некоторое время, собралась идти назад, во дворец. Чанакья вышел вместе с ней и, вместо того чтобы

попрощаться со служанкой у храма Владыки Кайласы и вернуться к себе, пошел дальше, не прекращая беседы.

— Со мной идет мой телохранитель, — заметила ему Вриндамала. — Зачем благородному брахману

утруждать себя? Уже так поздно.

— Для меня в этом нет никакого труда, — отвечал Чанакья. — И мне совсем не хочется спать. Я провожу

тебя. Кстати, мне хочется кое-что рассказать тебе.

Вриндамале было интересно, что же такое хочет рассказать брахман, но из скромности она промолчала и

не задала никаких вопросов. Чанакья же не сразу начал разговор. Часть пути они прошли в молчании, потом он

заговорил:

— Вриндамала, до сих пор я не говорил тебе, кто я такой и откуда пришел. Сегодня хочу рассказать. Я

служу радже киратов и пришел сюда по его поручению. Вернее сказать — приходил, потому что дело уже

окончено и через день–другой я ухожу обратно. Но осталось еще одно поручение — увидеть Мурадеви,

рассказать ей, зачем посылал меня в Паталипутру раджа киратов, и тогда я со спокойной душой смогу уйти

отсюда. Я думал, как это сделать, и решил, что лучше всего я напишу Мурадеви письмо, а ты передашь его. Ах,

Вриндамала, нужно ли говорить, как горевал раджа киратов, узнав о страданиях и муках, выпавших на долю его

сестры! Но что мог он сделать? Раджа Дханананд слишком могуч, чтобы затевать с ним ссору. Какой прок

вступать в безнадежную борьбу? И Прадьюмнадев смирился. Но Майядеви, мать Мурадеви и Прадьюмнадева,

все эти годы не находила успокоения и нет-нет да начинала вновь молить сына, чтобы придумал он средство

вызволить из беды свою сестру, вернуть ее под родной кров. А тут, когда объявили о торжестве наречения

Сумальи наследником престола, среди других получил приглашение, вернее сказать — приказ, явиться на

праздник и Прадьюмнадев. Узнав об этом, Майядеви стала заклинать его поехать к Дханананду и выручить

сестру. “Я стара уже, — говорила она сыну, — и не могу умереть, не повидавшись с ней”. Но что мог сделать

бедный Прадьюмна, который и царское имя свое носит лишь по милости Дханананда? Какую силу мог он

противопоставить могучему радже? Да и не хотелось ему присутствовать на торжестве того, кто занял место,

принадлежавшее по праву сыну его сестры. Потом и Майядеви стала его отговаривать, и он решил не ехать сам,

а послал меня поглядеть, как и что здесь происходит и можно ли надеяться освободить Мурадеви. Никто из нас

представить себе не мог, что в ее жизни случится такая перемена и раджа не только простит ее по случаю

великого торжества, но и вновь приблизит к себе. И вот от тебя я узнал, что все именно так и произошло.

Значит, дело, ради которого я был послан сюда, уже уладилось. Узнав об этом, я мог бы теперь уйти. Но что,

если Прадьюмнадев спросит, видел ли я сам Мурадеви, убедился ли своими глазами в ее счастье? Что я отвечу?

Поэтому прошу тебя: завтра я напишу письмо, ты передашь его своей госпоже. Если она захочет со мной

повидаться, я готов прийти к ней в любое время. Пусть она скажет, что передать от ее имени Майядеви и

Прадьюмнадеву, и я отправлюсь в обратный путь.

Вриндамала молчала. Она, не перебивая, выслушала всю длинную речь Чанакьи. Ее потрясло, что

брахман, явившийся посланцем от раджи киратов, столько времени молчал об этом. Ее наивному уму

недоступна была догадка, что всю свою историю он сложил из сведений, почерпнутых из ее же собственных

рассказов. Она была искренне изумлена, как он мог столько дней таиться от нее и не обмолвиться ни словом. И

Чанакья, будто угадав ее молчаливый вопрос, добавил:

— Вриндамала, о том, что я рассказал тебе, не говори благостному Васубхути. Я не посвящал его в свои

планы. Я пришел в Паталипутру с тайным поручением раджи киратов, так зачем монаху знать об этом? Чтобы

