Командировка между тем подходила к концу, она и так уже длилась без малого семь лет. Пора было собираться домой. Оценку своих профессиональных успехов предстояло по возвращении получить дома, в центре. А между хлопотами по сборам в дорогу думалось о том, что, кроме работы в качестве разведчика, пребывание в Мексике дало мне и богатейший жизненный опыт общения с людьми, с которыми я не встретился бы в иной обстановке. Мне довелось помогать выдающимся артистам, писателям, спортсменам, которые приезжали в те годы в Мексику. Я искренне делился с ними своими знаниями о стране, помогал им как переводчик, как шофер, в конце концов. Как можно забыть Давида Ойстраха, Майю Плисецкую, Константина Симонова, Сергея Герасимова, Тиграна Петросяна и Пауля Кереса! Им не обязательно помнить нас, но, если они помнили Мексику и, вспоминая, лучились улыбками, мне этого достаточно.
Но о некоторых эпизодах хотелось бы рассказать. Году в 1968-м приехал в Мексику для публичных поэтических выступлений Евгений Евтушенко, о личности которого все время шли противоречивые толки. Я вспомнил, что еще в 1963 году во время пребывания Ф. Кастро в Москве Хрущев жаловался, что, мол, Евтушенко опять дурит, распускает слухи о своем неизбежном самоубийстве, перерезает телефон в своей квартире. Тогда Фидель, помнится, ответил: «А вы пришлите его на Кубу, он посмотрит на нашу жизнь, и, глядишь, дело поправится!» После этого разговора Евгений Александрович действительно ездил на Кубу. И вот теперь он в гостях у нас, в Мексике. Посол созвал совещание старших дипломатов, решая, как лучше организовать работу с неудобным, строптивым поэтом. Встал вопрос, кого прикрепить к нему в качестве консультанта и переводчика. Была выделена группа дипломатов, каждая кандидатура обсуждалась с самим Евтушенко, который отвергал их одну за другой. То, видите ли, работник был секретарем парткома, то был сотрудником ГРУ или КГБ, то слаб в искусстве. Когда список был исчерпан, кто-то предложил мою кандидатуру (я работал тогда «под крышей» заведующего бюро АПН), и он согласился, заметив: «Этот-то точно не из КГБ». И началось наше полубогемное бродяжничество, никак не совместимое с моей другой жизнью. Я помнил, что в опубликованной к тому времени «Ранней автобиографии» Евгений Александрович писал, что на вопрос, к какой партии он принадлежит, ответил бы: есть лишь две партии — порядочных людей и негодяев. Мне было приятно убедиться, что он тогда в моих глазах подтверждал свое членство в первой партии своими делами.
Я расположился к нему, когда он распорядился в огромном, на 10 тыс. зрителей, зале, приспособленном для боксерских боев, где ему предстояло читать стихи, завесить всю коммерческую рекламу большими кусками ткани с переведенными на испанский язык строфами из русских и советских поэтов. «Это стоит больших денег, это невозможно!» — кипятился кругленький, как колобок, администратор арены. «Сколько?» — невозмутимо спросил поэт. Тот наконец назвал сумму в несколько тысяч долларов. «Хорошо, я заплачу сколько надо. Только сделайте, как условились!» Поэтический вечер прошел с огромным успехом. Публика была повержена, когда некоторые стихотворения Евтушенко читал по-испански. Я был удивлен, убедившись, что за время пребывания на Кубе он прилично изучил испанский язык и мог объясняться без помощи переводчика.
После одного из таких вечеров он с видом заговорщика сказал мне: «Послушай, Николай! Здесь в Мексике в тюрьме сидит мой старинный друг — писатель и журналист Виктор Рико Галан, с которым я познакомился на Кубе. Помоги мне организовать с ним встречу, мне стыдно давать публичные вечера, когда мой друг сидит за решеткой!» «Ну и ну!» — подумал я. Всем было известно, что Виктор Рико Галан был осужден на пять лет как опасный государственный преступник, чуть ли не замышлявший свергнуть власть в Мексике. Попасть к нему можно было, конечно, только с ведома высших должностных лиц. И уж, конечно, нельзя было ставить в известность об этом посла, он бы немедленно запретил. Поразмышляв вместе, мы выработали такой план. Я поговорю с главным редактором влиятельного мексиканского журнала «Сиемпре» Хосе Пахесом, который организовывал через два дня обед для своих сотрудников с президентом страны Диасом Ордасом, и попрошу его пригласить на обед Е. Евтушенко. Во время небольшой домашней художественной части Евгений Александрович прочитает новое стихотворение на испанском языке. Успех был легко прогнозируем. Потом он подойдет лично к столику президента и прямо попросит о разрешении повидаться с другом-узником. В такой обстановке отказ почти невероятен. План был выдержан до деталей. Стихотворение «Шахматы» писалось ночью, в номере отеля. Оно было посвящено «пешкам» (по-испански «пеонам», т. е. батракам), которых первыми бросают в бой короли, которыми жертвуют при всяких комбинациях, но только «пешки» имеют право, прорвавшись через всю доску, превратиться в «ферзя» — самую мощную и всевластную фигуру.
