«Придётся тебе, дочка, у нас погостевать до оказии, — говорит хозяин. — Застава-то на высоченной сопке. Туда двести тридцать ступеней. Не добраться тебе с дитём. У нас оттепель была, а потом, видишь, мороз ударил, все ступеньки обледенелые. С заставы в посёлок частенько спускаются — то на почту, то за продуктами. Вот мы и объявим везде, что ты приехала да у нас остановилась».

Поблагодарила я хозяев, и остались мы у них. День живём, другой живём, а с заставы никто в посёлок не приходит. Тут уж я разволновалась. Ведь я твоему отцу телеграмму послала, сообщила, что едем, а он не встречает, никаких вестей о себе не подаёт. Думаю: «Может, случилось что?» Граница есть граница. А тут ещё завьюжило. Крутило и свистело дня два, а потом метель улеглась, вышло солнце, всё кругом сверкает. Оставила я вещи у гостеприимных наших хозяев и пошла с тобой на заставу. И правда, сопка высоченная, ступени под снегом обледенелые. Я им и счёт потеряла. Тебя уже кормить пора. Села я на ледяную ступеньку, прикрыла тебя полой полушубка, покормила, развязала узелочек с гостинцами, которые мне хозяева в дорогу собрали, сама поела. «Ну, сынок, пошли дальше». Шла, шла и выбилась из сил. Думаю: «Может, обратно спуститься?» Глянула вниз на посёлок, а спускаться по этой наледи ещё страшней, чем вверх подниматься. А ты посмотрел на меня — словно подбодрил. Я опять в путь пустилась. Добралась до заставы только к вечеру. Папка твой, как увидел меня, просто обомлел. Не знает, то ли на тебя глядеть, то ли полушубок с меня стаскивать. Сначала ругать меня стал: зачем, мол, полезла на такую крутизну. А потом посмотрел на тебя и говорит: «Наверное, нашему сыночку на роду написано альпинистом быть».

— Нет, я пограничником буду, — сказал Жека и добавил: — Теперь про телеграмму скажи.

— Да что про неё говорить? Опоздала она. Мы её потом получили и уже не сердились. Посмеялись, да и всё.

Жека представил себе лестницу с ледяными ступеньками. Он шёл по ней, а лестница тянулась всё выше и выше, до верхнего поста. Но это уже Жека видел во сне.

Когда солдаты стоят в строю в форме и зелёных фуражках, кажется, что они похожи друг на друга. А на самом деле они разные. Приехали на остров из разных мест, по-разному жили у себя дома или, как они говорят, «на гражданке».

Вечером на заставе интересней всего, даже если нету кино. У солдат, которые не находятся в нарядах, свободное время. В армии его называют личным. На скамейке возле клумбы бренчит на гитаре Женя, в Ленинской комнате кто-то читает, кто-то играет в шахматы. А ещё вспоминают, как кто жил «на гражданке» до того, как их призвали в армию.

У Володи Кольчугина в его большом селе, которое стоит на берегу глубокой, тёмной от густых таёжных деревьев реки, есть братья и сёстры — и постарше Жеки, и помладше, родные, двоюродные, троюродные, — тётки и дядья, дедушки и бабушки, и даже есть один прадедушка и одна прабабушка. Жека взбирается к Володе на колени, сидит и слушает. Не только Жека, но и солдаты иной раз не могут понять, про кого из своих Кольчугиных говорит Володя. А Володя удивляется непонятливости товарищей.

— Да это вовсе не тот дядя Ваня Кольчугин, — говорит он. — Тот на комбайне работает и женат он на тёте Насте. А этот дядя Ваня Кольчугин — бригадир полеводческой бригады. И жена у него тётя Маша. И сын Петька здорово на баяне играет. Ну что тут непонятного?

— А у дяди Вани Кольчугина — у того, который на тёте Насте женат, — у него сын на чём играет? — посмеиваются солдаты.

— У него дочки, — спокойно отвечает Володя, — Вера, Надя и Люба — мои двоюродные.

— У вас что, всё село — Кольчугины? — подзадоривают Володю солдаты и опять смеются. Это хорошо! «В армии без шутки нельзя» — так говорит отец. И Жека смеётся вместе со всеми. Но Володя говорит всё так же серьёзно:

— Нет, Кольчугиных только половина. Есть ещё и Силантьевы.

— Про Силантьевых в следующий раз расскажешь. Уморил! — хохочут солдаты.

