Сам для себя я все время искал пути решения проблемы безопасности страны без очевидного смертельного риска для ее экономики, без ее экономического истощения. Мне приходили в голову самые сумасшедшие идеи. Я часто делился ими в самом узком кругу своих друзей. Например, обращая их внимание на то, что американцы никоим образом не соглашаются на наши предложения об отказе от направленного воздействия на природную среду, от идеи так называемых «метеорологических войн», более того, они активно работают в этом направлении, я высказывал мысль о том, что следует сосредоточить внимание наших специалистов на создании глобального оружия, применение которого было бы одинаково опасно для любого из противников в будущей войне. Мне представлялось, что следует отказаться от психологии, основанной на возможности победы в будущей войне; именно на этих уже отживших расчетах строили свою доктрину наши военные, но еще больше этой психологией руководствовались наши потенциальные противники. Ликвидировать такие расчеты можно только путем создания «глобального оружия», которое сделало бы бессмысленной и ненужной гонку вооружений. Собственно, такое оружие уже фактически существовало в виде ядерных вооружений. Но ведущие военные державы уже исподволь готовились к дозированному его применению, ведя работу по их миниатюризации. Велись и теоретические проработки, связанные с ограниченной ядерной войной, проводились испытания новых боеприпасов. Глобальная роль ядерного оружия размывалась. Военные опять привыкали к мысли о возможности выиграть войну с помощью ядерных вооружений.

Если партнеры не соглашались на принятие принципа «равной безопасности», его можно было заменить принципом «равной опасности». Реальная угроза всеобщей катастрофы непременно заставила бы искать пути разумного налаживания жизни на Земле. Зато мир избавился бы от непомерных расходов на бессмысленную гонку вооружений, от истощающего психического напряжения перед ожидаемым конфликтом. Кто-то даже сформулировал эти размышления так: «Что лучше — страшный конец или страх без конца?» А в самом деле, что лучше: «Умереть стоя или жить на коленях?» Я уверен, что можно было жить вечно стоя, без страха в ожидании конца. Как хорошо было бы жить в мире, где по дорогам не ползают отвратительные бронированные чудовища, в небе не выжигают кислород, оставляя шлейфы отравы, армады военных самолетов, по морям не плавают безобразные стальные ящики, набитые, как тараканами, самолетами и вертолетами, а под водой не бродят акулоподобные субмарины, несущие только смерть в своих ракетных отсеках. И все грозят, грозят, грозят… Уж лучше вместо всех этих бесчисленных и постоянно множащихся угроз иметь одну, смертельную, а потому практически невозможную к реализации, и жить спокойно.

Мне говорили, что в этом случае противостоянию двух военных блоков вынуждены будут подчиниться и другие народы, которые также подвергнутся воздействию «глобального оружия». Я отвечал, что они уже подвергаются негативному воздействию военного противостояния: они не получают для своего развития нужной помощи извне, они вынуждены защищаться в этом враждебном мире, с оглядкой на внешние факторы вести свою торговлю, политику.

Пока на внешнеполитических фронтах наблюдалось довольно беспорядочное отступление, стыдливо занавешиваемое драненьким покрывалом «нового мышления», внутри страны шел опасный, неконтролируемый процесс раскачивания лодки. В 1986 году Горбачев, в отличие от Андропова, попробовал в открытую помериться силами с националистическими партийно-государственными кланами в республиках. Он наверняка был знаком и раньше с имевшимися материалами о поведении Рашидова в Узбекистане и теперь дал им ход. Возникло так называемое «хлопковое дело», в результате которого прояснилось подлинное лицо Рашидова — очковтирателя, бая, распоряжавшегося целой республикой, как своим феодальным поместьем.

В октябре того же года из компартии был исключен Усу-балиев, недавний первый секретарь ЦК компартии Киргизии. Общая картина перерождения та же: взяточничество, обман центрального правительства, кумовство и пр. При нем всегда был второй секретарь, некто Макаренко, который тоже был исключен из партии. Усубалиев, состоявший к тому времени на партучете Общества по охране исторических и архитектурных памятников, попросил разрешения выступить в свою защиту в ходе собрания. Он в течение четырех с половиной часов говорил и говорил, пытаясь откреститься хотя бы от части грехов, но все оказалось напрасным. Рядовые члены партии остались непреклонны.

