— Я не знаю, кто ты, — проговорил наконец Каленга голосом, приглушенным от волнения, — добрая или злая! Но прошу тебя, спаси мой народ, сделай так, чтобы он не стал рабом жестоких завоевателей, заставивших нас покинуть родную землю и следующих за нами по пятам.

Долго царило молчание. Каленге казалось, что он видит сон. Женщина подняла руки, чуть запрокинула голову назад, и груди ее затрепетали. Потом, глядя прямо в глаза Каленги, она сказала:

— Меня зовут Луна, великий вождь. Ты очень красив, и я хочу, чтобы ты стал моим возлюбленным. Если твое сердце не страдает по какой-нибудь женщине на земле. Луиа не хочет иметь возлюбленного, который любит кого-нибудь еще. — Она улыбнулась ему и продолжала: — Я тебе нравлюсь? Садись со мной рядом. Я смогу защитить тебя.

— А мой народ?

— Если твой народ верен тебе, пусть каждый найдет для себя калебас. Их хватит для всех.

И Каленга крикнул людям, которые издали наблюдали за дождем, чтобы они следовали за ним. А сам вошел в воду, прыгнул в большой калебас и сел рядом с женщиной, которую звали Луиа.

Она обвила его шею руками, и он почувствовал, как ее твердые груди прикасаются к выпуклому рисунку на его груди. Калонга порывисто обнял Луиа. Потом они долго смотрели друг друга в глаза и улыбались. Несколько раз он потерся своим носом о ее нос. И она прошептала:

— Луиа луа каса…

И Каленга понял, что эти нежные и ласковые слова означают: «Люби меня».

Калебас, в котором плыла Луиа, мать всех существ, живущих в реке, носящих ее имя, медленно плыл по течению.

Теперь Каленга стал сыном реки, возлюбленным прекрасной женщины, которую звали Луиа, что значит — любовь.

Остальные каламба, следуя примеру вождя, сели в калебасы, выстроившиеся вдоль берега. Зеленая трава бросала тень на стоячие воды заливов и лагун, в которых играли выдры, издали наблюдая за неподвижными, дремлющими крокодилами.

Калебасы закрылись и поплыли вслед за большим калебасом, в котором находились Каленга и владычица реки — Луиа.

Убаюканные журчанием воды и шорохом ветра, долетающего с широкой зеленой равнины, Каленга и Луиа плыли навстречу новой судьбе.

Ветер пробегал по волнам реки. Солнце погружалось за бесконечную синеву горизонта. И темнота, падавшая на землю, окрашивалась в перламутровые цвета. А потом, когда ночь распростерлась над землей, огненная птица опустилась на калебас, в котором лежала Луна, разнеженная ласками Каленги, и звучный крик волшебной птицы пронесся над равниной, над рекой и над лесом. Она оповещала богов леса, что простой человек, посмевший оскорбить их, принадлежит теперь богине реки. Потому что смертный человек, испытавший любовь хозяйки воды, становится навеки ее рабом.

Вот так, на реке Луиа — на реке любви — мать воды стала возлюбленной Каленга, юного вождя, оскорбившего богов леса.

Когда касонго со своими длинными железными копьями и кожаными щитами достигли опушки леса, они пустились бегом. Глаза их сверкали от злобы, видя следы, оставленные каламба на зеленой траве, покрывающей равнину.

Обливаясь потом, задыхаясь от долгого бега, они остановились на самом берегу реки и в недоумении поглядели друг на друга. Здесь обрывались следы беглецов. На берегах реки и на ее глади не было видно ни лодок, ни людей. Не было никаких признаков присутствия человека. Это место было необитаемо. Ни одного дерева. Никакой тени вокруг. Палило жаркое солнце, сжигая все распростертое под ним, на земле.

Злоба, ненависть и отчаяние охватили касонго! В ярости они подожгли траву вдоль берега. Может, каламба прячутся в ней? Может, испугавшись огня, они бросятся в воду и поплывут по течению?

Касонго стыдились возвращаться на свою далекую землю с пустыми руками. Они боялись, что их вождь не простит им такой неудачи, такого бесполезного похода — ни добычи, ни рабов! Народ и даже их собственные жены будут теперь постоянно смеяться, увидав кого-нибудь из охотников с копьем на плече. И старики, прошлые подвиги которых все почитали, встретившись с неудачливыми охотниками, станут молча, презрительно плевать в их сторону. А потом, с годами, подрастут сыновья и попросят отцов рассказать им о своих подвигах. Ведь жизнь отцов-воинов должна служить примером для молодежи! И что же расскажут охотники своим сыновьям?