А у повара Гены совсем другая история. Как-то стали солдаты косить траву для лошадей и коров. Сенокос — весёлая работа. Свежий, радостный запах скошенной травы не может развеять даже курильский ветер. Лучше всех косил Володя Кольчугин. Коса у него в руках, казалось, летает сама по себе, и следом за ней ложатся ровные ряды травы. Но стоило взять эту же самую косу кому-нибудь другому, она начинала тяжело и криво шаркать по траве. То срезала одни верхушки, то сама врезалась в землю. Даже мастер на все руки старшина Костя признался, что за Володей ему не угнаться. Только Гена, ко всеобщему удивлению, справлялся с косой не хуже Володи.

— У вас что, дома корова есть? — спросил кто-то из солдат. — Вроде ты городской, а не деревенский?

— Городской, — отвечал Гена. — Только город у нас, хоть и древний, но маленький, стоит на зелёных холмах. Коров у нас не держат, а вот козы имеются. У нас тоже коза есть, зовут Виолетта.

— Виолетта? — смеялись товарищи. — Ну и имечко у твоей козы!

— А это потому, что она на балерину похожа, — улыбаясь, отвечал Гена. — И музыку любит.

— Какой же музыке отдаёт предпочтение твоя Виолетта, — классической или современной? — потешались ребята.

— Лирической, — отвечал Гена и добавлял: — А молока она даёт почти столько, сколько корова.

— А плясать она умеет?

— А петь? — слышалось со всех сторон.

— Да ну вас, — махал рукой Гена и снова брался за косу.

Когда Гену в военкомате спросили, где он хочет служить, Гена ответил:

«В пограничных войсках».

«Какая у вас профессия?» — поинтересовался кто-то из членов комиссии.

«Повар», — тихо ответил Гена и покраснел. Граница — и вдруг повар. Ну, кому он там нужен? Ещё будут смеяться. Но никто не смеялся.

«Повар — это хорошо», — сказал военком. Так Гена стал пограничником.

Но больше всего Жеке любопытно, когда солдаты показывают друг другу фотографии своих любимых девушек. Взрослые думают, что ребятам про любовь не интересно. Ничего они не понимают! Ещё как интересно! Во всяком случае, Жеке. Вот Володя Кольчугин принёс из тумбочки фотографию величиной с открытку. Жека уже не раз её видел и опять пролез поближе, рассматривает. Круглолицая девушка с длинной толстой косой — Володина невеста Таня. А у Юрочки Снегурочки на карточке девушка с короткой чёлкой. Они с детства дружат. А вот эту девушку Жека видит первый раз. Женя Гитарист отложил свою гитару и тоже показывает фотографию. Сразу видно, какая у него весёлая приятельница — вся в кудряшках, в волосах какая-то корона, как у принцессы из сказки.

У каждой девушки на лице улыбка. Кажется, что девушка улыбается тому, кому подарила фотографию. Потому что на другой стороне открытки написано: «На долгую память» или «Дорогому» — и стоит имя того, кого девушка считает дорогим. Все девушки красивые. Но самая красивая, умная и замечательная — Лида. Так считает Гена.

— Вот она — Лида! — Гена осторожно касается пальцем лица рослой девушки в центре фотографии.

Конечно, иначе ведь не узнать, где Лида. На снимке весь Генин десятый класс. Лида тоже улыбается, но кому — непонятно. Во всяком случае, не Гене. Вот он и сам, Гена, на этой фотографии. Стоит где-то сзади Лиды. Едва виднеется его чуб, глаза и половина носа. Это потому, что Гена, как он сам про себя говорит, ростом не вышел. «Ну и что же, что ростом не вышел? — думает Жека. — Зато Гена замечательный человек. Добрый и работает на своей кухне быстро и ловко».

«Повезло нам с поваром!» — хвалит Гену начальник заставы, Жекин отец.

Солнце то выглянет из облаков, то спрячется. На их острове так часто бывает. Жека любит, когда светит солнце. Прибрежная полоса становится светло-жёлтой, в зелёных сопках ярко горят красные тюльпаны, синеет океан, отливает светлым серебром речушка. Речек на острове много. Это, скорей, не речки, а ручейки, но все называют их речками. Весной или во время дождей они наполняются водой, бегущей с сопок, и разливаются широко-широко. Неподалёку от заставы протекают две таких речки. Одна — с одной стороны, другая — с другой. Сейчас они совсем узенькие и неглубокие. Жека может перейти их, не набрав в сапоги воды. Но мама строго-настрого запретила ему уходить далеко от дома. И чтобы не было споров, что такое далеко, сказала: «Гулять только от речки до речки!»