«Если я обязана исполнить обет», — говорила она себе, — «то Георгий его исполнять вовсе не обязан. Соглашение было нарушено моим отцом, поэтому я не вправе от него чего-либо требовать. Да и не хочу я ничем его связывать, но если бы он избрал меня добровольно, я день и ночь готова благодарить Пресвятую Деву».

Образ юноши сразу запал в ее сердце, и она уже знала, что это ее избранный.

Прошло несколько дней, а он не показывался, зато опекун приходил слишком часто.

Она уже стала отчаиваться, думая, что при первой встрече своим голым телом оскорбила целомудрие юноши и тем внушила к себе отвращение, как встретила его однажды в саду.

Увидев ее, юноша быстро повернулся, как бы желая бежать, но овладел собой, подошел к Марии и, взяв ее за руку, произнес тихим голосом:

«Бойтесь опекуна, это злой человек, и в минуту опасности не забывайте обо мне. И знайте: на всей земле у вас нет друга более преданного вам, чем я».

Потом, бросив на нее восторженный взгляд, скрылся за деревьями.

Мария так была поражена происшедшим, что дрожала всем телом. Теперь она была уверена, что не противна ему, и эта мысль наполняла ее блаженством.

Чем чаще становились посещения опекуна, тем больше думала она о своем возлюбленном и тем больше хотела его увидеть.

Георгий же, каждую ночь видя ее во сне так, как увидел в лесу в первый раз, просыпался, дрожа от страсти.

Опекун скоро заметил его волнение и как-то сказал ему:

«Мне кажется, что вы не на шутку увлеклись молодой девушкой. В ваши годы это опасно, поэтому постарайтесь о ней не думать. Кроме того, она низкого происхождения, и о ней нельзя думать серьезно».

Услышав это, Георгий вскочил в гневе. Он крикнул опекуну, что не позволит так отзываться о той, чью чистоту можно сравнить с чистотой Мадонны.

«И кроме того», — прибавил он, — «если я избрал ее своим сердцем, никто не смеет становиться мне на дороге».

В ответ на это опекун засмеялся и вышел из комнаты.

«Все же опасно», — думал он, выходя, — «ждать, пока у звереныша отрастут когти».

В тот же день он отослал из имения наиболее старых слуг и оставил только тех, на кого мог положиться.

Вид опекуна внушал Марии страх. Смутно она догадывалась о его скрытых помыслах, но, дорожа близостью к Георгию, решила терпеливо нести новые испытания.

С каждой встречей опекун становился настойчивее; он уже не довольствовался отдаленными намеками и переходил к открытой игре.

Раз он пришел к Марии поздним вечером и, прикрыв за собой двери, попросил разрешение переговорить о важном деле.

Думая, что разговор будет о ее возлюбленном, Мария согласилась, но с первого же его слова поняла, что ошиблась.

Глаза его в этот вечер сверкали, как никогда, и голос звучал глухо.

«Послушайте, красавица», — сказал он, — «вы наверно уже догадались, что мое сердце занято вами, отчего же вы напускаете на себя неприступность? Знайте, не было еще женщины, которой бы я не обладал, если хотел этого. Я не знаю, кто вы. Судя по вашим рассказам, вы — бедная девушка, судя по вашему виду и обращению, вы — больше того, что говорите, — но, будь вы самой святой Агнессой, я все равно овладею вами. Я дам вам большие богатства, все удобства роскоши и все радости, связанные с нею. Посмотрите на меня: я не стар, не урод, и многие дамы отдались бы мне с радостью. Я обещаю бросить для вас всех женщин, но взамен требую покорности и верности».

Услышав это, Мария гневно ответила:

«Господин! Бог отнял у меня все, что я могла иметь, но у меня осталась честь, и она не продается. Горе тому человеку, который полагает цену любви в золоте. Уйдите от меня, вы мне нестерпимы».

Когда же он стал доказывать, что она отталкивает свое счастье по неопытности, Мария в большом волнении произнесла:

«Послушайте, если в вашем сердце есть честь, оставьте меня. Поймите, на всем свете есть только один, кто может быть моим господином, и я день и ночь молю Бога, чтобы он позволил мне быть последней служанкой Георгия».