В развитие начатой политики было арестовано несколько первых секретарей обкомов Узбекистана и крупных партийных работников из Туркмении. У одного из них при аресте изъяли 6,5 млн. рублей, что по тем временам было огромной суммой.

Горбачев не представлял себе, видимо, силы сложившихся национально-партийных мафий. Несколько позже он, выступая перед камерами телевидения, называл их (имея в виду Армению) «политическими авантюристами, рвущимися к власти, мафией, противящейся перестройке». Однажды в сердцах даже бросил такую фразу: «Мы доберемся до них и в Армении, и в Азербайджане!» Нет, не добрался! «Дерево надо рубить по себе», — говорит старая русская пословица. Он только вспугнул сложившиеся группировки, насторожил их и, если хотите, провоцировал сепаратистско-националистические настроения.

Борьба с преступностью партийно-государственных верхушек в союзных республиках оказалась такой же контрпродуктивной, как и борьба с алкоголизмом. Причина — неподготовленность, переоценка собственных сил, никудышный расчет перспектив.

В конце 1986 года было достигнуто соглашение об уходе из Афганистана в течение двух лет. Этот шаг заслуживает безусловного одобрения, хотя он и был предпринят с запозданием. Обсуждая в своем кругу это решение, мы вспоминали уход Франции из Алжира, Соединенных Штатов — из Вьетнама и делали выводы о том, что последствия будут разными. И в том и в другом случае наши предшественники по интервенциям терпели военные поражения или по крайней мере убедились в невозможности достижения поставленных целей военным путем, в неприемлемости политических издержек, связанных с продолжением интервенции. В этом отношении наши судьбы были схожими. А дальше пути расходились. У Франции с Алжиром и у США с Вьетнамом с окончанием войны завершался период взаимной враждебности, начинались поиски путей сотрудничества, победители стремились к экономическому взаимодействию с побежденными, они проявляли крайнюю заинтересованность не только в сохранении, но и в развитии двусторонних отношений. Экономический фактор начинал свою вечную созидательную работу. Развязка нашего конфликта и уход из Афганистана вряд ли могли привести к восстановлению прежних, хотя бы прежних, отношений с этой страной. Мы были слишком беспомощны в экономическом отношении, чтобы всерьез рассчитывать на создание новой, более прочной основы для сотрудничества.

Запад, который с таким неистовым остервенением эксплуатировал афганскую тему в период пребывания там советских войск, чтобы нанести максимальный ущерб СССР, теперь на глазах терял интерес к этой израненной, многострадальной стране. А уж когда советские войска покинули Афганистан, сама тема отошла на далекий, задний план мировой политики. Как выяснилось, никого, собственно, глубоко и не интересовала судьба самого народа Афганистана. Никто не торопится прийти на помощь раздираемому братоубийственной войной народу, никого не волнует возросшее число жертв. Западники просто-напросто эвакуировали свои посольства из Кабула, «умыли руки» и предоставили судьбе несчастное население.

В разведке по-прежнему падал накал работы. Теперь уже с горечью вспоминаю, что нередко в руки попадали очень интересные дела, за которые в другое время, без сомнения, надо было работников представлять к орденам, а теперь интерес к ним почти угасал. Разведка потеряла своих адресатов, заинтересованных потребителей информации. Меня не покидала мысль, что наши ведущие политические лидеры пели, как глухари, свою собственную песню, не обращая внимания ни на что. Они не видели и не слышали ничего вокруг. Иногда поражало полное, стопроцентное расхождение в оценке окружающей политической действительности. Например, весной 1988 года по указанию тогдашнего председателя КГБ В. М. Чебрикова мне пришлось совершить поездку по трем прибалтийским республикам с задачей составить реальную картину политической обстановки в этом регионе. Разумеется, все основные сведения были уже известны, но лишний раз убедиться с помощью «свежего глаза» было нелишне. В течение почти трех недель я находился в поездке, провел несколько десятков встреч с представителями партийного и государственного аппарата этих республик, обстоятельно проанализировал ситуацию с нашими коллегами из комитетов государственной безопасности, побывал у представителей местной интеллигенции, в колхозах, на предприятиях. Эту поездку мы совершили вместе с опытным разведчиком генералом Ромуальдом Анатановичем Марцинкусом, литовцем по национальности, прекрасно знакомым с проблематикой прибалтийских республик.