах противостоять. Схватив Айлу за талию, я сажаю ее на гладкий мраморный стол.
— Это безумие, — шепчет она. — Ты ведь это знаешь, правда? Нормальные люди так не поступают.
— Нормальные люди — зануды. — Я обхватываю губами розовый бутон ее соска, сосу его, а затем кусаю, пока она не начинает стонать. Пальцами она зарывается в мои волосы, ногтями впивается в кожу моей головы, и все кажется таким правильным.