Управление живет и работает и сейчас, в нынешнее лихолетье. Там еще много ветеранов, с которыми мы трудились бок о бок, но пришло и много молодежи. Думаю, им труднее. Опасностей у России стало больше, а друзей — куда меньше. Сил тоже поубавилось основательно. Но Родину-мать не выбирают, она нас рождает, и наш сыновний долг — оставаться с ней до конца, каким бы тяжелым недугом она ни страдала. Надо помочь ей встать на ноги, окрепнуть.

Не знаю, о чем сейчас размышляют офицеры, какими сокровенными мыслями делятся друг с другом в часы внеслужебного общения. Наша жизнь в управлении совпала со временем разложения псевдосоциалистического строя, существовавшего в СССР. Мы не только видели нарастание симптомов распада, но, казалось, даже чувствовали запах гниения пораженных тканей. За крайне редким исключением, нас обуревала тревога за нашу страну, ее экономику, за положение народа.

Наверное, первое место занимала всегда тема хлеба насущного. Многие из нас были выходцами из крестьян, сам я и пахал, и сеял, и косил, знал не понаслышке, во что обходятся рожь да пшеничка. Мы не могли понять, почему наши руководители потеряли почти целый век, так и не захотев и не сумев организовать сельское хозяйство. За этот же срок весь мир научился производить продукты питания. Китай, Индия, Иран, Мексика и др., испытывавшие хроническую нехватку зерновых, провели в короткие сроки экономические и агротехнические преобразования и стали обеспечивать большую часть своих потребностей. Одна Россия, а раньше СССР оставались полуголодными.

С самого 1929 года наша тогда бескрайняя страна начала жить в условиях ухудшающегося продовольственного обеспечения. Коллективизация привела к введению распределения продовольсгвия по карточкам в мирное время. Едва-едва сделали глоток воздуха перед войной, как навалилась трагедия немецкого нашествия с массовым голодом. Радость победы не принесла сытости. Это чувство просто неведомо подавляющему большинству ныне живущего поколения России. Оно никогда не знало изобилия мясных продуктов, молока, сыра, фруктов и овощей. Если жители столиц еще могут вспомнить что-то из этих продуктов на прилавках, то абсолютное большинство населения страны потребляло их по случаю, как радостное и редкое исключение.

Страна, где наличие пахотной земли на душу населения измеряется самыми высокими показателями в мире, где сосредоточено более 70 % мировых площадей чернозема, где разнообразие климата позволяет выращивать всю известную людям сельскохозяйственную продукцию, — эта страна закупает хлеб за рубежом. Нынешние родильные дома полупусты, нация кончает самоубийством, отказывается от продления жизни. Такой геноцид похлеще всех массовых политических репрессий прошлого. 3,5 млн. абортов только в 1991 году выглядят не менее страшно, чем миллион расстрелянных в бериевских застенках.

Ощущение приближающегося катаклизма время от времени — если не сказать конвульсивно — беспокоило вождей прежней власти. Сталин приказал сажать по Волге и Уралу лесозащитные полосы, дабы уберечь от суховеев черноземные житницы России. Хрущев велел распахать 40 млн. га степей на целине. Брежнев изображал государственную заботу о развитии Нечерноземья. Горбачев, специально вызванный из Ставрополя для разработки продовольственной программы, ограничился бумага- и словотворчеством. Нынешние руководители вообще не обременяют себя на сей счет никакими заботами, положившись на авось.

И старые, и новые власти все надежды с обеспечением минимального уровня питания и недопущением социального взрыва связывают с импортом продовольствия из-за границы. Импорт продовольствия, и прежде всего зерновых, в массовых масштабах начался вскоре после прихода к власти Брежнева и его администрации. Вот как разрастался пагубный для народа ком закупок. В пятилетие 1965–1970 годы — мы ввезли из-за рубежа 15 млн. т зерна. Россия впервые села на иглу продовольственного импортного наркотика. Правящим бездельникам такое решение продовольственной проблемы показалось самым простым и приятным. Укол следовал за уколом, привычка превратилась в неизлечимую болезнь. Уже в следующее пятилетие уровень закупок хлеба за границей возрос до 69 млн. г. В 1975–1980 годах суммарный ввоз увеличился до 119 млн. г, в 1981–1985 годах он уже составил 170 млн. т, а далее вообще пошли хаотические закупки. Сначала, когда проматывали нефтяные деньги, мы надували щеки, изображая «надежного клиента», а потом все чаще и чаще стали заискивающе выпрашивать кредиты под текущие поставки.

