— У тебя есть родинка под правой лопаткой, и эта рубашка позволяет легко ее увидеть. — От его приглушенного голоса у нее волоски встали на руках. — У тебя также есть еще одна родинка, которую я нахожу невероятно сексуальной, но я не мог увидеть ее в гостиной... — его взгляд скользнул по ее телу. — Потому что ты надела брюки.

Боже мой!

— Конечно, в следующий раз, когда мы устроим соревнования, я планирую увидеть ее снова.

Как только он встретился с ее взглядом, она облизала сухие губы.

«Запрыгни на него! — проорала Разведенная Женщина. — Ты же знаешь, что хочешь этого».

«О, заткнись».

— А мы снова будем соревноваться? — Спросила она с придыханием, как проститутка.

Он наклонился ближе и провел рукой по ее руке, обеспечив ядерную реакцию ее нервным окончаниям.

— Будет жаль не соревноваться, когда мы так хорошо подходим друг другу… шаг в шаг.

Ее мышцы бедер содрогнулись.

— Ты всегда такой прямолинейный?

— Мы говорим только о плавании, Мередит, — сказал он, буквально наступая своими ботинками на ее черные балетки.

Она наклонила голову, борясь с желанием взмахнуть головой, чтобы волосы упали на плечо.

— Да?

Его губы изогнулись.

— Ну да,.. и о твоей родинке. Какой твой любимый стиль?

Ее сердце так быстро заколотилось в груди, казалось, будто кто-то вдавил педаль газа в пол. Они правда флиртовали… по поводу плавания?

«Какая разница? — Опять вмешалась Разведенная Женщина. — Он такой сексуальный».

— Фристайл, — ответила она все также хрипло, а-ля Мэрилин Монро.

Таннер зарокотал и его звук отразился на всем ее теле.

— Длинные, ровные удары характеризуются силой и выносливостью.

Она вспыхнула от жара.

Он не отпускал глаз от ее губ, продолжив:

— Мне нравится разогреваться фристайлом, но заканчивать батерфляем — единственный выход. Постепенно наращивая темп. После того, как ты становишься настолько гибкой и подвижной, тебе нужно сделать шаг на следующий уровень. С силой и координацией всплывая и выпрыгивая из воды, легкие горят, пока мчишься к финишу.

Кажется, она готова была потерять сознание. У нее кружилась голова?

«Упади в обморок прямо на него, ты идиотка!» — Орала Разведенная Женщина в ее голове.

— Возможно, в следующий раз, когда мы будем плавать, сможем посоревноваться на время.

Мередит перевела взгляд с его лица на сильные руки, прикрытые серой рубашкой. Она вспомнила, как его руки с выступающими бицепсами выглядели мокрыми. Стон был бы совершенно неуместен, но ей так хотелось застонать. Боже, этот мужчина был таким же опьяняющим, как сладко-горький шоколад «Вальрона». (Вальрона — Valrhona – знаменитый французский шоколад. Впервые он был произведен в 1922 году кондитером из Долины Роны. – прим. пер.)

Он положил руки по обе стороны от нее на столешницу, слегка касаясь своим телом ее в дико соблазнительной ласке.

— Может, мы смогли бы пойти позавтракать после следующего раза… плавания.

И предложение позавтракать с этим мужчиной разогрело в воображении другое... дикий секс и ночь. Она откинулась назад для передышки, но двигаться было некуда. Он окружал ее со всех сторон. Она не чувствовала ничего, кроме его запаха, а в спину впивался прилавок столешницы.

Он заставлял ее тело мурлыкать, но другая чертовая раненая часть била тревогу. Ее неуверенность в себе… и обидные прощальные слова Рика-мудака звенели у нее в голове, как вагонетка, несшаяся по рельсам.

А Таннер был журналистом. Таким же. Как. И Рик.

Она толкнула его в твердую, мускулистую грудь, нуждаясь в пространстве. Бросившись к карамельному яблочному пирогу, который Джил принесла домой из кофейни. У нее дрожали руки, когда она вынимала тарелки и вилки для десерта. Глубокие вдохи казались хорошей идеей, чтобы избавиться от мускусного запаха Таннера, но, похоже, она не могла вздохнуть полной грудью. Ее легкие сдулись, как воздушный шарик, после неудачной вечеринки.

— Я не могу... позавтракать с тобой, — выкрикнула она, судорожно касаясь бюстье. Даже оно не помогало восстановить ее уверенность в себе. Проклятие.

Ботинки Таннера заскрипели по плиточному полу. Она ощутила тепло его тела позади себя и представила, как он смотрит на родинку, о которой говорил. Она хотела прислониться к нему спиной, но вдруг испугалась, что так сильно хочет его… куда это может ее привести, особенно с ее семьей в соседней комнате.

