Seehandlung является наследием абсолютной монархии, которая использовала его в различных целях. В течение двадцати лет это общество сводило к простой фикции закон 1820 г. о государственном долге и весьма неприятным образом вмешивалось в торговлю и промышленность.
Затронутый г-н ом Рефельдом вопрос, в сущности, представляет мало интереса для демократии. Речь здесь идет о том, получат ли на несколько тысяч талеров прибыли больше или меньше производители шерсти, с одной стороны, или же фабриканты шерсти — с другой.
Производители шерсти — почти исключительно крупные землевладельцы, бранденбургские, прусские, силезские и познанские феодалы.
Фабриканты шерсти — по большей части крупные капиталисты, представители крупной буржуазии.
В вопросе о ценах на шерсть речь идет, таким образом, не об общих интересах, а о классовых интересах, о том, кто кого будет стричь — земельная аристократия крупную буржуазию или крупная буржуазия — земельную аристократию.
Г-н Ганземан, посланный в Берлин в качестве представителя крупной буржуазии, которая ныне является правящей партией, предает ее дворянам-землевладельцам, партии побежденной.
Для нас, демократов, имеет значение лишь то, что г-н Ганземан становится на сторону побежденной партии, что он поддерживает не просто консервативный класс, а класс реакционный. Признаться, от буржуа Ганземана мы этого не ожидали.
Г-н Ганземан заверил сперва, что он вовсе не является защитником Seehandlung, а затем добавил: нельзя сразу прекратить закупки Seehandlung и закрыть его фабрики. Что касается закупок шерсти, то существуют договоры, в силу которых закупка определенного количества шерсти в этом году составляет… обязательство Seehandlung. Я полагаю, что, если в каком-либо году такого рода закупки могут не нанести ущерба частному обороту, то это относится именно к текущему году (?)… Ибо в противном случае произошло бы слишком большое падение цен.
По всей этой речи видно, что г-ну Ганземану было при этом не по себе. Он дал согласие действовать в угоду Арнимам, Шафгочам и Иценплицам в ущерб интересам фабрикантов шерсти и теперь вынужден защищать свой необдуманный шаг доводами современной политической экономии, столь беспощадной по отношению к дворянству. Он сам отлично сознает, что водит за нос все Собрание.
«Нельзя сразу прекратить закупки Seehandlung и закрыть его фабрики». Следовательно, Seehandlung закупает шерсть и полным ходом ведет работу на своих фабриках. Если нельзя сразу «закрыть» фабрики Seehandlung, то, разумеется, невозможно и приостановить закупки. Следовательно, Seehandlung будет поставлять на рынок свои шерстяные изделия, будет еще больше переполнять и без того переполненный рынок, еще больше понижать и без того низкие цены. Одним словом, для того, чтобы доставить бранденбургским и другим юнкерам деньги за их шерсть, Seehandlung будет еще больше обострять нынешний экономический кризис и отнимать у фабрикантов шерсти немногих еще остающихся у них покупателей.
Что касается истории с английскими векселями, то г-н Ганземан произносит блестящую тираду по поводу громадных выгод, которые имеет вся страна от того, что английские гинеи перекочевывают в карманы бранденбургских юнкеров. Мы не станем, конечно, всерьез останавливаться на этом вопросе. Нам только непонятно, как мог г-н Ганземан сохранять при этом серьезный вид.
На этом же заседании обсуждался еще вопрос о назначении комиссии по поводу Познани. Об этом завтра.
Написано Ф. Энгельсом 6 июня 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rhenische Zeitung» № 7, 7 июня 1848 г.
Перевод с немецкого
СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ
Кёльн, 6 июня. На согласительном заседании в Берлине 2 июня г-н Рёйтер внес предложение назначить комиссию для расследования причин гражданской войны в Познани[34].
Г-н Парризиус требует, чтобы это предложение немедленно подверглось обсуждению.