Нам в разведке было четко видно, как радуются США тому, что в теле СССР открылась не заживающая, а, наоборот, расширяющаяся рана, сквозь которую выливались живые соки народа. Отказывая нам в продаже всякой сложной техники, они с легкостью продолжали поставки зерна и вообще продовольствия. Всего лишь раз эмоциональный Картер попробовал приостановить поток зерна, но тут же отменил свое решение. В обмен на излишки урожая США брали у нас невозобновляемые ресурсы — золото и нефть, украденные у детей, внуков и правнуков. И главное, закрепляли у нас привычку к наркотическому импорту. Мы упорно и обильно финансировали процветающий Запад, превращая покупаемое зерно в вещество, годное лишь для удобрения.

США — великая промышленная держава, но они и главный экспортер сельскохозяйственной продукции. В 40 млрд, долл, оценивается ежегодный вывоз продовольствия из США. Это не только валюта, это еще и эффективное орудие политического воздействия.

Россия должна сама себя кормить, кормить сытно, разнообразно. Задача самообеспечения продовольствием должна быть сформулирована как национальная. Уже давно пора уважительно отнестись к своим собственным земледельцам, с которыми долгие десятилетия обращались как со скотом. Не обманывать их посулами дефицитных товаров за сданную сверхплановую продукцию. Не гнать золото и валюту за рубеж на подкормку тамошних фермеров, а направить их на свое село. Прекратить хищнический экспорт удобрений. Разработать программу расселения русских мигрантов из государств-лимитрофов на пустующих землях обезлюдевших за последние годы деревень. Установить самый щадящий налоговый режим для производителей сельскохозяйственной продукции, чтобы привлечь именно сюда первые инвестиции русского капитала. Не покупать сельхозпродукцию, а покупать семенной фонд, элитных животных, технологию. Попросить страны — экспортеры сельхозпродукции принять наших студентов и молодых специалистов на практическую стажировку в области организации сельскохозяйственного производства. И, разумеется, работать, чтобы дать народу надежду на выживание. Производство продуктов питания и есть то звено, говоря старыми цитатами, ухватившись за которое можно вытянуть всю цепь.

Сейчас Россия лишилась всего, что раньше как-то позволяло терпеть импорт зерновых и дальше. Нефтяная река на Запад высыхает на глазах, а доходы от той, что еще течет, как последняя кровь из смертельной раны, идут в большой степени мимо государственного кармана. Все построенные зерноприемные порты, увы, остались за рубежом, где за перевалку каждой тонны требуют уплаты дополнительных 15 долл. И в этой тоскливой безысходности самым крикливым требованием является лозунг «свободы купли-продажи» земли. Обратите внимание: не налаживания сельскохозяйственного производства, а именно купли-продажи. Не терпится нажить миллиардные состояния на земле, не прилагая к ней рук, не проливая пота. Кому дать землю? Это ключевой вопрос. На него давно дан ответ. Она должна быть передана тем, кто будет обрабатывать ее. И наполеоновские аграрные реформы, и линкольновский закон о гомстедах были пронизаны этой подлинно демократической идеей. Надо думать о земле как о средстве производства, а не как об объекте просто спекулятивной купли-продажи.

Я пишу эти строки в 1993 году и не могу освободиться от желания что-то добавить от нынешних страстей в те наши давние размышления о положении в сельском хозяйстве. Боль осталась той же, только стала нестерпимее.

Разведка делала, что могла, для оказания помощи нашему сельскому хозяйству. Мы добывали партии элитных семян самых различных культур, забирались в самые закрытые селекционные центры и станции. Получали документацию по технологии производства. В каждой почте в Москву содержались интересные новости о сельском хозяйстве. Эта работа не была самой трудной для добывающего аппарата, сельскохозяйственные секреты все-таки охраняются слабее, чем политические или военные, выполнимыми оказывались практически все задания. Но беда в том, что мы так и не ощутили какого-либо результата от проделанной работы. Среди сотрудников разведки получили широкое хождение разговоры о том, что, дескать, нашими материалами пользуются чинуши от науки в бесчисленных НИИ для подготовки диссертаций. Вероятно, такие случаи имели место, но и они становились возможными лишь потому, что сама система организации сельского хозяйства отвергала всякие серьезные новации. Какой смысл был, например, в наших усилиях по добыче редких первородных сортов картофеля, стойких ко всем заболеваниям, выносливых в неблагоприятных погодных условиях (в холоде, сырости), если с 1965 по 1982 год картофельное поле только в тогдашней РСФСР сократилось на 350 тыс. га из-за нарушения экономических законов!