ЭСТЕР. Сукин сын! Это отвратительно.
ВИКТОР. Ну, что поделаешь? У него никогда ко мне не было чувств.
ЭСТЕР. Каких чувств! Подойти к телефону когда не видел брата шестнадцать лет? Это же элементарная порядочность. (С неожиданно глубокой симпатией). Ты рассердился, да?
ВИКТОР. Только на себя. Звонил ему столько раз, всю неделю как идиот… Да черт с ним, сам справлюсь. Так даже лучше.
ЭСТЕР. А его доля?
Он ходит по комнате, удрученный и взволнованный.
Не хочу быть троглодиткой, но ведь это тоже деньги, а, Вик?
Он молчит.
Или ты собираешься с ним делиться, а?
ВИКТОР (принимая решение). Я об этом думал. У него есть право на половину и с чего это ему от нее вдруг отказываться?
ЭСТЕР. Я думала, ты решил оставить это на его усмотрение.
ВИКТОР. Теперь передумал. И с чего это он мне что-то должен, где это записано?
ЭСТЕР. Интересно только, сколько у него кадиллаков.
ВИКТОР. Сколько надо. Кто любит деньги, ими не сорит.
ЭСТЕР. Я просто не понимаю зачем тебе вся эта филантропия? Существует же такая вещь, как моральный долг. Вик, ты и сделал ему карьеру. В каком законе сказано, что только он мог учиться на медицинском?
ВИКТОР. Эстер, пожалуйста, давай об этом не будем, а?
ЭСТЕР. Давай не будем, но учился-то ты лучше. Это действительно долг, и он должен об этом знать. И ему никогда бы его не закончить, если бы папочку не взял себе ты. Я хочу сказать, надо же когда-нибудь ему это выложить. Тем более теперь, когда речь идет о деньгах.
ВИКТОР. Сомневаюсь. Ведь это не антиквариат и не…
ЭСТЕР. Раз наше, значит, ничего и не стоит?
ВИКТОР. Не понимаю, к чему это?
ЭСТЕР. А к тому, что так мы и думаем. Так и живем.
ВИКТОР (резко). Человек даже не подходит к телефону, а я уже должен…
ЭСТЕР. Напиши ему письмо, расколоти дверь! Ведь мебель принадлежит тебе!
ВИКТОР (крайне удивлен, увидев, насколько искренне она это говорит). Но почему это тебя так взволновало?
ЭСТЕР. Да потому что тогда ты сможешь спокойно уйти в отставку!
Небольшая пауза.
ВИКТОР (пытаясь скрыть свои намерения, неохотно). Но дело же не в деньгах.
ЭСТЕР. Тогда в чем?
Он молчит.
Просто я подумала что месяц-другой ты мог бы посидеть, пока не найдешь себе что-нибудь по душе.
ВИКТОР. Именно об этом я сейчас и думаю. И для этого вовсе не обязательно подавать в отставку.
ЭСТЕР. Но, по-моему, ничего не придумал.
ВИКТОР. Это что, так легко? Мне ведь скоро пятьдесят, и в такие годы все сначала не начинают. Не понимаю, что это тебе вдруг приспичило.
ЭСТЕР (смеется). Мне приспичило? Да я твержу об этом с того дня, как тебе дали должность. Одно и то же целых три года!
ВИКТОР. Ну не три…
ЭСТЕР. В марте как раз будет три! Три года. Если б ты тогда вернулся в институт, сейчас бы уже кончал… Вот и была возможность заняться чем-то интересным, что, не правда? Почему не проявить активность?
ВИКТОР (медлит, ему почти стыдно). Скажу тебе правду: я не уверен, что из этого может что-то выйти. Когда я начну, мне будет пятьдесят три или пятьдесят четыре.
ЭСТЕР. Но ты это знал.
ВИКТОР. Знал. Но как дошло до дела… так я не уверен, что в этом есть смысл.
ЭСТЕР (отходит, с грустью в голосе). Ну, именно это я тебе и пыталась внушить тысячу раз: смысл тут есть. А может, у тебя впереди ещё лет двадцать, а это немало. За такое время можно сделать много интересного.
Небольшая пауза.
Ты так молод, Вик.
ВИКТОР. Правда?
ЭСТЕР. Конечно. Я нет, а ты да. Господи, да на тебя девочки все ещё смотрят, так чего тебе надо?