Председатель уже собирается провести по этому поводу голосование, когда г-н Кампгаузен напоминает, что предложение г-на Парризиуса совсем еще не обсуждалось:
«Я должен также, со своей стороны, напомнить, что принятие данного» (рёйтеровского) «предложения означало бы принятие важного политического принципа, который, однако, имеет право (sic!{18}) претендовать на предварительное рассмотрение в отделениях».
Нам не терпится узнать заключающийся в предложении Рёйтера «важный принцип», о котором г-н Кампгаузен пока еще умалчивает.
А пока нам приходится терпеливо ждать выяснения этого, завязывается благодушная беседа между председательствующим (г-н Эссер, заместитель председателя) и многочисленными «голосами» на тему о том, допустимы или не допустимы прения по поводу предложения Парризиуса. При этом г-н Эссер опирается на доводы, странно звучащие в устах председателя soi-disant{19} Национального собрания, как, например: «Я полагал, что допустима дискуссия по всякому вопросу, который Собранию предстоит решить!»
«Я полагал»! Человек полагает, а г-н Кампгаузен располагает, — составляя проекты регламентов, в которых никто не может разобраться, и заставляя свое Собрание временно принимать их.
На этот раз г-н Кампгаузен был милостив. Ему необходимо было обсуждение. Не будь обсуждения, может быть, прошло бы предложение Парризиуса, прошло бы предложение Рёйтера, т. е. был бы вынесен косвенный вотум недоверия г-ну Кампгаузену. И, — что еще хуже, — что сталось бы без обсуждения сего «важным политическим принципом»?
Итак, занялись обсуждением.
Г-н Парризиус желает, чтобы главное предложение немедленно подверглось обсуждению, дабы не терять времени, и чтобы комиссия смогла представить свой доклад еще до прений но поводу адреса. В противном случае при составлении адреса придется высказаться о Познани без всякого знания дела.
Г-н Мёйзебах выступает против этого, однако еще довольно мягко.
Но вслед за ним поднимается г-н Риц, горящий нетерпением покончить с мятежным предложением Рейтера. Он — королевско-прусский регирунгсрат и не потерпит, чтобы собрания, хотя бы это были даже согласительные собрания, вторгались в его компетенцию. Он знает лишь одно учреждение, имеющее на это право, а именно — обер-президиум. Для него ничего нет выше субординации.
«Как», — восклицает он, — «вы хотите, господа, послать комиссию в Познань? Разве вы хотите превратить себя в административные или судебные власти? Господа, из предложения мне неясно, что вы намереваетесь предпринять. Неужели вы намерены потребовать документы от командующего корпусом» (какая дерзость!), «или у судебных властей» (ужасно!), «или, чего доброго, у административных властей?» (При одной лишь мысли об этом у регирунгсрата отнимается язык.) «Неужели вы намерены поручить импровизированной комиссии» (не сдавшей, вероятно, ни одного экзамена) «расследование всего того, о чем никто еще не имеет ясного представления?» (Г-н Риц назначает, вероятно, комиссии только для расследования того, о чем всякий имеет ясное представление.) «Столь важное дело, в котором вы присваиваете себе права, вам не принадлежащие…»(Протесты.)
Что сказать об этом регирунгсрате старого покроя, об этой настоящей канцелярской крысе? Он напоминает того провинциала на картинке Кама, который приезжает после февральской революции в Париж, видит на стенах плакаты с надписью: «Republique francaise»{20} и идет к генеральному прокурору, чтобы донести на подстрекателей против королевского правительства. Бедняга проспал все это время.
Г-н Риц тоже проспал. Громовые слова «комиссия для расследования по вопросу о Познани «грубо будят его, и, еще не совсем очнувшись от сна, он в изумлении восклицает: Неужели вы хотите присвоить себе права, вам не принадлежащие?
Г-н Дункер находит комиссию для расследования излишней, «так как комиссия по составлению адреса должна потребовать от министерства необходимые разъяснения». Как будто комиссия не для того именно и существует, чтобы сопоставить «разъяснения» министерства с фактическими данными.