Я хотел только сказать вам, что чувствую себя виноватым в связи с этой историей на Бродвее. Мне, правда, очень жаль.

КЕЙЗ: Ну, всякое бывает.

ГЕЛЬБУРГ: Я же знаю, насколько ваше сердце лежало к этому проекту… и могу сказать: известие это настолько ошеломило меня; они даже и не намекнули, что вели переговоры и Аланом Кершовичем или с кем-то еще.

КЕЙЗ: Да, это большая потеря: я ведь уже переговорил в одним приятелем-архитектором по поводу ремонта.

ГЕЛЬБУРГ: В общем, я даже сказать вам не могу, как…

КЕЙЗ: Я ведь по-настоящему влюбился в этот дом. Это могло бы быть отличное клубное помещение. И прекрасное вложение средств.

ГЕЛЬБУРГ: Ну, не обязательно — если «Уонамейкерз» уедут…

КЕЙЗ: Кстати, об «Уонамейкерз» — это я должен вам сказать — когда я узнал, что Кершович нас обскакал, я был настолько ошеломлен после того, что вы мне говорили, что все это место придет в упадок, если они оставят дело. Кершович же не дурак, тут и говорить нечего. В общем, я поговорил с одним членом нашего клуба, а у него родственник в наблюдательном совете «Уонамейкерз», и тот сказал, что даже речи не было о том, чтобы закрыть дело. Он был полностью обескуражен от одной этой мысли.

ГЕЛЬБУРГ: Но человек из «ABC»…

КЕЙЗ: (с жестом нетерпения). «ABC» только получила заказ на ремонт бойлера, потому что «Уонамейкерз» заказал новые бойлеры у другой фирмы, и никакого отношения к закрытию фирмы не имеет. Абсолютно никакого.

ГЕЛЬБУРГ: … Не знаю, что и сказать. Я просто… мне ужасно жаль…

КЕЙЗ: Да, красивое здание. Будем надеяться, что Кершович сделает из него что-нибудь приличное. Не знаете, что он намерен там предпринять?

ГЕЛЬБУРГ: Я? Нет, конечно. Настолько хорошо я его не знаю.

КЕЙЗ: Вот как? Мне показалось, вы говорили, что знаете его уже много лет?

ГЕЛЬБУРГ: Ну, я «знаю» его, но не то, чтобы мы дружили, мы встречались несколько раз на заключении сделок и других мероприятиях, да еще пару раз в ресторанах…

КЕЙЗ: Понятно. Значит, я неправильно понял, я думал, вы — друзья.

Кейз больше ничего не говорит, от этого озабоченность Гельбурга возрастает.

ГЕЛЬБУРГ: Я надеюсь, вы не думаете, что… Что касается Кершовича, то я никогда не упоминал при нем, что вы интересуетесь 611 номером.

КЕЙЗ: Не упоминали? Что вы имеете в виду?

ГЕЛЬБУРГ: Да ничего. Просто все это выглядит так, словно это я виноват, что он отнял у вас это дело. Но такого я бы никогда вам не сделал!

КЕЙЗ: Этого я и не утверждал. Если я и выгляжу несколько рассерженным, так потому, что кто-то увел у меня из-под носа сделку, да к тому же еще человек, к чьим методам я никогда особо не был расположен.

ГЕЛЬБУРГ: Я того же мнения, и с Кершовичем не имею ничего общего… (Обрывает.)

КЕЙЗ: Я что, когда-нибудь говорил обратное? Мне просто не совсем ясно, что вы хотите сказать, или я чего-то недопонимаю…

ГЕЛЬБУРГ: Нет-нет, именно это вы и говорили.

КЕЙЗ: (его удивление растет). Что с вами происходит?

ГЕЛЬБУРГ: Мне очень жаль. Мне бы хотелось все забыть.

КЕЙЗ: Да что же?

ГЕЛЬБУРГ: Все. Вообще все. Извините, что я вам помешал!

Пауза. Кейз выходит с выражением разочарования. Гельбург остается сидеть с разинутым ртом, с поднятой рукой, словно желая защитить свою жизнь.