— Почему не можешь?

— Я не встречаюсь с журналистами. Никогда.

Он развернул ее к себе лицом. Она застыла в его объятиях.

— Как и я... обычно. Но я не хочу говорить с тобой о журналистике, Мередит.

Ее веки задрожали. Жужжание в ее голове становилось все громче, и она чувствовала себя подавленной силой своего влечения к нему. Она дернулась из его хватки и задела тарелку, которая упала на пол, разлетевшись на кусочки с последним ревом кофеварки. Осколки фарфора Lenox ее матери с серебряными краями покрывали теперь плитку и их обувь.

Ее нервное состояние рухнуло вместе с фарфором, дыхание стало с отдышкой, как будто она проплыла спринт.

Он смягчил свою хватку.

— Притормози! Не двигайся. Я не хочу, чтобы ты порезалась.

— На мне же туфли. — Тревога сжала ее грудную клетку, и она прижала руки к груди, пытаясь вздохнуть побольше воздуха.

Он отвел ее в сторонку.

— Мередит?

— Эй, у вас все в порядке? — прокричала Джил из другой комнаты.

— Да, — в ответ крикнул Таннер. — Я не увидел, что Мередит протягивала мне тарелку, и она разбилась. Мы все уберем и принесем кофе.

Его моментально придуманная отмазка вызвала у нее очередной хрип. Оказывается, соврать он мог очень легко!

Как и Ричард.

Он открыл заднюю дверь и вывел ее на крыльцо, положив ее руки на грубые доски.

— Дыши глубоко, Мередит. Вдох и выдох. — Нежно потирая ей спину. — Давай. Ты можешь.

Тяжело дыша, она опустила голову. Черные точки расползались у нее перед глазами, как будто она находилась в планетарии. Приступ паники. У нее не было приступа паники уже несколько месяцев. Она стала себе представлять лысого Рика-мудака, плачущего перед зеркалом. Раньше этот образ помогал переломить ситуацию.

— Черт, не отрубайся.

В этот раз не помогало. Она стала раздирать свою блузку. Ее душило бюстье, сковывало ребра. Она была слишком ошеломлена, чтобы заботиться о своих действиях. Дыхание выходило со свистом, как у астматика. Она возилась с крючками бюстье, ей необходимо... снять... его.

Таннер мягко убрал ее руки. Он расстегнул и снял бюстье, отложив его в сторону, прежде чем поднять ее в положение стоя, и пригладить на ней блузку. Она чуть не заплакала, пытаясь защитить свои интимные части тела.

— Неудивительно, что ты не можешь дышать. — Присвистнул он. — Это серьезная штуковина. — Обхватив ее грудную клетку руками, он сказал: — Делай вдох. Наполни легкие. Давай.

Она упиралась в его сильное тело, испытывая головокружение. Откашлявшись ей удалось сделать неглубокий вдох.

— Еще, — приказал он, мягко поглаживая ее.

Ее следующие несколько вздохов были неглубокими, она дышала животом. Одной рукой он убрал ее волосы за уши, как бы снимая ее предобморочное состояние.

— Хорошо, продолжай.

Полные, глубокие вдохи слышались в сосновом воздухе и соблазнительном запахе его лосьона после бритья. Наконец, ей удалось постоянно и устойчиво дышать в его успокаивающих объятьях, и гул в голове тоже проходил, оставшись фоном. Когда она отстранилась, то рухнула в кресло. Голова откинулась назад. Глаза закрылись. Слезы жгли глаза, готовые пролиться, но ей удалось сдерживать их. Она не собиралась плакать, хотя ей очень хотелось. Боже, она думала, что с этим дерьмом покончено. А оно произошло прямо перед ним…

— Как ты? — мягко спросил Таннер.

Она открыла глаза. Он опустился на колени перед ее ногами на холодном крыльце, и в белом свете полумесяца она заметила, что он нахмурил лоб.

— Ты заставил меня запаниковать, — выпалила она.

Он ничего не ответил.

— Такое случалось раньше?

Она кивнула и отвернулась, наблюдая за дрожащими ветвями на ветру. Во рту пересохло, горло распухло, уверенность постепенно возвращалась.

— Ты меня слишком привлекаешь, — прошептала она. — Но ты журналист. Я поклялась самой себе, что больше никогда не буду... встречаться с журналистом. — Она оглянулась, взмахнув рукой, отчаянно желая не ранить его чувства, но и также отчаянно желая заставить его понять. — Это пугает меня. — Ее честность почти убивала ее саму. — Дело не в тебе.