Обед удался, стихотворение вызвало фурор, а потом Евгений Александрович подошел к столику президента и один на один договорился обо всем остальном. Вернувшись к нашему столику, он шепнул: «Завтра в 10 утра к твоему дому придет машина секретной службы, которая отвезет меня в тюрьму. Достань, пожалуйста, бутылку водки и баночку икры!» К утру все было готово; не без беспокойства я проводил его, сопровождаемого двумя молчаливыми проворными молодцами.
Он вернулся через пару часов и, возбужденный, рассказал, что, когда приехал в тюрьму, тамошний начальник пригласил его в зал для свиданий, где разделенные решеткой родственники тихо беседовали с заключенными. Евтушенко наотрез отказался от такой формы общения. «Я не для того обращался к президенту, чтобы не иметь возможности обнять моего друга». «Хорошо, только не поднимайте шума, — пошел на мировую генерал, — пройдите в мой кабинет. Сейчас туда приведут вашего приятеля».
Через несколько минут вошел похудевший, по-тюремному бледный Виктор Рико Галан, терявшийся в догадках, зачем его ведут в кабинет начальника тюрьмы. Радости его не было конца, когда он увидел бросившегося к нему Евтушенко. Евгений достал из бокового кармана водку и икру. Тут уже бросился к нему тюремный генерал: «Нельзя ни в коем разе. Спиртное и наркотики в тюрьме запрещены!» — «Генерал, будьте человеком, по русскому обычаю нельзя не выпить за встречу с другом после стольких лет разлуки. Разделите с нами эту радость!» И свершилось маленькое человеческое чудо. Генерал, поэт и узник распили традиционно «на троих» бутылочку, потом друзья поговорили о своем заветном и, наверное, на весь остаток жизни запомнили эту необычную встречу. Я, как видите, тоже. Мы никому тогда об этой истории не рассказали, она оставалась нашей маленькой тайной.
Я пропадал с Евтушенко несколько дней. Наш образ жизни не отличался чопорностью и трезвостью. Иногда ран-ним-ранним утром ему приходило в голову ехать на местный оптовый рынок, своего рода «чрево Мехико», и завтракать там с грузчиками и разделывателями мясных туш, читать им стихи. Благодаря ему побывал там и я. Мы ели наваристые кукурузные супы, маисовые лепешки с завернутыми в них кусочками душистого, мелко рубленного мяса, сдобренного ядреными перцами. Запивали все отличным крестьянским «пульке» — слабоалкогольным холодным напитком, приготовляемым из сока кактуса агавы. Угощавшие нас добродушные работяги уверяли, что от «пульке» «мужчина становится настоящим мужчиной, а у лысых кудрями затягиваются поляны на голове». Верить мы не верили, но просили дать еще по кружке.
После одной из бурных ночей, когда мы утром сидели в кафе отеля, пришла весть об убийстве в США Мартина Лютера Кинга. Евтушенко, потрясенный, тут же на салфетке стал писать стихи про белых людей с черными душами. Вскоре он уехал, и больше я с ним не встречался, только читал его стихи. Но как золотые крупицы воспоминаний о благородных поступках я храню в сердце зарубки, оставшиеся от приезда Евтушенко в Мексику.
В конце 1968 года я уезжал из Мексики. Она так и останется для меня «линдо и керидо» — красивой и любимой. В общей сложности я провел там почти 12 лет. Она стала моей второй родиной. Там у меня родилась, подросла и пошла в школу дочь, которая лучше говорила по-испански, чем по-русски. Там оставались мои многочисленные друзья и помощники, без которых жизнь за границей теряет свой смысл. Многие из них продолжат работу с моими коллегами, приезжающими на замену, кое-кто уедет в другие страны, на север, и сотрудничество приобретет иные формы. Некоторые будут ждать — так тоже бывает, когда мы снова встретимся в привычных местах.