СИЛЬВИЯ: (кивает на радио). Не выношу Эдди Кантора. А вы?

ХЬЮМАН: Неужто? На лестнице я слышал ваш смех.

СИЛЬВИЯ: Знаю, и тем не менее я не могу его терпеть. А вот Кросби люблю. Вы его слышали?

ХЬЮМАН: Я не люблю этих слащавых певцов. Они зарабатывают десять-двадцать тысяч долларов в неделю, не прослушав ни одной лекции по медицине.

Сильвия смеется.

В любом случае, я — почитатель оперы.

СИЛЬВИЯ: А я никогда еще не видела ни одной оперы. Наверняка трудно понять.

ХЬЮМАН: Да нечего понимать. Там или она хочет, а он нет, или он хочет, а она нет.

Сильвия смеется.

Как всегда: один из двоих умирает, а другой прыгает из окна.

СИЛЬВИЯ: Я рада, что вы смогли прийти.

ХЬЮМАН: (садится на стул рядом с постелью). Ну, так вот, нам нужно кое-что обговорить

СИЛЬВИЯ: Филиппу нужно было в Джерси из-за какого-то плана застройки…

ХЬЮМАН: Ничего, я хотел бы переговорить с вами.

СИЛЬВИЯ: Речь идет об одной фабрике, которая принадлежит фирме.

ХЬЮМАН: Ну, перестаньте, не нервничайте.

СИЛЬВИЯ: У меня заболела спина, вы не поможете мне перебраться на кровать?

ХЬЮМАН: Конечно.

Хьюман поднимает ее со стула, несет к кровати и осторожно кладет на постель.

Вот так.

Она откидывается, он прикрывает одеялом ее ноги.

Это что за духи?

Отходит от постели.

СИЛЬВИЯ: Харриет обнаружила их у меня в ящике. Кажется, это Жером подарил несколько лет назад на День рождения.

ХЬЮМАН: Восхитительно! И прическа у вас другая.

СИЛЬВИЯ: (взъерошила руками волосы). Харриет причесала меня. Ей нравится играть моими волосами, это еще с детства. Вы сегодня утром слушали птиц?

ХЬЮМАН: Как ни странно, да. До этого, когда я ехал верхом, передо мной вдруг вспорхнула целая стая.

СИЛЬВИЯ: (отчасти чтобы он не ушел). Когда я была маленькой и когда мы только что переехали сюда, здесь было полно птиц, кроликов и даже лис. А до этого мы вообще жили в деревне. Мой отец держал мелочную лавку, там можно было найти все от дамской шляпки до конской подковы. Но тамошние зимы оказались слишком холодны для моей матери.

ХЬЮМАН: На Кон-Айленд мы всегда отстреливали кроликов.

СИЛЬВИЯ: (поморщив нос). Почему?

ХЬЮМАН: (пожимая плечами). Чтобы посмотреть, сможем ли. Это был рай для детей.

СИЛЬВИЯ: Знаю. Бруклин был тогда, действительно, замечательным. Я думаю, и люди были счастливее. Моя мать всегда стояла на веранде и смотрела нам вслед, когда мы шли в школу — через поля, на расстоянии не меньше мили. И я всегда привязывала бельевой веревкой трех моих сестер, чтобы не надо было вечно их подгонять. Я так рада, правда! (Легкая улыбка.) Я всегда себя прекрасно чувствую, когда вы приходите.

ХЬЮМАН: Послушайте меня внимательно. Теперь уже ясно, что такие симптомы, как у вас, идут из глубины души. Если я хочу помочь вам, я должен буду заняться вашими снами, вашими глубинными тайными чувствами, понимаете? Но это не мой профиль.

СИЛЬВИЯ: Уже только от того, что вы со мной говорите, ко мне возвращаются силы.

ХЬЮМАН: Вы уже сейчас нуждаетесь в терапии, с тем, чтобы ваше кровообращение не нарушалось.

Легкое изменение в выражении лица Сильвии, но Хьюман замечает это.

Вам еще жить да жить. Вы же не хотите провести остаток жизни в инвалидной коляске, правда? Совершенно необходимо, чтобы я вас передал тому, кто в этом…