сохранить тайну, лучше всего не доверять ее никому. От одного к другому, от другого к третьему — так и до

приближенных раджи она легко может дойти, а там уж и самому радже недолго обо всем узнать. И тогда

неизвестно, как обернется дело. Меня-то Дханананд просто выгонит из Магадхи, а вот Прадьюмнадева ждет

кое-что похуже: раджа наверняка найдет способ наказать его за недобрый умысел, за посылку тайного

соглядатая в столицу. Я решился довериться тебе, потому что вижу, как ты предана своей госпоже. Мне пора

уходить из Паталипутры, но прежде я хочу увидеть Мурадеви в счастье и благополучии, услышать от нее слова

привета матери и брату — тогда я смогу вернуться к киратам. Я хочу, чтобы ты помогла мне увидеться с твоей

госпожой. Завтра я дам тебе письмо для нее, а там будь что будет. Майядеви успокоится, узнав, что дочь ее

снова живет в радости, а уж что не пришлось ей сына своего увидеть наследником престола Нандов — что тут

теперь сделаешь?

Искренность тона, сочувствие, звучащее в голосе Чанакьи, окончательно подкупили Вриндамалу. Она

бесконечно обрадовалась, что принесет счастливые вести своей госпоже, и одобрила то, что брахман до сих пор

держал в тайне свои цели. Но она посоветовала ему не скрываться больше от Васубхути, сказав, что монах

никогда не сделает ничего такого, что могло бы повредить их планам. На прощание она уверила Чанакью:

— Вы напишите письмо — я обязательно передам его госпоже. А пока расскажу ей обо всем сама. Я

знаю, она обрадуется вестям и захочет увидеть вас.

Чанакья улыбнулся ее словам и сказал:

— Наверное. Какая женщина не пожелает увидеть человека, пришедшего к ней с приветом от матери и

брата? Теперь я попрощаюсь с тобой. Воистину я был счастлив узнать, как ты любишь свою госпожу. Твое

поведение достойно настоящей служанки. Да продлит господь твои годы, чтобы до конца дней своих ты так же

преданно служила своей госпоже, как теперь. Не сердись на меня, что я не сразу открылся тебе. Так было

нужно. Дело, ради которого я явился сюда, требовало строгой тайны. Прежде чем открыться, я должен был

твердо знать, с кем я говорю. Теперь тебе все обо мне известно. Мне осталось только повидаться с Мурадеви, и

это дело я отдаю в твои руки. Думаю, что, узнав, кто я и зачем пришел, она сразу призовет меня к себе. Теперь

ступай. И я пойду. Я и так уже задержал тебя.

Распрощавшись, Чанакья и в самом деле хотел поскорей уйти. Он боялся расспросов Вриндамалы и

спешил удалиться, пока у нее не возникли сомнения. Однако он помедлил еще, чтобы дать последний совет:

— Вриндамала, будь осторожна, когда станешь рассказывать обо всем своей госпоже, чтобы, не дай бог,

кто-нибудь не услышал. А то ее враги ждут любого повода омрачить ее счастье и ввергнуть в пучину бед. Я

знаю, тебе не нужно говорить об этом, но я очень тревожусь за тебя и твою госпожу, поэтому и считаю

необходимым предостеречь лишний раз.

Расставшись со служанкой, Чанакья повернул назад, а Вриндамала пошла дальше своим путем. Мысли

стремительным потоком проносились в ее голове, но ни на секунду не усомнилась она в словах Чанакьи, ни на

одни миг не возникло у нее мысли, что сказанное им — ложь. Она думала лишь о том, как обрадуется ее

госпожа, когда она передаст ей рассказ Чанакьи, как счастлива будет она побеседовать с брахманом о том, что

делается в ее родительском доме. Но вместе с радостью в сердце Вриндамалы проник страх — не дознался бы

обо всем раджа. Она хорошо знала, как переменчив нравом Дханананд. Вдруг он снова лишит Мурадеви своей

любви, если узнает, что к ней тайно явился посланец от брата? Никогда невозможно предугадать, что подумает

и как поступит своенравный раджа. Поэтому они должны быть очень осторожны. С таким решением вернулась

во дворец Вриндамала.

Мурадеви все силы и все время отдавала теперь служению Дханананду. Ей нужно было не дать ослабнуть