И обозленные касонго шли еще долго под горячими лучами солнца, шли на юг, время от времени погружая обнаженные тела в прохладные волны реки, и с каждым шагом таяла надежда встретить хоть одного каламба.

Настал вечер, и предводитель касонго, охотник, прокладывавший тропу для остальных, свернул в сторону от берега и пошел туда, где трава была особенно высокой. Спутники молча последовали за ним. Они остановились тогда, когда охотник, шедший впереди, воткнул свое копье в землю, еще не остывшую после жаркого дня. Он сел на корточки рядом с копьем, а другие касонго выхватили железные ножи и стали срезать траву вокруг этого места. Они решили здесь ночевать. Сидя на корточках перед огнем, охотники разделили последние куски мяса, захваченные в родном селении.

Все они очень устали, но никто не мог заснуть. Незнакомое место, незнакомые шорохи наполняли охотников страхом.

На этой неведомой земле люди, которые всегда считали себя храбрыми, которые столько раз рисковали жизнью, охотясь огнем, дрожали теперь от страха. Ни у одного из них не хватало мужества сделать хотя бы шаг в сторону от этого клочка земли, озаренного пламенем костра.

Сидя на корточках, тесно прижавшись один к одному, охотники касонго вздрагивали от каждого шороха. Они мечтали поскорее увидеть восход солнца и, чтобы быстрее бежало время, рассказывали разные случаи из своей жизни. Некоторые вспоминали о любви женщины из чужой страны, другие хвастались меткими ударами копья. Но только предводитель отряда смог похвастаться тем, что он убил по дороге сюда одного каламба. Это был какой-то совсем ослабевший бедняга, отставший от своих товарищей. С ним еще не успели расправиться лесные хищники, уже насытившиеся другими каламба. Охотник убил его одним ударом.

Каламба умер сразу же, как умирают маленькие косули, на которых охотились касонго на берегах реки. «Умер сразу, как косуля!» — еще раз повторил охотник, самодовольно улыбаясь. И все радостно захохотали. Тот, который никогда не видел ни одного каламба, похлопал ладонью по раскрытому рту, выражая удивление.

Кончив рассказ, касонго показал трофей, который сохранил на память.

Все охотники рассматривали и ощупывали маленький сморщенный кусочек человеческого уха, висевший рядом с другими кусочками человеческих ушей, нанизанными на нитку, обвивавшую коричневую жилистую шею. Рассматривая и ощупывая это новое доказательство храбрости охотника, касонго издавали крики одобрения.

Наконец стало светать. Тогда касонго поднялись и зашагали по течению. Они шли до тех пор, пока им не преградил путь приток реки Луиа. Охотники увидали пальму, одиноко стоявшую на другом берегу. И еще они разглядели большую синюю птицу, которая пела, приветствуя рассвет, сидя на верхушке дерева.

И касонго поняли, что дальше идти некуда. Две реки перерезали им путь. Обезумев от ярости, охотники воздели в небо копья, как будто они собирались напасть на врага, и закричали в диком неудержимом гневе, проклиная каламба и их мертвых.

На болотистых берегах смолкли лягушки, испуганные криком людей. Выдры, поджав хвосты, зажмурив глаза, бросились с берега в воду. Черные и белые утки взлетели с шумом и промчались над рекой. А гиена подняла голову, придерживая лапой зайца, которого еще не успела съесть.

Когда касонго устали от собственного крика, они сели на берегу, зажав копья между колен. Так они, отчаявшиеся и не видевшие выхода, сидели долго, не говоря ни слова. И тогда самые отважные охотники решили попытаться переплыть реку. Они поплыли, положив копья на головы, их длинные скрученные в тонкие пряди волосы мокли в воде, прилипали к шее.

Но на середине реки невидимый водоворот поглотил смельчаков и потянул на дно, покрытое белым песком. А там зеленые змеи обвили их разрисованные тела и понесли по длинному пути к реке Луиа. Зеленые змеи понесли коварных охотников к своей богине, матери воды и госпоже всего, что живет в реках и озерах.