Вписался в компанию и командир «Осляби» Владимир Иосифович Бэр. Очень хорошо, что сделал правильные выводы из полунамека Руднева, который получил во Владивостоке. На броненосце теперь полный порядок в умах, и в «драконах» у команды командир не ходит. Это тем более отрадно, что по цензу и заслугам он без пяти минут от чина контр-адмирала…

Так. А это кого еще принесло? Я никого, собственно, заполночь не жду. Командиры разъехались два часа как, все мы обговорили, но… Чей-то катер пропыхтел же мимо? И при этом замедлялся… Ага, кто-то все-таки пожаловал. Вахтенный начальник сейчас Руденский. Да, Дмитрия Петровича голосок слышу и… Ну, да! Сам. Степан Осипович!

Буквально через несколько секунд за дверью раздались быстрые шаги, и когда Руднев отклиткнулся на несильный, но настойчивый стук своего вестового Чибисова, тот с характерным нижегородским оканьем протараторил:

— Ваше высокопревосходительство, Всеволод Федорович! Простите за беспокойство, но сам адмирал Макаров на борту, сюды жалуют…

— Спасибо, братец! Я сам уже понял, иду. Да, Тихон, голубчик! Чаю там приготовь нам с печеньем. И варенья, что мы с товарищами командирами с вечера не доели. Стыдно, но не готовились мы… — отозвался Руднев, быстро проходя в свою каюту, где висела на плечиках в шкафу форменная тужурка, а в изголовье кровати валялась… Нет, конечно же, чинно лежала его адмиральская фуражка.

— Всеволод Федорович, друг мой, где это Вы от меня прячетесь? — прозвучал в кают-компании знакомый доброжелательный басок…

— Здравия желаю, Степан Осипович, — приветствовал Руднев Макарова у двери в салон.

— Здравствуйте, здравствуйте, и без церемоний, ладно, Всеволод Федорович? Вы уж меня простите за незваное вторжение…

— Всегда милости прошу, но, что это Вы так вдруг? Простите ради Бога, разносолов на ночь глядя особых уже и нет, поели каперанги… Или, что? Опять плохи наши дела?

— Тьфу, типун на язык! Как будто я не могу к Вам просто в гости покалякать заглянуть, — с хитрецой улыбнулся Макаров, — Причем инкогнито. Мой флаг на «светлейшем» остался, а ваших офицеров я просил никакой суматохи не поднимать. Да, а Вы как чай-то пьете? По новомодному из нагревателей, или по-нашенски, из самовара?

— Из нагревателей, конечно…

— А почему же «конечно»? А ну-ка, заносите ЕГО!

Дверь кают-компании широко отворилась, и в нее вплыл громадный десятиведерный самовар, который с пыхтением несли два матроса в сопровождении лейтенантов Дукельского и Егорьева. На отполированном до блеска бронзовом боку технического чуда российской чайной церемонии блестела свежей гравировкой надпись: «Доблестному экипажу и кают-компании крейсера 1-го ранга „Громобой“ от экипажа и кают-компании эскадренного броненосца „Князь Потемкин-Таврический“».

— Это Вашему кораблику с намеком подарок, Всеволод Федорович, — рассмеялся Макаров, — Мои на «светлейшем» прознали про ваше «Громобоево» с «Варягом» побратимство. Вот и заставили меня везти презент, мне то уж Вы не откажете, так ведь? Традиции, тем более такие, во флоте нам ох как надобны.

— Здравия желаем, господа адмиралы!

— Здравствуйте, Николай Дмитриевич! Рад вас видеть, Илья Александрович! Эх, просил ведь, чтобы Дмитрий Петрович вас не будил, не беспокоил, — приветствовал Макаров вошедших командира крейсера Дабича и старшего офицера Виноградского, — но, вижу служба на крейсере налажена, если вас, невзирая на указание комфлота, с коек подняли. Я тут посекретничать с Всеволодом Федоровичем задумал, вы уж меня простите. Но раз разбудили нукеры «громобоево» начальство… Давайте-ка, все по чайку! Я ведь к самовару еще и плюшек наших «потемкинских» захватил. Прямо с камбуза, не остыли еще. С маком! И можно грамм по сто чего покрепче, за успех Грамматчикова.

— Уже есть сведения от Константина Александровича?

— Да, часа два назад шифротелеграмму через немцев передал, что он сейчас в Циндао бункеруется, и жестянкой занимается после боя с Камимурой…

— Что! Как с Камимурой!?

— У Чемульпо? В море? Все ли целы?