ВИКТОР (издав легкий смешок). Трудно сказать, Эс, я ведь в этом не разбираюсь.
ЭСТЕР. Но почему бы не поговорить о том, в чем ты не разбираешься? Почему ты непременно должен считать авторитетом только себя?
ВИКТОР. Ну, хотя бы потому, детка, что кто-то из нас должен держать руль.
ЭСТЕР. И ты хочешь, чтоб я притворялась и говорила, что все прекрасно? Водить меня за нос, и чтоб я делала вид, что этого не замечаю? (Это давно загонялось вглубь, а теперь прорвалось). Я тебя пятьдесят раз просила написать письмо Уолтеру…
ВИКТОР (машинально). Опять Уолтер? Но какое он имеет отношение к…
ЭСТЕР. Он солидный ученый и работает в какой-то новой области… Я видела в газете фотографию, это его больница!
ВИКТОР. Эстер, человек не звонил мне шестнадцать лет.
ЭСТЕР. Но и ты ему тоже!
Он смотрит на нее с удивлением.
Да — и ты тоже. Это факт.
ВИКТОР (будто эта невероятная мысль только что пришла ему в голову). А чего это я стану ему звонить?
ЭСТЕР. Потому что он твой брат, он имеет влияние и может помочь. Да, Вик, так поступают все. В этих статьях, которые он опубликовал, там есть настоящий идеализм и подлинная человечность. Я хочу сказать, люди меняются.
ВИКТОР (отворачиваясь). Прости, но в Уолтере я не нуждаюсь.
ЭСТЕР. Я не говорю, что ты должен гладить его по головке; он, конечно, чудовищный эгоист, но он вполне может направить тебя по верному пути или что-нибудь еще. И я не вижу здесь никакого унижения.
ВИКТОР (удрученный и раздраженный). Но все же я не понимаю, к чему такая спешка.
ЭСТЕР. К тому что я, черт возьми, не знаю, что будет дальше. (К своему удивлению она заканчивает эту фразу, переходя на крик. Он молчит. Она продолжает, но уже гораздо мягче). Я сделала бы что угодно, если б знала, но все эти годы мы говорили: вот выйдем на пенсию — тогда и заживем. Это все равно, что двадцать пять лет ломиться в дверь, наконец она открылась… а мы замерли на месте. Иногда я удивляюсь: может, я тебя не понимаю, и ты так любишь свой участок?
ВИКТОР. Да я его ненавижу.
ЭСТЕР. Тогда виновата только я! Клянусь тебе, если б я была понастойчивее, ты бы обязательно сдвинулся с места.
ВИКТОР. Неправда. Ты была замечательной женой…
ЭСТЕР. Не думаю. Конечно, дома тебе нужно было спокойствие, вот я и старалась, но надо было что-то еще. Господи, ведь перед тем, как сюда въехать, я же смотрела, — такое все жуткое. Потёртое, обшарпанное, безвкусное. А у меня вкус — ой-ой-ой! И я это знаю! Здесь все всегда было временное, да и мы тоже. Будто никогда никем и не были — только собирались. Я вспомнила сейчас о войне, на ней каждый дурак делал столько денег! Тогда-то тебе и надо было уйти, и я это знала, я знала!
ВИКТОР. Тогда я и сам хотел.
ЭСТЕР. Вик, я ведь влила в себя только одну, так что не надо…
ВИКТОР. Вот именно, не надо. Не надо ставить все с ног на голову, детка. Это я хотел, а ты испугалась.
ЭСТЕР. Потому что ты сказал: «После войны будет депрессия.»
ВИКТОР. Что ж, сходи в библиотеку и полистай газеты за сорок пятый год, почитай, что в них написано.
ЭСТЕР. Да мне плевать! (Отворачивается, недовольная собственной непоследовательностью).
ВИКТОР. Честное слово, Эс, иногда ты говоришь так, словно мы вообще и не жили.
ЭСТЕР. Господи — как же мамочка была права! А я — я всегда не верила собственным глазам! Я же знала, что ты никогда не уйдёшь, если уж во время войны не ушел… Я видела, что происходит, видела и молчала. Но знаешь, чёрт побери, в чем самый ужас?
ВИКТОР (смотрит на часы, чувствуя, что конец ее бунта уже близок). И в чем же, черт побери, самый ужас?