Сотрудничество с военными коллегами и с работниками Министерства иностранных дел было более продуктивным и полезным в силу конкретности и практичности обсуждавшихся вопросов. Степень взаимопонимания с военными товарищами была очень высока, особенно если речь шла о работниках Главного разведывательного управления. С мидовцами в Москве дело обстояло посложнее, контакты с ними были вежливыми, корректными, деловыми, но всегда чувствовался холодок от спрятанной в глубине наших взаимоотношений вечной мерзлоты. Заскорузлый страх перед КГБ, безотчетное опасение подвоха, видимо, с давних пор передавались из поколения в поколение дипломатических работников и отравляли атмосферу сотрудничества. Мешало работе с ними и то, что они были очень медлительны, неповоротливы. Сильная зацентрализованность, бюрократизм не позволяли рабочим звеньям высказываться по проблемам с такой же свободой, какой пользовались мы.
Обретенная открытость, насыщенность политической информацией дали нам необходимый кислород для активной аналитической работы. Чтобы ввести ее в четкое русло и подчинить практическим интересам государства, мы один раз в шесть месяцев составляли план, то есть перечень тем, по которым были готовы представить свои информационно=аналитические документы. План утверждался лично Ю. В. Андроповым и был обязателен к выполнению. Жизнь всегда богаче, чем ее предвидение даже на шесть месяцев вперед, и никто не мешал нам откликаться на все вновь возникающие ситуации.
Большие и малые хлопоты разведки
В 70-е годы большое место в наших политических заботах занимали страны так называемою «третьего мира». Интерес к ним менялся по интенсивности и по формам своего проявления. В годы администрации Н. С. Хрущева СССР, еще не потерявший уверенности в своих силах, старался не только перепрофилировать политическую ориентацию новых независимых государств, но и подводить под дружбу с ними экономическую базу. К тому времени относится строительство Асуанской плотины в верховьях Нила, металлургического комбината в Бхилаи (Индия), крупных объектов гражданского назначения в Индонезии. При этом имелись в виду не только экономические, но и политические соображения. Везде наша помощь способствовала, по мнению Старой площади, укреплению государственного сектора в экономике, то есть базы, сближавшей нас с этими государствами. Наши займы и помощь вели к формированию рабочего класса, а он, как вытекало из марксистско-ленинской доктрины, считался нашим естественным социальным союзником. Американцы, дескать, преследуя противоположные цели, направляют свои займы и капиталовложения преимущественно в развитие частного сектора экономики других стран, способствуя тем самым формированию и укреплению класса буржуазии, то есть своего социального союзника.
К концу 60-х годов стало ясно, что решение столь фундаментальных задач в странах «третьего мира» нам не по плечу. Вопрос о крупных индустриальных проектах отпал сам собой. Но политические амбиции продолжали крепко держать нас в своих объятиях. ЦК партии никак не мог отказаться от убежденности, что «третий мир» является резервом социализма. В решения съездов партии неизменно вписывались разделы о национально-освободительном движении в странах «третьего мира», о нашей солидарности с ними. К этому прибавилось соперничество с Китаем в борьбе за влияние в этом мире. Но СССР никак не мог подкрепить свои претензии экономическими возможностями. В силу этого в сотрудничестве нашей страны с новыми независимыми государствами на передний план стали выходить факторы военно-технического характера: поставки оружия, направление военных советников, налаживание военного строительства начинали играть преобладающую роль.
Другими словами, объективно ЦК КПСС и наши военные благожелательно относились к расширению фронта сотрудничества со странами «третьего мира». Разница была в том, что международный отдел ЦК поддерживал это направление чисто политически, исходя из общих идеологических построений, а Министерство обороны вело широкую практическую работу по освоению новых областей сотрудничества.
В то же время в расширении масштабов нашей вовлеченности в дела «третьего мира» не было никакого смысла. Возможности не соответствовали нашим амбициям. Активность носила какой-то автоматический, инерционный характер. Мы походили на армию, наступление которой выдохлось, основные ее силы залегли в окопах, но некоторые части еще в запальчивости продолжали продвигаться вперед, надеясь заслужить похвалу командования.
Все ведомства, ведавшие экономической сферой жизни СССР, занимали явно негативную позицию по отношению к требованиям расширения экономической помощи новым государствам. Госплан, министерства финансов и внешней торговли, как могли, сопротивлялись многочисленным постановлениям Совмина, основанным на решениях ЦК КПСС, о выделении новых и новых ресурсов для стран «третьего мира». Поставки туда росли, как раковая опухоль, отнимая силы у слабеющего организма нашего собственного государства.
МИД СССР и его руководитель А. А. Громыко относились к «третьему миру» откровенно пренебрежительно. Андрей Андреевич с большим удовольствием посещал и принимал своих коллег из малых европейских государств, чем возмутителей спокойствия из стран «третьего мира». Даже политбюро не могло загнать его на Ближний Восток, в Африку или в Латинскую Америку. Поездки в страны этих регионов — единичные случаи в его, казалось, бесконечной карьере министра иностранных дел.
КГБ и, в частности, разведка занимали срединное положение. У нас не было ведомственной заинтересованности в безмерном расширении социалистической системы, мы достаточно ясно видели, как усиливается из года в год перенапряженность экономики нашей страны, учащаются конфликты между Востоком и Западом из-за соперничества в «третьем мире». В 1975 году в информационно-аналитическом управлении разведки был подготовлен и представлен на доклад Ю. В. Андропову документ о перспективах нашей политики в этих странах. Стержневая мысль документа заключалась в том, что СССР не может позволить себе роскошь разбрасывать средства и усилия по безмерному пространству трех материков: Азии, Африки и Латинской Америки. Необходимо сосредоточить внимание на ограниченном числе государств, которые были бы политически наиболее близки, в стратегическом отношении — наиболее выгодны, а экономически — малоёмки. В документе содержались ссылки на пример великих в прошлом держав, в частности Англии, которая, контролируя всего лишь несколько точек на карте — Гибралтар, Мальту, Суэц, Аден, Сингапур, — обеспечила себе господство на важнейшем морском пути из Европы в Индию.
Применительно к Ближнему Востоку в документе говорилось, что наша широкозахватная политика ведет к огромным затратам технических и денежных ресурсов, не давая и не суля в будущем ни политических, ни стратегических преимуществ. Мы напоминали о том, что ни Египет, ни Сирия, ни Ирак не собираются ни платить свои долги, ни выстраиваться в кильватерную колонну вслед за нами в мировом сообществе, ни предоставлять нам военно-стратегические возможности. Вся многолетняя игра вряд ли стоит свеч.
В документе предлагалось выбрать одну страну и сделать из нее образец сотрудничества, кстати, и проверить нашу способность добиваться конечных целей. Рекомендовался Южный Йемен в силу того, что правивший там режим был «самым марксистско-ленинским», левее него в арабском мире не было. Аден в военно-стратегическом отношении был важен для влияния на Индийский океан и на Средиземное море. Имеющийся в городе нефтеперегонный завод обеспечивал бы энергоресурсами флот, авиацию. Самой стране для развития требовалось не так уж много средств. Надо было найти нефть, побольше воды, и основные проблемы были бы решены. Более того, страна удалена от основных конфликтных узлов региона. У нее нет близко расположенных противников, от Саудовской Аравии Южный Йемен отделен пустынями с зыбучими песками. Надо было замириться только с Северным Йеменом. В крайнем случае организация военной защиты от него не представляла труда.