— Точно. У Чемульпо. Встретил его с конвоем сразу после того как свалил мины и утопил соглядатая в виде номерного миноносца, а потом и еще одного. Японцев было пятеро. Их адмирал шел на новом английском броненосце типа «Трайэмф». Из интересного — у «Якумо» вместо башни на корме под щитом пушечка дюймов так в 10–11, а «Адзумы» с ними опять не было. Повезло, конечно, что не прямо японцам под главный калибр из тумана вышел.

Ну, а потом прекрасно провел бой. На эффективную дистанцию не подходил, но задергал Камимуру изрядно. Под конец тот строем фронта за нашими погнался, и в это же время транспорта его вылезли на мины! Сколько подорвались, кто потоп, за дальностью не видели, так что пусть разведка доносит. У самого несколько попаданий в «Аскольд» и «Олегу» пару раз попало. Серьезных повреждений нет, слава Богу. Но шестерых матросов отпели. Так что, давайте помянем воинов российских, господа офицеры…

Глубоко за полночь два адмирала затворились в салоне «Громобоя». Макаров достал из кожаного портфеля несколько сложенных пополам листков бумаги, не спеша расправил, и, казалось, углубился в чтение того из них, где на полях виднелись многочисленные пометки, сделанные синим химическим карандашом. Руднев без труда узнал в этом документе свою докладную записку, поданную на имя командующего еще две недели назад. Записку, где были изложены его, т. е. Петровича мысли о том, как вызвать Того на бой и не дать ему уйти в случае угрозы поражения, как это он уже однажды сделал. Судя по всему, Макаров изучал его предложения по тактике борьбы с Соединенным флотом на современном этапе истории не просто тщательно. Обилие пометок на полях говорило само за себя.

— Итак, если не рискнем всем, значит, ничего и не выиграем… Так я Вас понимаю, Всеволод Федорович? — кресло скрипнуло, Макаров потянувшись вперед положил бумаги на стол. После этого командующий откинулся на спинку, скрестил руки на груди и, глубоко вздохнув, полуприкрыл глаза. При этом чем-то неуловимо напомнив Петровичу скульптуру медитирующего Будды. Было ясно, что он вновь, в который уже раз продумывает расклад будущей баталии, и все-таки не готов пока принять окончательное решение.

— Степан Осипович, полагаю, что Хейхатиро-Сан на любой, даже самый искусный блеф уже не поведется. Его установки понятны. Теперь он рискнет на генеральное сражение только при особых обстоятельствах. А именно, если будет видеть если не перевес, то хотя бы равенство в силах, плюс сильнейший стимул для боя именно здесь и сейчас. Проводка нашего конвоя с продовольствием, углем и боеприпасами — это стимул. Отсутствие первых двух наших броненосных отрядов — некоторый перевес в силах. У него и у нас будет по 7 броненосцев и 5 броненосных крейсеров. А пока мы его держим…

— Держите!? Всеволод Федорович! Без шести лучших броненосцев он вас с Григоровичем побьет! У Ивана Константиновича опыта эскадренных боев нет пока, маневрировать вам из-за разных скоростей предстоит отдельно… Раскатает в пух и прах по одному, если любая невязка случиться, и мы с Чухниным к вам не поспеем. У него пять первоклассных линкоров да «Трайэмф» этот, окаянный, а к моменту боя, глядишь и второй в строй введут, хотя тот-то уже, Вашими стараниями, послабже будет… А у вас из 7-ми — три «пересвета», да «великий» «Сысой»!

Того, это не Камимура, хотя и тот тоже адмирал грамотный и справный. Но поверьте моему опыту, если бы у Кадзимы на мостике «Идзумо» стоял Того, так просто вы бы не отделались! Уж я то это на своей шкуре понял… Как только у вас «Рюрик» вывалился, наплевал бы он на ваш «ослябский» поход, и двинулся бы старика добивать… Вы к нему, что и требовалось… Сцепиться, пару крейсеров Вам стреножить, через три часа Дева подойдет, и… Слава Богу, что Камимура — не Того. Хейхатиро-Сан, как Вы этого супостата называете, от главной цели — уничтожения противостоящей морской силы — ни за что бы не отказался.

Вот Рейн Ваш, кстати, если все хорошо пойдет, может вырасти и повыше его… И меня, то есть нас с Вами… Правильно Вы его приметили. И вовремя. Таких офицеров растить надо, как алмазы гранить потихоньку. Тот же Эссен наш — диво, как хорош! Да, характерец… А Ушаков, Де Рюйтер, Сюффрен или сэр Горацио агнцами были, что ли? Так?