Тогда опекун заскрежетал зубами от ярости и крикнул:

«Ты сама произнесла своему любовнику смертный приговор. Но, клянусь сатаной, никакая сила в мире не поможет тебе, и ты все равно будешь принадлежать мне. Знай, каждую минуту я могу взять тебя силой и сделаю это».

И, позвав самых преданных слуг, он велел им стеречь Марию, а сам быстро вышел из покоев, расточая хулы и проклятия.

Только теперь догадалась Мария, каким опасностям подвергла Георгия, но напрасно она умоляла слуг выпустить ее и предупредить юношу; они были непреклонны.

Опекун тем временем собрал остальных слуг и, частью обещанием наград, частью угрозами, заставил их схватить Георгия и заточить в старой башне, куда сквозь узкое оконце едва проникал дневной свет.

Чтобы продлить мучения счастливого соперника, он решил уморить его голодной смертью.

Кому придет в голову подозревать убийство?

Что же касается Марии, то никто в этом крае не знал ее, и, по-видимому, она была одинока.

После того, он еще три дня убеждал ее отдаться добровольно, пока она не заявила, что предпочтет смерть позору. На четвертую ночь он призвал слуг, приказал им раздеть девицу и привязать веревками к постели; они исполнили это очень охотно, потому что каждому хотелось увидеть красавицу обнаженной и, как бы нечаянно, потрогать ее тело.

Когда слуги ушли, он тоже разделся и подошел к Марии. Несчастная тихо стонала, не будучи в силах что-либо предпринять в свою защиту, и он долго любовался ее страданиями и видом прекрасного тела.

Страсть в нем горела, а сознание близкого обладания доставляло ему необычайное наслаждение.

Когда он лег с нею рядом, Мария, считая себя уже погибшей, начала горячо молиться Богу, и из глаз ее побежали крупные слезы.

Она просила Деву Марию оказать чудо и спасти ее.

В эту минуту она стала столь прекрасной в своем отчаянии, все ее тело засияло таким светом невинности, что изверг совсем потерял голову.

И вот произошло то, чего он никак не ожидал.

Его желания распалились до последнего предела, и он не успел донести до нее своей похоти.

Торопливо одевшись, он вышел в бешенстве, а Мария громко возблагодарила Бога за оказанную милость.

То же происходило и во все последующие ночи.

Семь раз погружалась Мария в бездны отчаяния и семь раз возносила небу горячую хвалу.

На десятый день заточения юноши тиран убедился в своей неспособности исполнить преступление.

Он пришел к Марии и сказал:

«По причинам, мне неизвестным, я принужден оставить тебе девственность, но не радуйся заранее. Твой возлюбленный уже десять дней находится без воды и пищи, в эту же ночь я велю заточить и тебя вместе с ним. Ты будешь свидетельницей его последних мучений, и в этом будет тебе награда за твою добродетель. Теперь мне не страшно его соперничество: чего не мог сделать я в своей силе, того не сделает он в своей слабости. Звереныш уже не двигается и находится при последнем издыхании».

По его приказанию слуги схватили Марию и отвели в башню, где томился Георгий. Они заперли за нею тяжелую дубовую дверь, окованную железом, и передали ключ своему господину, и тот забросил ключ в озеро.

Едва закрылись двери, как Мария услышала слабый стон, доносившийся из угла. Держась руками о стены, она подошла в темноте к тому месту, откуда раздавались стоны, и скоро наткнулась на беспомощно распростертое тело возлюбленного. Истомленный голодом, он, казалось, не мог пошевельнуть ни одним членом, но, узнав голос Марии, протянул к ней руки и сделал попытку приподняться. Затем снова упал.

Осыпая ласковыми именами, Мария приподняла юношу и старалась привести его в чувство. Она положила к себе на колени бессильную голову и поцелуем пыталась вдохнуть жизнь в его уста, орошая их слезами.

Так прошла ночь, и наступило утро.

Но напрасно она окликала Георгия, напрасно сжимала его в своих объятиях, он уже наполовину принадлежал смерти, и только случайные вздохи его говорили о жизни.

Всмотревшись в его исхудалое лицо, Мария поняла, что он должен умереть.

Ей показалось, что ее собственное сердце перестает биться и ее собственная кровь перестает двигаться в жилах.

И снова обратилась она с горячей молитвой к Пресвятой Деве, прося у нее заступничества и помощи. Молитва принесла ей краткое облегчение.